Из окон своего кабинета король мог при желании видеть происходящее и оценить серьезность положения, но и его величество обедал – в салоне у Дианы, куда до августейших сотрапезников не доходило ни звука.
Король Луи-Филипп, тоже, кажется, завтракал, когда в 1848 году ему объявили, что караульные помещения на площади Людовика XV захвачены…
Министры ожидали в зале заседаний Совета приказаний короля, которого лакей пошел предупредить об их прибытии во дворец.
Карл X кивнул, однако остался сидеть за столом.
Обеспокоенная герцогиня Ангулемская спрашивала взглядом дофина и отца: дофин был занят зубочисткой и ничего не видел и не слышал; Карл X ответил улыбкой, которая означала:
не стоит беспокоиться.
И обед продолжался.
К восьми часам все вышли из столовой и разошлись по своим апартаментам.
Король, настоящий рыцарь, проводил герцогиню Орлеанскую до ее кресла, а затем направился в зал заседаний.
По дороге ему встретилась герцогиня Ангулемская.
– Что случилось, сир? – спросила она.
– Ничего, как мне кажется, – отозвался Карл X.
– Говорят, министры ожидают короля в зале Совета.
– Во время обеда мне уже докладывали, что они во дворце.
– В Париже беспорядки?
– Не думаю.
– Да простит король мое беспокойство!.. Могу ли я полюбопытствовать, как обстоят дела?
– Пришлите ко мне дофина.
– Пусть король извинит, что я настаиваю, я бы предпочла пойти сама…
– Хорошо, приходите через несколько минут.
– Король слишком добр ко мне!
Герцогиня поклонилась, потом подошла к г-ну де Дама и отвела его к окну.
Герцог Шартрский и герцогиня Беррийская беседовали с беззаботностью, свойственной молодости: герцогу Шартрскому было шестнадцать лет, герцогине Беррийской исполнилось двадцать пять. Герцог Бордоский, пятилетний малыш, играл в ногах у матери.
Герцог Орлеанский стоял опершись на камин и казался беззаботным, хотя на самом деле прислушивался к малейшему шуму. Порой он проводил платком по лицу – только этим он и выдавал снедавшее его беспокойство.
Тем временем король Карл X вошел в зал заседаний Совета.
Министры ожидали его стоя и находились в большом возбуждении, что проявлялось у каждого из них в зависимости от темперамента: г-н де Виллель был желтого цвета, словно в жилах его вместо крови текла желчь; г-н де Пейроне раскраснелся так, будто его вот-вот хватит апоплексический удар; г-н де Корбьер был пепельного цвета.
– Сир!.. – начал г-н де Виллель.
– Сударь, – перебил его король, давая понять министру, что тот нарушил этикет, посмев заговорить первым, – вы не дали мне времени расспросить вас о вашем здоровье, а также о здоровье госпожи де Виллель.
– Вы правы, сир. А все потому, что для меня интересы вашего величества гораздо важнее здоровья вашего покорного слуги.
– Так вы пришли поговорить о моих интересах, господин де Виллель?
– Разумеется, государь.
– Я вас слушаю.
– Вашему величеству известно, что происходит? – спросил председатель Совета.
– Так, значит, ч го-то происходит? – отозвался король.
– Недавно вы, ваше величество, приглашали нас послушать радостные крики парижской толпы!
– Верно!
– Не угодно ли королю послушать теперь угрозы?
– Куда я должен для этого отправиться?
– О, недалеко: достаточно отворить это окно. Король позволит?..
– Открывайте!
Господин де Виллель отодвинул оконную задвижку, и окно распахнулось.
Вместе с вечерним ветерком, о г которого затрепетали огни свечей, в кабинет вихрем ворвался гул толпы. Слышались и крики радости, и угрозы – одним словом, тот шум, что поднимается над встревоженным городом, когда нельзя понять намерений его жителей и возбуждение их тем более пугает, что понимаешь:
впереди – неизвестность
Среди общего гула время от времени вспыхивали призывы, напоминавшие зловещие предсказания: «Долой Виллеля! Долой Пейроне! Долой иезуитов!»
– Ага! – с улыбкой обронил король. – Это мне знакомо.
Вы не присутствовали нынче утром на смотре, господа?
– Я там был, сир, – отвечал г-н де Пейроне.
– Верно! Я, кажется, видел вас среди штабных офицеров.
Господин Пейроне поклонился.
– Так это – продолжение Марсова поля, – заметил король.
– Надобно подавить эту наглую выходку, сир! – вскричал г-н де Виллель.
– Как вы сказали, сударь! – холодно переспросил король.
– Я сказал, сир, – продолжал настаивать министр финансов, подхлестнутый чувством долга, – что, по моему мнению, оскорбления, брошенные министру, падают на короля. И мы пришли узнать у его величества, как ему нравится происходящее?
– Господа! – проговорил в ответ король. – Не надо преувеличивать! Не думаю, что мне грозит какая-либо опасность со стороны моего народа. Я уверен, мне довольно будет показаться – и все эти разнообразные крики сольются в один: «Да здравствует король!»
– Ах, сир! – послышался позади Карла X женский голос. – Надеюсь, король не допустит неосторожности и не станет выходить!
– А-а, это вы, ваше высочество!
– Разве король сам не позволил мне прийти?
– Верно… Так что вы предлагаете мне предпринять, господа?
– Сир! Вы знаете, что громче всего кричат: «Долой священников»? – вставила свое слово герцогиня Ангулемская.
– Да, действительно… Я хорошо слышал: «Долой иезуитов!»
– Ну и что, сир? – не поняла ее высочество.
– Это не совсем одно и то же, дочь моя… Спросите лучше у его высокопреосвященства архиепископа. Господин де Фрейсину, будьте с нами откровенны! Крики: «Долой иезуитов!» – адресованы духовенству? Как вы полагаете?
– Я бы сделал различие, сир, – отвечал архиепископ, человек тихий и прямой.
– А для меня, – поджав тонкие губы, возразила наследная принцесса, – различия не существует!
– Ну, господа, занимайте свои места, и пусть каждый выскажет по данному поводу свои соображения, – предложил король.
Министры сели, и обсуждение продолжилось.
Пока обсуждение, подробности и результаты которого мы узнаем позднее, разворачивалось вокруг стола, покрытого зеленым сукном, на котором столько раз были поставлены судьбы Европы; пока г-н де Маранд, рядовой вольтижер во 2-м легионе, возвращается к себе, за весь день не проронив ни слова одобрения или осуждения, по которому можно было бы судить о его политических пристрастиях, потом стягивает мундир с торопливостью, свидетельствующей о его неприязни ко всему военному и, как если бы его заботил лишь большой бал, который он собирается дать в этот вечер, он сам руководит всеми приготовлениями к вечеру, – наши молодые герои, не видавшие Сальватора с тех пор, как он дал им последние указания перед смотром, поспешили, как и г-н де Маранд, сбросить униформу и собрались у Жюстена как у общего источника, чтобы узнать, как им лучше себя держать в непредсказуемых грядущих обстоятельствах.
Жюстен и сам ждал Сальватора.
Молодой человек пришел к девяти часам; он тоже успел переодеться и снова превратился в комиссионера. Судя по испарине, выступившей у него на лбу, а также высоко вздымавшейся груди, после возвращения со смотра он не терял времени даром.
– Ну что? – хором спросили четверо молодых людей, едва завидев Сальватора.
– Министры заседают, – ответил тот.
– По какому поводу?
– Обсуждают, как наказать славную национальную гвардию, которая позволила себе неповиновение.
– А когда станут известны результаты заседания?
– Как только будет какой-нибудь результат.
– Так у вас есть пропуск в Тюильри?
– Я могу пройти повсюду.
– Дьявольщина! – вскричал Жан Робер. – Как жаль, что я не могу ждать: у меня приглашение на бал, которое я не могу манкировать.
– Я тоже, – сказал Петрус.
– У госпожи де Маранд? – спросил Сальватор.
– Да! – с удивлением отвечали оба приятеля. – Как вы узнали?
– Я знаю все.
– Однако завтра на рассвете вы сообщите нам новости, не правда ли?
– Зачем же? Вы все узнаете нынче вечером.
– Мы же с Петрусом уходим к госпоже де Маранд…
– Вот у нее вы обо всем и услышите.
– Кто же нам передаст?..
– Я.
– Как?! Вы будете у госпожи де Маранд?
Сальватор лукаво улыбнулся.
– Не у госпожи, а у господина де Маранда.
С той же особенной улыбкой на устах он продолжал:
– Это мой банкир!
– Ах, черт побери! – бросил Людовик. – Я в отчаянии:
и зачем только я отказался от твоего приглашения, Жан Робер!
– А теперь уже поздно! – воскликнул тот и вытащил часы. – Половина десятого! Невозможно…
– Вы хотите пойти на бал к госпоже де Маранд? – спросил Сальватор.
– Да, – кивнул Людовик. – Я бы хотел нынешней ночью не расставаться со своими друзьями… Разве не должно что-то произойти с минуты на минуту?
– По-видимому, ничего особенного не произойдет, – возразил Сальватор. – Но это не причина, чтобы расставаться с вашими друзьями.
