Милиционеры вернулись ко мне. Тот, который надевал наручники, открыл мою дверцу, знакомо издал:
- Давай.
И снял их.
Я спрыгнул на землю. Спросил:
- Могу идти?
- Сказали, отвезти, куда скажешь. - Полученным распоряжением он был не особо расстроен.
Я влез на его место. Рядом с водителем.
- Куда? - спросил тот.
Я не думал.
- Давай за «Скорой».
В тяжеловесном, мрачном коридоре «еврейской больницы» пахло, как в прихожей коммунальной квартиры. Сидя на подоконнике, я вдыхал коктейль, состоящий из ароматов непросохшего белья, горелой каши. туалетной хлорки и медикаментов. Ждал, когда мне позволят навестить потерпевшую.
Первый час ее держали в манипуляционной. Потом с наглухо замотанной головой перевезли в палату.
На мой вопрос: «Как она?» - и врач, и сестры ответили банально:
- Все в порядке.
Впрочем, судя по их беспечным лицам и походкам, не врали.
Прошло уже минут сорок с тех пор, как к пациентке вошли двое в строгих рубашках и при одной на двоих папке.
«Не терпится же». - думал о посетителях, расстроившись тому, что ожидание продолжилось.
Чего хотел - я и сам не знал. Уж во всяком случае, не допрашивать.
Хотя вопросы одолевали.
В фильмах врачи имеют манеру предупреждать сыщиков, жаждущих допросить больного: «В вашем распоряжении десять минут».
Эти нетерпеливые посетители бессовестно проторчали в палате больше часа. и никто их не торопил. Наконец вышли. Зыркнув сосредоточенными взглядами на меня, зашагали к выходу.
В палате было прохладно, тихо и неуютно. Единственная, похожая на инквизиторское ложе. кровать стояла в центре, изголовьем к окну.
Я. глядя во все глаза на обмотанную сферу с прорезями для носа и губ, приблизился к ложу, присел на стул.
Догадывался, что удалившаяся парочка вряд ли битый час проторчала здесь, всего лишь сочувственно разглядывая потерпевшую. Пациентка, конечно же, слышала и могла говорить.
- Привет. - сказал я.
- Привет. - просто отозвалась она. И спросила: - Ты один?
Слышно ее было вполне сносно. Не хуже, чем тогда, ночью.
Я кивнул. Спохватившись, ответил:
- Один.
Мы помолчали. Что говорить, я не знал. Спросил:
- Как тебе там?
- Темно.
- Больно?
- Уже не так.
Снова затихли. Я подумал, что мы с ней не умеем разговаривать ни о чем. Ни разу не пробовали, и учиться этому теперь было поздно.
Похоже, и она считала так же, потому что сказала:
- Запиши номер сейфа и код.
- Запомню.
- Нет. запиши. - Она продиктовала шесть цифр. Две и через паузу еще четыре.
Я записал их на полях долларовой купюры. Спросил:
- Камера хранения?
- Платный сейф в банке. Там пленка.
Мы опять помолчали. Я не решался спрашивать. Она начала сама:
- Ты был прав. Это надо уметь…
- Как они тебя нашли?
- Не знаю. Я оставила записку на лобовом стекле их машины. Написала номер счета, на который он должен перевести деньги, и предупредила, что пленка в надежном месте.
- Когда это было?
- Ночью. А утром к открытию поехала в банк. И там он меня нашел.
- Кто?
- Напарник. Я сдала пленку на хранение, собиралась выйти, но увидела машину. Мне показалось, что он не знает, что я уже в банке. Но он ждал, когда я приду.
- Зачем тебе нужен был банк?
- Думала, будет надежней. И Тренер говорил, что, если бы тот дурак спрятал фотографии в сейфе банка, пришлось бы заплатить.
- Потому тебя и вычислил, - сообщил я.
- Но банков много.
- Вещи на хранение в городе берет только один. Небось видела рекламу на Малой Арнаутской?
- Да, - ответила она после паузы.
- И он ее видел.
Я спохватился:
- Ты - как? Менты час донимали, теперь - я.
- Ничего. Лучше разговаривать, чем молчать в темноте.
- Какой счет ты им дала? - спросил я.
- Как какой?… - Она не произнесла: «Бориса». Но удивилась, как мог этого не понять.
- Мне звонила из банка?
- Хотела позвонить из банка, но там телефон был занят. Из вестибюля следила за машиной и поняла, что напарник - один. Он выходил и ставил ее на сигнализацию. - Она рассказывала спокойно, не спеша, время от времени делая паузы. - Потом увидела, что машины уже нет. Подумала: уехал. Подождала немного и вышла. Пошла до сквера, гляжу: машина - рядом. Я сразу к людям. Там были женщины с детьми. И одна - с мобильником. Крутая такая мамаша, вся в бриликах. Я увидела, что этот ублюдок звонит. Поняла, что Тренеру. Попросила мобильник у женщины и позвонила тебе…
- Почему не в милицию?
- Не хотела, чтобы его взяли.
Ну, конечно же… Она до конца рассчитывала, что получит деньги.
- Он приехал намного раньше меня?
- Не намного. Стал требовать пленку. Я уперлась, что ничего не знаю. Но он предупредил, что… - она осеклась, - сделает… это. А потом, если все равно не отдам, - убьет.
Мы оба долго молчали.
- Я буду страшной? - спросила вдруг она.
- Нет, - ответил я, как мог, деловито. - Все можно исправить.
- Я не хочу быть такой, как он.
- Что ты несешь?
- Если отдать пленку милиции, это поможет Борису?
- Он выкрутится. - сказал я. - Зря переживала.
- Он спрашивал обо мне?
Я не успел ответить. Дверь распахнулась, в проеме возник здоровенный строгий тип, больше похожий на вышибалу, чем на медика. Если бы не белый халат, я бы решил, что он из одного выводка с теми двумя, что уже побывали здесь.
- Больной перенапрягаться вредно, - поведал он. - Приходите завтра.
Я встал. Пожал вытянутую поверх одеяла бледную руку. Пошел к двери.
- Погоди. - сказала она мне в спину.
Я виновато глянул на здоровяка, вернулся к ложу.
- Ты здесь? - спросила она неожиданно тихо.
- Здесь. - Я наклонился к забинтованной сфере.
Она сделала короткую паузу и выдала:
- Твоя Ольга - ни при чем.
Я вздрогнул. Глупо поглядел почему-то на ожидающего в дверях вышибалу и сглотнул.
- Она ничего не знала. Это я подговорила Гошу…
- Зачем?
- Чтобы ты искал деньги.
Несколько кварталов по Мясоедовской я прошел пешком. Бывает, упившиеся оправдываются: голова ясная, а ноги не несут. У меня было наоборот. Ноги несли, но в голове плыл туман. Причем, как и положено туману, накатывал клочками. То сгущаясь, то разряжаясь.
Я то хмелел от мысли, что все мои подозрения насчет Ольги оказались бредом, то трезвел от угрызений совести: как мог подозревать ее. Почему-то больше всего коробило сейчас не воспоминание о гуманитарной измене. Муторнее было от другой картинки. В ней Ольга, не дождавшись привычного поцелуя, по-детски растерянно смотрела мне вслед. Тогда она еще не знала, что здорова.
Вспоминая об этом, хмуро шипел:
- Гад…
И вновь возвращался к тому. что она у меня есть.
Осознание того. что мы с Ольгой разбогатели, пока не беспокоило. В тумане ему не удавалось развернуться.
Уйма вопросов потихоньку начинала донимать меня. Где были тогда деньги? Как Ольга восприняла допросы? Где она сейчас? Но больше всего я жалел, что пропустил тот момент, когда она узнала, что здорова.
У подъезда с удивлением взглянул вверх, на крышу соседнего лома. Чего только не напроисходило за последние несколько дней.
Сунув ключ в дверь своей квартиры, подумал точь-в-точь как тогда, когда впервые увидел явившуюся на студию посетительницу: «Такое уже было». Потому, что ключ не проворачивался.
Но зато почти сразу же открылась дверь.
- Привет. - издала безмятежно улыбающаяся Ольга. И прильнула ко мне, вошедшему.
Она совершенно не помнила нашу последнюю встречу.
- Привет, - снисходительно отозвался я.
Дав ей чуток повисеть на себе, прошел в комнату. Спросил у нее. оставшейся за спиной:
- Ты как?
- Соскучилась.
- Это понятно. Как все остальное? Нервничала?
- Чуть-чуть. Я знала, что они врут. Ты бы мне сказал сразу…
Я подошел к окну. вновь поразглядывал крышу напротив. Не потому, что это было интересно. Не хотел, чтобы Ольга видела мои глаза.
- Все кончилось? - просто спросила она, подойдя сзади. Прижавшись к моей спине. - Тебя уже не ищут?
- Кому я нужен. - сказал я.
Она не сказала: «Мне». Только прижалась покрепче. Потом высказалась:
- Хорошо, что деньги не понадобились. Как бы потом отдавали.
- Где ты их держала? - спросил я уныло.
- Хорошо, что перепрятала, - оживилась она. - Когда ты приходил последний раз. кто-то рылся в моих вещах. И в постели искал…
- Да? - удивился я. - И где же они были?
- Под паркетом нашла дыру. Прятала в ней.
- Хитрая, - заметил я кисло.
- Правда? - почему-то обнадеженно спросила она. Я усмехнулся. Подумал о том, что два афериста для одной семьи - это слишком много. Особенно если оба они бездарны.
О том, как дела у Борьки, я узнал от него самого через три месяца после описанных событий.
Была едва тронутая снежком середина ноября. Борьку встретил случайно на Дерибасовской. Он был с женой. которая все время, пока мы разговаривали, прижималась щекой к плечу мужа, держа его под руку.