плоской щетки. ─ завтра мы уезжаем. Это наша последняя ночь вместе!
Словно мы уже сто лет как дружим. Словно мы когда-нибудь еще встретимся. Я уже
собираюсь сказать ему, что им будет веселее без меня, когда дверь гостиничного номера
распахивается и в проеме прямо позади него появляются Рокко и Коко до зубов
обмундированные во все клубные регалии.
─ Улыбнись, дорогуша! Я купил свежие пончики!
И, конечно же, я сдалась, потому что мои друзья такие жизнерадостные и искренне
стремятся провести хорошо время вместе со мной. Я позволяю Томми одеть меня и теперь я
выгляжу, как очаровательная девочка наркоманка из 1950 года. Ну, по крайней мере, у нас с
ним один размер. Я просто притворилась, что сейчас Хеллоуин и я надела костюм, а костюм
у меня порнографический и совсем не такой, в котором мне бы хотелось встретить смерть в
реальной жизни. Но кому нужна вся эта куча одежды, когда снаружи выше тридцати шести
градусов и ты направляешься на пенную вечеринку?
Мы кушаем свежие пончики глазированные гладкой «кахетой», которая, как сказала
Коко, является карамелью изготавливаемой из козьего молока. Звучит отвратительно, но на
вкус просто божественно. Я жую еще немного таблеток, выпиваю еще напитков и
ограничиваю себя лишь одной дорожкой кокса, в то время как мои компаньоны поглощают
больше дорожек, чем я способна посчитать.
Мы покидаем гостиницу в четверть двенадцатого. Покупаем уличные тако, как говорит
КоКо: для уравновешивания размеров наших животов. На эту вакханалию я иду, надев
кроссовки и костюм шлюхи, потому что с собой в Мексику я не привезла ни одной пары обуви
подходящей к моему виду проститутки. Кто бы мог подумать.
Мы стоим, сгруппировавшись вокруг повозки с тако, над которой сверху небрежно
наброшен ярко оранжевый брезент. Наша группа, как гигантское цветное пятно блевотины в
сравнении с обычной и постоянной толпой покупающей тако. Мне приходится смотреть вниз
на мою пластиковую тарелку, пока я ем, потому что голые лампочки тележки с тако на фоне
черного неба Тихуаны травмируют мой мозг. Перед моими глазами пляшут двадцать разных
оттенков красного.
Дьявольским жестом Коко заказывает каждому из нас на пробу тако из говяжьих
мозгов, перед тем как мы отправимся под купол пенной вечеринки. Я отказываюсь,
отстраняюсь от света и опускаю свою задницу на землю, которая является неким подобием
тротуара. Но Коко все равно приносит мне тарелку, и я с опаской смотрю на этот тако.
Я позволяю своему разуму вернуться к мыслям о Мози и к вероятной возможности, что
мы оба сейчас, в эту самую минуту находимся в одном и том же городе. В своей голове я
протягиваю руку, проводя ею по его телу. По его плечам, по его грудным мышцам, по его
твердому рельефному животу ─ которые я вообще-то не видела в последние три года, но мне
по прежнему легко вспоминать их. Мне интересно, чем он занят, картиной или эскизами? Мне
интересно отнесся бы он с неодобрением к тому, что я зависаю с этими ребятами и нахожусь
под кайфом.
Я смотрю на это так ─ если вы собираетесь сделать что то монументальное, как
например начать свою жизнь заново, то вы вполне можете немного пошуметь, оставляя позади
свою старую жизнь. Трах! Бах! Путем веселого празднования всех потерь и огромной херни
на пути к новой жизни. Или есть еще какой-нибудь способ? Я перегружена сверх меры. И
выбрала слишком интенсивный курс. Я сижу окутанная зеленной неоновой сеткой, по цвету
напоминающей мозги, завернутые в лепешку. Как скоро последствия от всего этого столкнутся
с моей реальной жизнью?
─ Коко! ─ кричу я.
─ Qué pasó, mi amor? (Что случилось, любовь моя?)
─ Ты можешь взять мне той содовой в стеклянной бутылке, которая по вкусу как
цветы?
Глава 20
Мое второе свидание с полом моих соседей по гостинице произошло следующим
утром. В моих волосах карамель, которая может доказать что мы хорошо провели время, если
я вдруг не смогу вспомнить. На мне только нижнее белье и что-то, что должно быть футболкой
Томми.
Рокко ушел. Он проснулся рано, несмотря на наше убийственное состояние. Томми
храпит, голый в постели, простыня покрывает его лицо, но каким-то образом не накрывает его
пенис.
─ Pachanga! (пачанга) ─ кричу я, и он слегка вздрагивает. Pachanga ─ единственное мое
воспоминание о вчерашнем вечере. Коко сказала, что это означает «вечеринка» и мы кричали
это слово все вместе, танцуя и погрузившись в пену по самые соски. Это единственное слово
по-испански, которое я выучила с тех пор, как оказалась здесь. Затем воспоминания о таком
заставляют меня умчаться в ванную.
Я использую чью-то зубную щетку, чтобы очистить свой рот. Затем громко говорю
«Да!», когда нахожу огромную бутылку Scope.(марка ополаскивателя для рта)
─ Что «Да!»? ─ нечленораздельно спрашивает Томми с другой стороны двери.
─ Оральная гигиена, ─ говорю я между полосканием. Затем плюю в раковину. Мои
волосы расположены на боку от огромного количества лака для волос и укладки.
─ Я воспользуюсь вашим душем, ─ кричу я и забираю зубную щетку вместе с собой
под горячие струи воды.
─ Слава Богу! ─ кричит мне в ответ Томми с кровати. ─ Ты и твоя вонь заполонили
мою комнату!
Обожаю напор воды в Рае. Нужно не забыть сказать об этом Клаудии до моего отъезда.
Я поворачиваю металлический кран и он пищит. Я направляю горячую воду на мои волосы и
она бежит вниз по моей спине. Мози Круз, Мози Круз, Мо-зи Кру-уз, мой оживший мозг
начинает петь на мотив London Bridges.
Я больше не могу употреблять наркотики. Я просто не создана для этого. Я цепляюсь за
свою вменяемость, как за мокрую мочалку в моих руках. Мой разум превратился в глупую
жижу и совсем не поддается мне. Это больше похоже на безумство. На самое настоящее бе-
зумст-во.
─ Твой телефон, ─ кричит мне Томми из-за двери. Я выбегаю голая, чтобы ответить на
звонок и получаю по спине твердой декоративной подушкой.
─ Ай! ─ говорю я, раскидывая все на комоде, в попытке найти телефон.
─ Накинь на себя что-нибудь из одежды. Ради Христа, Лана. Я же гей.
─ Да, ну тогда прекращай таращиться на мою задницу, ─ говорю я и наконец-то нахожу
мобильник. Я хватаю его и вижу, что у меня четырнадцать пропущенных звонков. ─ Твою
мать!
─ Эй, это что моя зубная щетка? В твоем рту? Ты, маленькая, грязная вагина!
Я бросаю в него обратно подушкой. Отчаянно набираю последний номер и гудки все
идут и идут, пока общая голосовая почта Western Union отвечает на мой звонок. Я
прокручиваю звонки и вижу еще один номер. Набираю его, и мне отвечает женщина, говоря:
─ Bueno?
─ Э-э?
─ Bueno?
─ Что?
Я просто дышу в трубку, как делают это те, кто любят шутить по телефону. Я потею,
меня трясет, а мои колени подгибаются. Они либо удержат меня, либо полностью сместятся.
─ Лана?
─ Рэми?
─ Он забрал их. Сегодня, в 8:30 утра. В отделении на Avenida Revolución и углу Chula Vista
─ Рэми, пожалуйста, не могла бы ты отправить мне это сообщением? Я не говорю по-
испански.
Мое сердце дико стучит и словно паровой двигатель гудит в моей груди. Я неожиданно
ощущаю энергию, которую излучают все мои конечности, словно одновременно тысяча
микродиодов вспыхивают под моей кожей.
─ Он забрал деньги! ─ кричу я Томми, сдирая с него простыню. ─ Вставай! Мы
направляемся в отделение называющееся что-то Revolucion!
─ Успокойся, сумасшедшая! Только потому, что он забрал их, ─ Томми бросает взгляд
на свои часы, - Более двух часов назад, не означает, что он там ждет тебя, ─ говорит он, натягивая боксеры.
Я нахожу свои шорты со вчерашнего вечера и натягиваю их на свой голый зад. Я
просто надену сверху футболку Томми. Мне не обязательно хорошо выглядеть. Так что я не
надеваю лифчик. Простите, сиськи, не надо ненавидеть меня.
─ Может он где-то рядом, обедает или пьет кофе, ─ во мне говорит мой оптимизм. Он
рисует маловероятную картину. Мой оптимизм просто бредит.
Томми просовывает свою тощую фигуру в обтягивающую пару джинс и надевает
футболку.
─ Нам нужно оставить записку для Рокко. Он либо плавает, либо бегает трусцой.
Я бегаю на месте, пока Томми строчит записку. Протягиваю ему ключи, потому что
считаю, что он лучше меня привык к вождению под воздействием такого огромного
количества наркотиков.
Мы мчимся по адресу, где находится офис Western Union и это чудо, что нас не
арестовали учитывая то, как Томми ведет машину. Мы приезжаем на улицу, которая выглядит, как заброшенная набережная во время мертвой зимы. Пустынная улица, заброшенные
рестораны с деревянными балками на окнах. Огромный, красочный рекламный щит обещает
то, что больше не существует. Из меня вырывается громкий стон, когда мы выбираемся из
