Франсин Риверс - Сад Лиоты

При слове брак по его телу пробежал легкий холодок. Он тоже не был готов к такому повороту в своей жизни.

— Никаких взаимных обязательств, — предложил он на полном серьезе. — Затраты на продукты и предметы домашнего обихода мы разделим с тобой поровну. Как тебе мое предложение? — Сейчас, вспомнив свои слова, он поморщился, но тогда, чтобы убедить ее, говорил достаточно много. — Зато мы будем готовить сами, и это сократит наши расходы.

Хотя денег лично ему хватало, он беспокоился о том, чтобы не задеть ее самолюбие.

На следующий день Рут переехала к нему.

Прошло полгода, как они живут вместе, и он иногда ловит себя на мысли…

Рут вернулась на кухню и снова наклонилась к нему, чтобы поцеловать.

— Опять у тебя такое лицо. Знаю, сегодня моя очередь готовить. Я просто ничего не могу поделать с тем, что иногда на меня наваливается сразу столько дел, Кори. Учеба на первом месте. Разве мы с тобой не договорились об этом? — Легким движением руки она взъерошила ему волосы. Малейшего прикосновения Рут все еще было достаточно, чтобы у него закипела кровь. — Почему бы тебе не заказать что-нибудь из китайской кухни?

В последний раз, когда она сделала такой заказ, ему пришлось выложить целых тридцать баксов. Но не деньги его беспокоили, нет. Дело принципа.

— Давай-ка лучше я схожу и куплю пиццу.

Она поморщилась и пожала плечами:

— Покупай что хочешь.

Корбан знал, что Рут не любит пиццу. Когда бы он ни покупал ее, она ела с неохотой, прикладывая бумажную салфетку к своему кусочку чтобы промокнуть лишний жир.

— Верни мой карандаш, — проговорил он, когда она снова направилась к двери.

— Какой же ты брюзга.

Она достала карандаш из-за уха и кинула на стол.

Оставшись один на кухне, он призадумался. Как же такое возможно: сходить по кому-то с ума и одновременно чувствовать, что не все идет как надо.

Что-то не так.

Пригладив рукой волосы, он встал со своего места. Сейчас у него нет времени размышлять о его с Рут отношениях. Нужно сконцентрироваться на курсовой работе и решить, как спасти свою репутацию. Он взял телефонную книгу и, шлепнув ее на стол, открыл на желтых страницах. Нашел длиннющий список благотворительных организаций, предлагающих свои услуги пожилым людям. Остаток вечера он посвятил тому что звонил по телефону и задавал вопросы, пока не нашел то, что отвечало бы параметрам, заданным в его курсовике.

— Это просто замечательно, что у вас есть интерес к безвозмездному оказанию помощи, мистер Солсек, — ответила ему дама на другова конце провода. — Среди наших сотрудников очень мало студентов высших учебных заведений. Разумеется, вам следует прийти на собеседование, заполнить кое-какие анкеты и посещать воскресные лекции по профориентации. У вас есть сертификат, дающий право заниматься подобной деятельностью?

— Нет, мэм, — буркнул он, с трудом сдерживая раздражение.

Собеседование? Анкеты? Лекции? Лишь для того, чтобы из чисто альтруистических побуждений проводить старушку до банка или овощного магазина?

Кратко записывая полученную информацию, Кори тяжело вздохнул.

Чтоб у вас все тело покрылось волдырями, профессор Вебстер, за то, что вы втянули меня во все это!

— Не смей делать этого, Энн-Линн! Как тебе могла прийти в голову такая нелепица?

Нору трясло от злости. Именно тогда, когда она решила, что все складывается просто великолепно, ее дочь взбунтовалась. Нет, не выйдет! Все будет идти по намеченному плану.

— Мама, я пыталась сказать тебе, как важно…

— Даже не собираюсь слушать, Энни. — Нора встала из-за стола и взяла свою чашку с блюдцем. Послышалось легкое дребезжание, выдававшее ее нервозное состояние. Усилием воли Нора уняла дрожь в руках, отнесла посуду к раковине и аккуратно поставила на облицованную кафелем столешницу. — Ты можешь просто позвонить Сьюзен и сообщить, что пришла в себя и разум, наконец, возобладал над твоими чувствами.

— Мам, пожалуйста. Я хорошо все продумала…

— Я сказала, нет! — Нора отказывалась смотреть на дочь, чтобы не видеть ее бледного лица, умоляющего взгляда голубых глаз. Эмоциональное манипулирование, вот как это называется. Она не поддастся ни на какие уловки. Чтобы успокоиться, Нора открыла дверцу посудомоечной машины и поставила туда чашку и блюдце. — Ты едешь в Уэллсли. Как и было решено.

— Тобой решено, мам, не мной.

В ответ на это тихое замечание Нора с силой захлопнула дверцу и, подернувшись к дочери, устремила на нее пылающий гневом взгляд.

— Человек должен обладать хоть малой толикой здравого смысла, даже если на этот раз твой отец с тобой заодно. Разве не он говорил тебе, что диплом такого престижного университета, как Уэллсли, откроет перед тобой все двери?

— Он сказал, что университет в Калифорнии ничем не хуже.

— Конечно, в Калифорнии, потому что он там живет.

— Папа сказал, что готов согласиться со мной, лишь бы я чувствовала себя счастливой.

Сердце Норы бешено заколотилось от охватившего ее негодования. Как он посмел свести на нет все ее труды? В состоянии ли он, вообще-то, хотя бы раз подумать не только о себе? Единственная причина его пробудившейся любви к Калифорнийскому государственному университету — это желание удержать Энни на западном побережье.

— Он желает тебе добра, а я нет, так? На это он намекает? Ну, тогда он глубоко ошибается! Любовь — это когда ты желаешь кому-то лучшего.

— Это и есть лучшее для меня, мама. Я начну работать и сумею сама оплачивать свое обучение.

— Работать официанткой в ресторане и получать до смешного мизерную зарплату? Какая же ты все-таки наивная!

— Знаю, у меня не будет того комфорта, которым ты и Фред окружили меня здесь, дома, зато я буду жить в отдельной квартире…

— Которую будешь делить с какой-то хиппующей девицей…

— …И питаться, и…

— Ты что думаешь, я для того оплачивала твое обучение в лучших частных школах, чтобы ты в ресторане обслуживала столики? Ты хоть представляешь, сколько я потратила, чтобы дать тебе образование? Уроки музыки, танцев, занятия гимнастикой, курсы хороших манер, художественная лепка, тренировки в группе поддержки… Я заплатила тысячи долларов, не говоря уже о тысячах часов моего времени, которые мне пришлось потратить на то, чтобы ты получила все лучшее и имела возможности, каких у меня никогда не было. Я пожертвовала собой ради тебя и твоего брата.

— Мама, это нечестно…

— Да, ты абсолютно права. Нечестно. По отношению ко мне. Ты не поедешь в Сан-Франциско, и не будешь жить, как хиппи, в этой дешевой квартирке со Сьюзен. Ты не упустишь возможность поехать в Уэллсли только потому, что тебе, видите ли, взбрело в голову учиться в художественной школе. Да имей ты хоть сколько-нибудь значительный талант, неужели ты думаешь, я не послала бы тебя учиться в Париж?

Нора заметила, как болезненно исказилось лицо Энни. Ну, что ж, лучше сразу выложить все начистоту и вернуть дочь с небес на землю.

Да, будет немного больно, но куда лучше сделать больно сейчас, чем видеть, как дочь упускает свой шанс обеспечить себе достойное и безбедное будущее. К тому же в университете она сможет продолжить свои дурацкие занятия искусством, выбрав их в качестве факультативного курса.

— Мам, пожалуйста, дослушай меня. Я много молилась об этом и…

— Энн-Линн, не смей снова заговаривать со мной о Боге! Слышишь? Худшее из того, что я когда-либо совершала, случилось, когда я отправила тебя на лето в христианский лагерь. С тех пор ты просто сама не своя!

Слезы задрожали в глазах дочери, однако Нора не желала проявлять слабость. Она бы ни за что не справилась с этой задачей, если б не видела, что ее девочка стоит на перекрестке своей жизни. Энни должна выбрать правильный путь. Нора понимала, что если она хоть на миг уступит, ей придется распрощаться со всеми надеждами, которые она возлагала на будущее дочери.

— Я очень тебя люблю, Энн-Линн, — начала она более миролюбиво. — Иначе позволила бы тебе делать все, что ты захочешь. Доверься мне. Я знаю, какой путь для тебя является правильным. Когда-нибудь ты мне скажешь за это спасибо. А теперь поднимись в свою комнату и обдумай все еще раз. — Заметив, что дочь собирается что-то сказать, Нора жестом остановила ее: — Больше ни слова. Ты и так причинила мне много боли. Сейчас сделай, пожалуйста, то, о чем я попросила.

Не поднимая головы, Энни медленно встала из-за стола. Нора наблюдала за ней, мысленно прикидывая, следует ли продолжить борьбу для полной уверенности, что дочь раздумала потратить впустую свою жизнь. Девочка она красивая — просто загляденье; рост у нее высокий, как у модели, а руки такие тонкие и изящные, что она могла бы играть на фортепиано; имея аттестат с высоким средним баллом, она могла бы поступить в любой университет страны, только вот здравого смысла ей не хватает. Глаза Норы защипало от слез, и она не собиралась их скрывать. Что за горькая ирония? Неужели дочь решится разрушить ее планы, которые она вынашивала годами?