Он вернулся с вещами и парой трусов-боксеров, не зная, стоит ли их ей
предлагать, приближаясь к ней, словно к раненому животному: пытаясь ступать
тихо, но так, чтобы она знала, что он здесь.
– Вот тут… если хочешь.
Она скованно кивнула, он положил стопку вещей рядом с ней.
– Может, сначала смоем кровь? Могу я хоть посмотреть? – спросил он.
Когда она снова кивнула, он взял ее за ее руку. Гэвин знал, что Дэлайла
ранена, он ведь видел кровь и раньше, но все же не был готов увидеть
сочащуюся кровью рану, когда она приподняла полотенце.
У него по спине пробежал холодок, и он закрыл рот, чтобы не сказать
ничего, что встревожило бы ее. Рана была опухшей и красной, неровной и
словно обожженной, а силуэт напоминал отпечаток руки. Казалось, что верхний
слой ее кожи был уничтожен. Словно кто-то развернул ее, как рождественский
подарок, вот только с кожей вместо упаковки.
Гэвин отогнал подальше это изображение. Дэлайле срочно нужен врач. А
уже потом он выяснит, как это произошло.
***
В гараже за домом стояла старая машина, бьюик Ривьера 1967 года. Гэвин
водил не часто. Он предпочитал ходить пешком или ездить на велосипеде, если
было нужно. Поездка на машине могла привести к шансу вылететь с дороги, к
несчастному случаю, и он не знал, имеет ли он право водить машину. Это явно
было не так.
Машина была тусклого синего цвета, ржавчина немного портила вид, но
Гэвин любил ее и, часами читая руководство владельца, искал, как самому все
починить. Он узнал, что бензин мог плохо поступать после долгого простоя, поэтому ему часто приходилось доставать топливный бак и сушить. Он поменял
свечи зажигания и износившиеся провода.
Перебрал карбюратор и поменял прокладки и вакуумные шланги. Ему
нравилось представлять механический звук, который машина издавала в
последний раз, когда на ней катались.
Но Гэвину не хотелось думать, когда это было.
– У тебя есть машина? – спросила Дэлайла, приподнимая голову от его
плеча. – И меня не нужно нести. Я могу идти сама.
– Может, мне нравится тебя нести.
Она обсохла и была в его одежде, и Гэвин пытался сосредоточиться на том, что нес ее в машину, чтобы привезти ее к доктору и чтобы никто их не увидел.
– Этот дом полон загадочного, – хрипло пробормотала она. – А машина
выглядит такой… нормальной.
Гэвин внимательно посмотрел на нее. Ее лицо уже не было таким бледным, но хотя повязка, которую он сделал ей на руке, похоже, остановила
кровотечение, Дэлайла поморщилась, когда он опустил ее на сидение.
– Я толком не катался на ней, – признался он, садясь рядом с ней и
выуживая из кармана ключи. – И это явно плохая идея, ведь у меня нет ни прав, ни разрешения родителей, но это ведь срочно.
Когда Дэлайла просто кивнула, не став спорить или выпытывать
подробности, как часто он водил или кому могла принадлежать машина, Гэвин
понял, что ей очень плохо.
Ключи звякнули в руке, и он сунул самый длинный из них в замок
зажигания, мысленно отсчитав время, когда в прошлый раз заводил машину. Он
был уверен, что это было несколько месяцев назад. Задержав дыхание, он
повернул ключ и вдохнул снова, когда двигатель ожил и загудел.
Старый бьюик медленно выполз из гаража и, захрустев шинами по гравию
и опавшим листьями, выехал с узкой подъездной дорожки. Ладони Гэвина
вспотели от мертвой хватки на руле. Он глянул в зеркало заднего вида, гадая, предстоит ли ему увидеть Дом, восстающий из земли, вытаскивающий корни из
почвы и тянущийся за ним.
Машина была для него просто хобби, но теперь, после появления Дэлайлы, она стала чем-то большим. Она означала свободу, которая, как оказалось, была
ему нужна.
Голос Дэлайлы заставил его отвлечься от зеркала, и он повернулся к ней, маленькой и хрупкой, скрестившей ноги и прижавшей руку к груди.
– Мои родители узнают.
Гэвин был поражен, что это ее не особо беспокоило, она словно смирилась
и просто произнесла вслух.
– Телефон с собой? – спросил он, когда в голову пришла мысль.
Дэлайла кивнула и вытащила его из кармана одолженных спортивных
штанов.
– Можешь… – начал он и замешкался. Он убрал волосы со лба, и
прищурившись, посмотрел на листья, падавшие на пустую улицу. – Можешь
написать Давалу? Чтобы он встретил нас у отделения скорой помощи.
Выражение ее лица стало озадаченным.
– Зачем?
– Потому что все подумают, что это с тобой сделал я, – он услышал, как
она, ахнув, начала возражать, но остановил ее. – Ты ведь знаешь, что так и
будет, Лайла. Просто… Может, он встанет на мою сторону.
– Никто так не подумает. Ты что, шутишь?
– Напишешь ему? Пожалуйста.
Она молчала, явно не радуясь идее втягивать во все это Давала. Но Гэвин
заметил, в какой миг она поняла, что он прав, и сделала так, как он просил, напечатав сообщение Давалу, чтобы тот встретил их на месте.
Все захотят узнать, что случилось, и что он скажет? Что на нее напал его
Дом? Потому что он, так, между прочим, живой? Или сбудутся его опасения, и
решат, что это он?
Но в голове Гэвина другая мысль начинала оттеснять остальные. Дэлайла
была одна в ванной. Он был в этом уверен. Там не было тараканов, не было
никакой статуэтки на окне, потому что эта часть Дома принадлежала ему. Так
всегда было.
Могла ли Дэлайла… ранить себя сама?
***
Гэвин был уверен, тот, кто сделал пункт неотложной помощи в их
маленьком городе единственным медицинским центром, хотел, чтобы это место
успокаивало. От портретов улыбающихся детей с розовыми щеками до стульев
светлых оттенков и аквариума с рыбками это место выглядело как странная
гостиная из магазинного каталога.
Копаясь в мыслях, он пытался вспомнить, был ли когда-нибудь в подобном
месте. Он помнил только доктора на крыльце посреди ночи, а если теперь
отмотать в памяти назад, у него было такое же полубессознательное выражение, что и у Дейва, когда тот доставлял продукты каждую неделю. Гэвин не мог
даже подумать, что это означало. Не сейчас, когда все смотрели на него, словно
в любой момент он мог на них прыгнуть.
Ничего в этом месте не могло заставить Гэвина остановиться и сесть. И
ничто не могло успокоить. Стулья выглядели липкими, ковер в одних местах
был вытерт до пластикового основания, а в других был испачкан темными
пятнами. Он был уверен, что ему не хочется знать, от чего тут могли появиться
эти пятна.
А тревожные, он даже сказал бы, обвиняющие взгляды, направленные на
него со стороны сестринского поста, делу никак не помогали.
Медики бросились к Дэлайле почти сразу, как только они приехали. Один
взгляд на ее спутанные влажные волосы, одежду, что была слишком большой и
явно не ее, на то, как осторожно она прижимала к телу раненую руку, – и
больше они не тратили ни минуты. Дэлайла выглядела как избитая женщина, а
Гэвин, конечно, напоминал виновника.
Но она не хотела идти одна, спорила с ними и отказывалась отпускать его
руку.
– Я приду к тебе через пару минут, – сказал ей Гэвин, убирая волосы с ее
лица. Он кивнул в сторону стойки регистрации. – Мне нужно ответить тут на
пару вопросов и заполнить документы, а потом меня отпустят к тебе.
Он поцеловал уголки ее губ, осознавая, что это ложь. Гэвин знал, и, может, знала и сама Дэлайла, что они не пустят его к ней, пока она здесь. Но, уставшая
и измученная болью, она сдалась и обняла его в последний раз, вложив в его
ладонь телефон.
– Давал сказал, что будет, – прошептала она. – Передашь это ему вместо
меня? А то родители заберут.
Он кивнул и поцеловал ее в висок, глядя, как ее уводят из зала, и как за ней
закрылись двери. Отрезав от него.
– Может, вы расскажете нам, что случилось? – заговорила с ним медсестра
тридцати лет. Она выглядела вполне приятной, как он предположил, но что-то в
ней было – в измученном выражении лица и почти радостном желании поймать
его на чем-нибудь, – из-за чего она сразу ему не понравилась.
– Конечно.
Он сел у передней стойки и перевел взгляд от женщины, сидевшей перед
ним и печатавшей, к дверям в приемный покой.
– Имя?
– Гэвин Тимоти, – ответил он.
– Ее парень.
Он взглянул на медсестру. Она колко произнесла слово «парень», будто это
обвинение.
– Да.
– Можете рассказать, что случилось?
– Не знаю, – произнес он и опустил голову на руки. Попытки объяснить
выглядели бы так жалко. Кто мог ему поверить? – Она ушла на второй этаж и
закрыла дверь. Я услышал крик и пошел за ней. Вот и все.
– И все?
– Да.
– И вы уверены, что там больше никого не было, Гэвин?
Она говорила медленнее, чем нужно, словно ему требовалось втолковать
