Несколько минут прошло в полной растерянности от известия, что автобусу нельзя останавливаться. Антось почувствовал, как сознание съежилось от страха — делалось дурно при мысли, что автобусу никогда не остановиться. Он стал смотреть в окно, будто там можно было увидеть подсказку.
— Что-то мы быстрей ехать стали, — заметил Антось вслух, поскольку за окном кусты и деревья мелькали очень уж быстро. — Испугали водителя.
— Испугаешься тут, — откликнулся водитель со своего места, — когда под собой дорогу увидишь. Кстати, я дорогу видел сквозь самого себя. Кто-нибудь еще это заметил?
— Я тоже прозрачным начал было делаться, — подал голос мальчик- инвалид. — У меня нога заболела, гляжу — а сквозь нее видится кресло, а сквозь кресло — дорога...
— Как нога заболела, внучек? — испуганно вскрикнула его бабушка. — У тебя ж ножки парализованы, не могут они болеть.
— Болела, — настойчиво ответил мальчик. — И теперь болит.
Бабушка молча прикрыла рот рукой и смотрела на ноги внука, не сводя глаз.
— А в самом деле, почему мы быстрей едем?
— Да нет же, — нервно отозвался водитель. — Те же девяносто на спидометре.
Заговорил молодой человек с ноутбуком, волнуясь, будто сам был виноват в том, что происходило:
— Время перехода меняется. ну, раньше через каждые десять минут мы возвращались в исходную точку. А теперь. через семь. И только что — уже через шесть.
— И при чем тут движение автобуса? — заинтересовался кто-то, не понимая.
— Ну, мы же проезжаем определенное расстояние от той точки. до края кольца. За определенное время. Теперь время сократилось, а расстояние то же.
— Так мы вскоре пролетать дорогу будем, — делано хохотнул водитель, но сразу же сделался серьезным: — Если время возвращения сокращается неумолимо, что будет, когда оно достигнет нуля?
— Не знаю, — пожал плечами молодой человек. — Для нас время остановится. Но мы двигаемся. Значит, для наблюдателя со стороны приобретем световую скорость.
— Что-то ты очень уж по-ученому. С нами что будет?
— Так. Откуда же мне знать? Теоретически физическое тело не может иметь такую скорость. Только поле.
— Станем полем? Что это значит? Что с нами станет? — истеричная напористость делового мужчины в строгом костюме была неожиданной для молодого человека, он испуганно вжался в кресло.
— Не знаю.
— Мы что, не вернемся? — отчаянно вскрикнула нервная женщина позади Антося, и сам он почувствовал противный холодок страха, заполняющий живот.
— Чему вас только учат!..
— Не кричите на него, — вдруг встала с места женщина в костюме, назвавшаяся врачом. Снова она стояла посреди салона. — Мы уже приехали.
— Куда приехали? Что значит — уже приехали? — нервничал мужчина, который, это было очевидно, чувствовал себя в западне и не видел выхода.
— Вы разве не поняли? — женщина повернулась к нему, потом окинула взглядом людей в салоне. — Никто не понял или не хочет понимать?
— А что здесь понимать? Время искривлено, поле какое-то. Где тут разберешься, — буркнул кто-то.
— А то мы должны понять. — врач выдержала паузу, ожидая полной тишины, хотя и так все замерли.
— Что понять? — умоляюще воскликнула женщина за спиной Антося, тоже поднимаясь со своего места. — Мне сегодня надо попасть в Минск! Надо, ясно? И я ничего больше не хочу понимать. Что я должна еще знать? — сорвалась она на крик.
— То, что мы — там! — женщина показала рукой назад. — Мы там, остались на дороге, — сказала она спокойно, но неумолимо, так, как может говорить только врач. — Тот удар молнии убил нас всех. Мы — мертвые! И мы не можем туда вернуться, не можем остановиться. Нас уже нет.
— Что-что? — затряс головой деловой мужчина.
— То! Вот вам ад и рай — вот такие они. Мы — в мире мертвых. И нам всем без конца ехать. И везти бесконечно свои мечты, мысли, свою боль, свои разочарования, свои надежды. Мы не постареем, не умрем уже, дважды не умирают. Мы здесь — вечные. И вечными будут те чувства, с которыми мы сели в автобус.
— Чушь! — выкрикнул мужчина. — Мы — есть, какие же мы мертвые?
— Существуем не мы, а наше сознание. Оно помнит образы и создает их, — спокойно ответила женщина. — Уже сколько времени едем — кто- нибудь захотел пить? Кому-нибудь стало плохо? Наша физическая оболочка — выдумка мозга.
— Какая такая выдумка?!
— Самая обыкновенная, — устало отмахнулась женщина. — Пощупайте у себя пульс, приложите руку к сердцу. там ничего не бьется.
После этих слов наступила, пожалуй, самая страшная минута. Каждый мог проверить на себе.
— Короче, склифосовские, там станция скоро? — вдруг с раздражением спросил парень, у которого окончилось пиво. — Меня жажда мучит, а вы здесь о поле о каком-то. Водитель, остановись, блин, мне до ветру надо.
Кто-то нервно хихикнул. И это было единственным ответом парню.
— Баб, а я на ноги встать могу!
Этот радостный крик мальчика-инвалида встряхнул салон. На него оглянулись — мальчик и правда стоял между кресел, слегка пригнувшись. Его бабушка рядом беззвучно плакала, гладила обеими руками его ноги.
И те, кто не верил, — поверили. Поняли. Осознали. Хоть, ужаснувшись словам врача, так и не приложили ладони к своей груди, чтобы проверить, бьется ли сердце.
— Так нельзя. невозможно. Нет, я не могу умереть! Я не могу! Не могу!
Истеричная женщина с некрасивым худым лицом била сумочкой себя по коленям и кричала.
— Мы все не можем умереть! — заметил Антось. — И я не могу. Не могу, потому что не сделал, не доделал, не смог, не успел, — отчаяние прорвалось в его голосе. — И жена осталась.
Женщина впилась в его лицо взглядом, глаза ее, глубоко запавшие, в темном полукружии теней, налились слезами.
— У меня. У меня умирает доченька. Немецкая клиника согласилась прооперировать. Два месяца мы собирали деньги. Двадцать пять тысяч долларов лежат в моем электронном кошельке. Я еду, чтобы вывести их. И не смогла, я не смогла.
— Так. кто-нибудь выведет, — попытался успокоить женщину Антось.
— Не сможет! Никто не сможет! — женщина опять била сумочкой себя по коленям. — Никто, кроме меня, не знает пароля. Ключи от кошельков вот, в сумочке, на флешке. Боже, за что ж ты так караешь мою донечку! Она ж не виновата ни в чем!..
— А. муж? — осторожно спросила женщина-врач.
— Сбежал. Сбежал наш папочка, как только диагноз поставили. Я не могу, мужчины, ну придумайте же что-нибудь! Мне нельзя забирать с собой эти деньги! Я же убиваю дочку. Ей же только семь лет, Боже! Ты слышишь или нет? Где тот твой свет, где ворота и Петр?
— Успокойтесь, — мягко, но настойчиво сказала женщина-врач.
— Не успокаивайте меня! — истерично закричала женщина, в отчаянии вскочила и оказалась возле мужчины с ноутбуком.
— Ну выйдите, выйдите в Сеть, напишем письмо, я назову пароли, передам ключи!
Мужчина вздрогнул, сжался, будто ждал удара, и ответил:
— Я могу выйти в Сеть. Но. мне ничего не удается передать. Я пишу. а данные не передаются. Как будто нас нет.
— Нас и нет. Нас нет для мира живых, — категорично повторила свой вывод женщина-врач. — А мир мертвых не может сноситься с миром живых.
— Ы-ы-ы-ы, — вдруг завыла толстая женщина, с ненавистью повернувшись к своему соседу, которого недавно кормила курицей. — Из-за тебя! Недотепа! Вонючка! Ты даже машину не сподобился купить! Не смог научиться водить! Из-за тебя! Жизнь свою загубила, а что я видела? Хорек смердючий! Двадцать пять лет тебе отдала, а что видела? У-у-у, трутень-кровосос!
— Из-за меня? — вдруг весело воскликнул мужчина. — Ты когда-нибудь считала меня человеком, не говоря уж о мужчине? Ты со своей мамой превратила меня в слугу — и ты хотела от меня чего-то, достойного человека?
— Вот и прожил возле моей юбки! Хоть это меня утешает!
— Ты никогда не отличалась умом, — с усмешкой продолжал мужчина. — Думаешь, если ты не видела во мне человека и мужчину, то и никто не видел?
— Что-о-о? — в растерянности округлила глаза толстуха.
— То. Все эти годы у меня была женщина. Не просто женщина — семья! Она родила мне сына, и он уже вырос. И фамилию он взял мою. И мы были счастливы.
Толстуха хватала ртом воздух, пытаясь что-то сказать. Но мужчина не стал ждать, пока она сможет выдавить из себя хоть слово, встал и потребовал:
— Пропусти! Хоть и умерли мы вместе, но после смерти я с тобой не хочу оставаться!
И она медленно, словно во сне, поднялась, уступила. Он вышел и пересел на свободное место в последнем ряду.
— Эх, люди. И мертвым нет покоя, — тихо промолвила врач.
— А вы не чересчур ли спокойны? — с вызовом спросил Антось.
— Все нормально, — тихо ответила женщина. — Я благодарю Бога, что два дня назад мама умерла у меня на руках и я ее похоронила. Дочь замужем, сын заканчивает университет. Муж — человек самостоятельный. Жаль, конечно, что они будут горевать. А так. я делала свои дела так, словно была готова умереть в любой день, — горько усмехнулась женщина.
