Но с десяток будет.
— Вот и хорошо. А ну, мать, своих отдели, остальных по другим мамкам раздам! — распорядился Леший.
Спорить с хозяином леса нельзя. Это закон, который в лесу ни один зверь нарушать не смел. Зайчиха отделила семерых, остальных Леший аккуратно сложил в корзинку. На прощание сказал:
— Волк, до вечера побудь с ними, не приказываю — прошу! Кикимора позже подойдёт, покормит тебя. Знаю, что голодный, да и спать тебе давно пора, — и, прихватив корзинку, ушёл за вороном.
Вечером волк шёл по своей охотничьей тропе и думал, что жареное мясо, пожалуй, вкуснее сырого. А зайчиха грела своих детенышей в новой сухой норе.
Сентябрь 2018 г.
Матвей, совершенно не по-волчьи сидя за столом, наблюдал, как Баба Яга ловко лепит пельмени. На столе в крынке стоял «букет» из еловых веток с шишечками. Вот-вот наступит Новый год!
— А вот скажи мне, бабушка, а мы теперь сказка или правда?
— Да Бог с тобой, Матвеюшка! Рази ж сказка не правда?! Сказки ить сказывают, а не врут! Тока многие её чудесами кличут, так это не со зла ведь! Али чудеса — не правда? А что верят не все, так есть такое. Плохо, конечно, что вот так. В чудеса надо верить, а то ить и жить-то как, без веры? Покуда люди в чудеса верят, мы и живём. А без нас и Природы-матушки не будет. Вот так-то, — ответила Яга, — А тебя чего на такие мысли пробило-то?
— Ну я просто думать начал, почему так происходит. Я ведь человеком был. Теперь сказочный волк. А ты как в лес попала? — спросил Матвей.
— Да пошто тебе, внучок? Давай к Новому году стол готовить, Петька вон удружил, теперича каждый год встречаем. Старик Мороз не в обиде, только работы ему добавилось вот, — и Яга поставила в печь чугунок с водой для пельменей.
— Давай, — согласился волк.
Машка и Матвей давно спали, а Бабу Ягу сон не брал. Разбередил Матвей в бабке воспоминания.
Мать свою Пелагея никогда не видела — она умерла в родах. Отец Пелагеи, Пётр, не желая дочери мачехи, так больше и не женился, хотя не раз его родители пытались сосватать. Пётр упёрся. «Не будет у моей Палаши мачехи — и точка!» Жену покойную деревенский лекарь очень любил, дочку от неё холил и лелеял, в любви и неге росла Палаша. Едва научившись ходить, девочка с отцом бродила по лесу, училась узнавать лечебные травы и коренья, готовить из них лечебные снадобья, настойки да мази. Однако лечить людей Пелагея категорически не желала, лечила она домашних животных да лесных зверят, найденных в лесу. Деревенские бабы девочку не любили. Мать её покойную ненавидели и боялись. Хотя и была она доброй женщиной, но в деревне — чужой. Откуда её Пётр привёз — осталось тайной, но была она черноволосой и черноглазой, цыганкой её считали, ведьмой, безо всяких на то причин.
Петра же, напротив, любили и уважали, потому и к дочке его открытой враждебности не проявляли, за спиной шептались. Но живность свою только к Пелагее бегали лечить, потому как знали, что она ни одну животинку в беде не оставит.
Жили отец с дочерью душа в душу, пока не случилась беда. Девочка упала с коня и попала под борону. Колено оказалось сильно повреждено, и, как ни старался Пётр, нога у Палаши гнуться перестала. На неё это, впрочем, не произвело особого впечатления, Пётр же сильно переживал, слыша, как за глаза его дочь калекой называют.
Так и жила Пелагея, зверей лечила, в лес ходила, пока не влюбилась в кузнеца Алексея. А он сам и рад бы к красавице-знахарке посвататься, да родители против. Не хотели они в невестках видеть калеку. Да ещё и «ведьмино отродье». Сосватали за Алексея дочку кузнеца из соседней деревни.
В день свадьбы Алексея Пелагея ушла в лес и долго плакала на берегу озера. Потом решила, что жить ей ни к чему, и пошла в воду, как была — в сарафане и лаптях.
Да не пустило её озеро. Будто воду кто отодвигал. И тут Пелагея на берегу увидела Ольгу, местную красавицу, которая лет десять назад утопилась в этом самом озере, прямо перед свадьбой — не хотела идти за нелюбимого, вот и сбежала, и, дабы избежать позора, утопилась в лесном озере.
— Здравствуй, Пелагея! — обернувшись к девушке сказала Ольга.
— Здравствуй, Ольга! Как же так, ты же утонула! — удивлённо сказала Пелагея.
— Не утонула я, Палаша. Водяной не дал. Теперь я навка, в воде живу, за водным порядком слежу, — покачала головой Ольга, — А ты зря это затеяла. Неужто и тебя силком замуж выдают?
— Нет, Оля. Любимый сегодня женится, да не на мне. А мне как жить? Старой девою всю жизнь или за нелюбимого идти? Не хочу! — упрямо тряхнула головой Пелагея.
— И не жить теперь? Послание тебе есть от Водяного да Лешего. Нужна ты нам. Зверья много, болеют часто, а тебя в лесу знают, как знахарку. Избу построют, с бытом поможем. Не неволим — всё тебе решать, — и Ольга прыгнула в воду озера.
Пелагея думала недолго. Однако кому ответ дать? Темнеет уже, и ночевать бы где-то надо. Она поднялась и побрела в лес.
— Далеко ль собралась, красавица? — спросил невесть откуда взявшийся мужик.
— Здравствуйте, — ответила Пелагея, осматривая мужика без малейшего удивления или страха, — Да вот ночлег ищу, может пещеру какую найду аль дупло.
— Ты ведь Пелагея? — спросил мужик, — А я Леший. Сегодня у Кикиморы переночуешь. А завтра избу тебе справим.
— А откуда вы знаете?..
— А мы в лесу всё знаем. Вообще меня Алексей Степанычем зовут, ну а по — простому, по-нашенски — Лешим, — и мужик повёл девушку к болоту, где жила Кикимора.
Рано утром Пелагея вышла из землянки Кикиморы, совсем ещё молодой и симпатичной женщины, принявшей и обогревшей девушку, как родную дочь. На пеньке уже сидел Леший, разговаривая о чём-то с зайцем. И Пелагея с изумлением поняла, что знает, о чём они говорят.
— Доброе утро, Алексей Степаныч! — поздоровалась девушка.
— Доброе! — ответил Леший, потрепав зайца за ухом, — В новый дом пойдёшь?
— Уже готов что ли? — удивилась Пелагея.
— А долго ль нам всем-то лесом? Отстроили уж, обставили самым нужным, а остальное уж помаленьку, — Леший, кряхтя, поднялся и пошёл в лес, поманив за собой Пелагею.
Изба «на курьих ножках», а попросту — на сваях, сверкала свежей древесиной. Высокое крылечко с резными перильцами,
