Вытесненный временем в киоск, на обочину Центрального проспекта, но наученный жизнью о ней, жизни, думать, человек Карабасов хотел понять, что же, наконец, происходит, и предугадать, как уже не раз удавалось ему в жизни этой самой, чего ему, пенсионеру Карабасову, ждать от нее, жизни, завтра. Впрочем, если бы Карабасова попросили сформулировать это свое желание вслух, он бы просто сказал, что стремится понять, чего оно, время это новое, требует лично от него.
Hо ни на один из этих жизненных вопросов четкого ответа XIX-я Всесоюзная партконференция ему не дала.
Возможно, как предположил по рассуждению Карабасов, их у нее у самой не было. Во всяком случае он, добросовестно прослушавший и просмотревший всё, что передали, таковых не обнаружил. Однако выводы кое-какие, его лично касающиеся, всё же сделал. Именно: 1) в Москве будет сооружен памятник жертвам репрессий (вопрос: всем, что ли, кто сидел с 34-го по 53-й, чохом? или только реабилитированным и восстановленным в партии? туман...); 2) "Московские новости", как он и предполагал, не сегодня-завтра прихлопнут или, во всяком случае, оставят только на зарубеж; 3) "Огонек" хочет начать опять выявлять "врагов народа" на уровне как минимум ЦК союзных республик (вопрос: с чего бы это? сами же через номер 37-й год сквозь зубы поминают, чуть не плачут), но Политбюро ? против (неясность: почему?); и с самим "Огоньком" тоже неясность: редактор что, тот же самый останется? (плохо: с редактором ? ладно, им виднее, но во всем прочем таких неясностей на государственном уровне быть не должно). И, наконец, последнее, главное: страной не сегодня-завтра будет управлять народ, а не правительство. А что ? кто! ? такое народ? Он, например, Карабасов, ? народ? Hет. Зять Юрка ? народ? Хрена с два!.. Раньше было всем понятно снизу доверху: страной, то есть народом, управляло правительство, и было ясно, кто кому главный. А теперь как? Партия-то, выходит, тоже не народ, если она получается от правительства отдельно? А правительство, оно ? народ или нет? Да народ же ? лес, сучья, трава, табак, прах, в конце концов, и пепел! И он, Карабасов, тоже ? травинка, былка, крошка табачная, на понюх не хватит... А правительство ? егеря и лесники, пропольщики и дровосеки, на что им лесом ? самим! ? право выдано. А иначе ? как это? Трава над лесником? Hо это, впрочем, был уже вопрос скорее философский, чисто теоретический, чем имеющий отношение к реальному делу, потому Карабасов, на него выйдя, тут же его и бросил, оставляя на будущее в твердой надежде ответ получить уже известный.
Исписав таким образом строгим стремительным почерком три тетрадных листа (старая, довоенная еще привычка формулировать неясное на бумаге для выявления сути), Карабасов отложил ручку уже и подвел уже просто себе в голове, без бумаги, личные свои итоги: правды, как он понял еще в возрасте под пятьдесят, в единственном числе не знает никто; правд много, но ему, Карабасову, достанет и одной, первой из известных (вспомнилось из песни: "Hе вини коня, вини дорогу, и коня не торопись менять", это было сказано точно: коней много, а свой ? один, самый-самый...).
И вот тут, на этом самом месте, мысль Карабасова вдруг встала, будто встретившись со стеной. Стена была красного, с редкими темными выщербинами, кирпича, ливнями мытая, молниями колотая, на крови стоящая, старая, от времени потрескавшаяся, но ? Стена, а не "памятник архитектуры".
И спросила Стена Великая у него, Карабасова, члена КПСС с 1937 года: "Как, и тебя увлекли? И ты поддался?" "Hет, ? сказал Карабасов. ? Hет, клянусь. Я верен Партии." "Hо Партия решила неверно? Ты, коммунист Карабасов, не согласен с решением Партии? Ты подверг его сомнению и, значит, тоже стал перестройщиком?" "Hет, ? повторил Карабасов. ? Hет! ? закричал он. ? Я записал всё, что думал, и ты можешь проверить. Здесь нет ни слова против Партии! Я помню о партийной дисциплине и готов отвечать за то, что подумал." "Hо ты, коммунист Карабасов, вошел в рассуждение о Партии и народе и тем самым попытался разделить целое на часть и часть." "Да, я ошибся, ? и Карабасов повинно опустил голову. Я спутал, оступился. Hо теперь я всё понял. Я больше не хочу их мутной свободы, каким бы умным плюрализмом она не прикидывалась. Я помню о дисциплине. Да. И я соглашусь с Партией, если она действительно потребует плюрализма вместо социализма. Клянусь." И Стена отпустила его.
Hе колеблясь ни мгновения, он тем же четким почерком проставил под последними записями в новой, едва начатой им тетради дату: 2 июля 1988 г. и ? подпись. После чего уложил тетрадь в "стенку", на самый низ ящика, в котором хранил все документы, орденские планки и партбилет.
Сейчас он смотрел сквозь проходящих за стеклом киоска людей на машины, останавливающиеся перед красным светом светофора, и думал и времени. О том, что до войны, когда он сам был по возрасту таким же как этот линялый, не было еще никаких таких значков. То есть праздных значков вообще не водилось, а те, которые носили тогда, выдавались за отличие или, по меньшей мере, за участие в каком-либо общественно значимом деле: МОПР, "Готов к ПВХО", были еще значки БГТО двух ступеней, "Ворошиловский стрелок"... И никто тогда не мог просто так, за пятнадцать копеек (о, тогда бы это был рубль с полтиной!) купить их где-нибудь, не то чтобы еще и знак XVII-й, положим, партконференции... Когда же она была? Hет, он, Карабасов, помнил: почти перед самой войной проводилась она, в январе либо феврале 1941-го. Это была третья пятилетка. Тогда всё было по-другому. И жил он тогда в Москве. Сюда, в Лучино, они с Галиной Сергеевной перебрались уже в 60-х: в 1962-м, если точно. В 60-х он тоже что-то почувствовал и ? ушел "на гражданку". Hо это было только полдела, а он, как всегда, продумал всё до конца. И вот они с Галиной Сергеевной и десятилетней Валькой перебрались в Лучино, из двух московских ? в три лучинских комнаты. Hет, он не ошибся, приняв тогда непростое решение убраться из столицы, из-под "фонаря", в тень, хотя... Да, это был его первый самостоятельный шаг. (Да нет, какая там самостоятельность. Тогда она состояла в том, что он сам почувствовал, чего от него ожидает Партия, и поступил, пусть и без команды, именно так, как требовалось.) Это был первый шаг в сторону обочины.
Бильярдный шар, скакнувший за борт зеленого стола на пол и откатившийся чуть в сторону, вот что такое он тогда. И никто не имеет права упрекнуть шар за это. Виновно время: кий, пославший шар именно туда. Разница только в том, что кий никогда не стремится избавиться от шара таким образом. В бильярде это возможно только в случае неточности или ошибки...
Мария.
Карабасов увидел, что через проспект к нему, к его киоску, направляется Мария.
Супруга его, Галина Сергеевна, умерла в 1983-м. Таким же... Да нет, какое там таким! Летом, похожим на это разве что своею погодой.
Вышла она, часу в десятом вечера, спустилась во двор, на площадку, трясти половики и...
Он тогда не почувствовал ничего. Hаверное, потому что гибель одной былинки не значит ничего для партии или государства. А она была к тому же беспартийной, супруга его, Елена Сергеевна. Именно поэтому.
Смерть ее обнаружилась только утром, потому как сам он, нормально соблюдая режим, лег спать в 21.40. А в 6.50 утра (сам он вставал в 7.30) его разбудили соседи, выходившие на работу раньше, и он как был, в пижаме одной, выбежал на ту площадку.
Галина Сергеевна уже была укрыта простыней. О ней уже позаботились. Ему рассказали, что она лежала, зажав в руке венчик для половиков. Причина смерти ? давление.
Потом ему было трудно. Галина Сергеевна служила ему так же, как сам он служил Партии. Да, вот она-то и была народом. В его службу не входило умение приготовить, скажем, макароны, не говоря уж про любимую им запеканку. А Валентина, дочка, через полгода замуж спряталась. У них и так отношения были ? как положено, без особой ласки, а тут еще зять...
Марию Карабасов нашел только через год. И это еще повезло.
Она склонилась в окошку.
? Здравствуй, Коля. Ты зайдешь сегодня?
? Здравствуй. Hет.
Карабасов не допускал личных дел во время работы.
? А я твою запеканку сделала...
? Спасибо. Завтра, наверное.
? Хорошо, я поставлю в холодильник.
? Поставь.
? Завтра?..
? Да.
Ему повезло с Марией.
После смерти Галины Сергеевны он дал себе слово, что больше ни одна женщина не переступит порог его квартиры. Он помнил о дисциплине. И Мария это поняла.
Они встречались у нее, и ? только тогда, когда возможность встречи появлялась у него. Отдыхали тоже порознь. Он ? обычно в санатории, она ? где-то в Крыму, под Судаком. Иногда Карабасов на своей машине возил ее в лес, за грибами, клюквой, черникой. Она разбиралась в травах (то, чего не умела Галина Сергеевна), готовила чаи, отвары.
Галина Сергеевна была моложе его на восемь лет. Мария ? на три. Это не играло никакой роли, хотя когда их познакомили он подумал и об этом. Hо выглядела Мария хорошо и здоровья была крепкого. Он ни разу не пожалел, что выбрал именно ее.
