Ник Кайм - Вулкан жив

Несмотря на присутствие примарха и на угрозу, которая от него исходила, летописцы не отходили от Сериф.

Старик с морщинистым и мокрым от слез лицом поднял взгляд на Владыку Змиев.

— Мы проследим, чтобы ее вернули на корабль, — сказал он.

Вулкан открыл рот, собираясь ответить, но не нашел слов, которые могли бы выразить его чувства. Поэтому он просто кивнул и вновь надел шлем, но тот не мог скрыть стыд так, как скрывал лицо. Развернувшись, он обнаружил, что его воины собрались рядом с ним.

— Легион ожидает вас, мой повелитель, — почтительно сказал Варрун, слегка склонив голову.

Вулкан уже хотел ответить, когда почувствовал, что кто-то наблюдает за ним издалека, и замер. Оглядевшись по сторонам, он заметил среди дюн темную тень. Секунду спустя вокс в шлеме с треском ожил.

— Видишь, брат, я знал, что ты на это способен. Ты такой же хладнокровный убийца, как я.

Вулкан ответил:

— Я совсем не такой, как ты, — и оборвал связь, но вонь горящей ксеносской плоти никуда не делась.

Сон закончился, и я с дрожью очнулся.

Последние слова, сказанные мне Керзом на окраинах Хартора, обеспокоили меня и заставили заглянуть внутрь себя в поисках монстра, которым он меня считал. Они отзывались в голове, словно обвинения призрака, не могущего найти покой.

Прошлое всегда возвращается. Оно никогда по-настоящему не умирает.

Открыв глаза, я сразу осознал, что нахожусь не в своей камере.

Комната была небольшой и в то же время просторной, с белыми, светящимися, гладкими как кость стенами. Из них слышались голоса, а прищурившись, я заметил на них крохотные кружки света, метавшиеся, как стайки рыб в речном потоке.

Не ощущалось ни запаха, ни вкуса. Поднявшись на ноги, я не издал и шороха. Я не чувствовал воздуха, но все же дышал: легкие работали так же, как всегда. На теле не было шрамов и следов прошлых пыток, кожа выглядела такой же гладкой, как в тот день, когда я впервые оказался на Ноктюрне.

— Что это за место? — зазвенело эхо моего голоса, когда я обратился к существу, стоявшему напротив.

Его лицо скрывалось под капюшоном, и все тело было закутано в плащ, но я сразу определил, что он не был человеком. Слишком высокий, слишком тонкий. Эльдар я узнаю всегда. Конкретно этот был провидцем.

— Лишь место для встречи, не более того, — ответил он низким, сладкозвучным голосом.

— Ты знаешь готик? — спросил я, хотя он только что дал мне ответ на этот вопрос.

Эльдар кивнул.

На нем была черная одежда, со странными символами и колдовскими рунами, вшитыми в слабо переливавшуюся ткань. Плачущий глаз, пирамида, два рассеченных квадрата, образующих угловатую восьмерку — я не знал, что они означали, но подозревал, что они указывали на статус провидца или даже его происхождение. Хотя лицо скрывалось под капюшоном и, возможно, чем-то куда более действенным и необычным, орлиные черты слегка проглядывали в игре теней.

В правой руке, затянутой в черную перчатку, он сжимал посох, изготовленный из того же странного, похожего на кость материала, что руны на одежде и вся комната. Его навершие было выполнено в форме стилизованного глаза с каплей слезы.

Я не сомневался, что все это было иллюзией того же рода, как чары, позволявшие эльдар скрыть от меня свое лицо.

— Это сон, Вулкан, — сказал он, не подходя ко мне, не двигаясь, даже не дыша. — Не этот воздух входит в твои легкие. Не этот свет заставляет твои зрачки сужаться. Ты на самом деле не здесь.

— Кто ты? — грозно спросил я, разозленный, что мной манипулирует этот непрошеный посетитель моего сознания.

— Это неважно. Все это нереально, однако реально то, что я сейчас тебе сообщу. И тот факт, что ты не попытался меня атаковать, свидетельствует о правильности моего выбора.

— Ты говоришь так, будто уже пытался, — заметил я.

— Не я, но один из моих сородичей. Я советовал ему не делать этого, но он не послушал. — В словах эльдар зазвучало сожаление, придавшее мелодичному голосу скорбный тон. — Увы, он потерпел неудачу, и потому мы здесь. Мы с тобой.

Я сощурился, силясь отыскать смысл в туманных, намеренно загадочных речах ксеноса.

— Ты дух? Призрак, преследующий меня с Хараатана?

В ответе моего странного собеседника почувствовалась тень улыбки.

— Почти, но не с Хараатана. С Ультве.

— Что? Почему я здесь?

— Это неважно, Вулкан. Но важны мои слова, и важна стихия земли.

— Стихия земли?

— Да. Она неразрывно связана с твоей судьбой. Пойми, мне необходимо обратиться к тебе. Пока ты еще способен внять мне, пока ты еще не потерян.

— Еще не потерян? Я уже потерян. Я узник на корабле своего брата, во всяком случае… — я взглянул на свои голые ступни, — мне так кажется.

— Твои мысли уже настолько затуманены?

Когда я поднял взгляд, эльдар оказался ближе. Его светящиеся силой овальные глаза впивались в меня.

— Я ведь уже видел тебя, верно? — спросил я. — На корабле, перед тем, как понял, где нахожусь.

— Я пытался связаться с тобой раньше, но твой разум был беспокоен, тебя переполняли гнев и желание освободиться. И ты едва восстановился.

— Восстановился после чего?

— Как я уже сказал, я должен обратиться к тебе по поводу стихии земли.

— Ксенос, твои слова лишены смысла.

— Возможно, это моя единственная возможность поговорить с тобой. Потом я могу не вернуться. Ты должен жить, Вулкан, — говорил мне ксенос, — ты должен жить, чтобы стоять в одиночестве на страже врат. Лишь ты один способен исполнить этот долг. Ты один — наша надежда.

Я нахмурился, все хуже и хуже понимая слова ксеноса. И замотал головой, решив, что это очередной фокус моего тюремщика, пусть и невероятно искусный.

— Мой долг? На страже врат? Какая-то бессмыслица.

На солнце набежало облако, бросив тень на мое лицо, и я сжал кулаки.

Почувствовав мой гнев, провидец отступил во свет.

— Это не фокус. Я говорю правду, Вулкан.

Я потянулся к нему, попытался схватить за край одежды, чтобы стереть эту иллюзию в пыль, но схватиться было не за что.

— Когда придет время… — проговорил эльдар, телом и голосом сливаясь с ослепительным как солнце светом, заполнявшим комнату, — ты поймешь, что надо сделать.

Упав на колени, я взревел:

— Убирайся из моей головы!

Прижав ладони к вискам, я напрасно пытался прогнать незваного гостя и вернуться в реальность.

— Хватит, — крикнул я, зажмуриваясь от слепящего света. — Хватит!

— Хватит… — прошептал я.

Свет исчез. И комната, и ксенос. Все исчезло.

Реальность восстановила свои позиции, а когда я вновь открыл глаза — на этот раз по-настоящему, — я обнаружил, что состояла она из грязного камня и темного железа.

Я стоял, повиснув на туго натянутых цепях, которые обхватывали запястья разведенных в стороны рук. На предплечье была выжжена новая отметина. И я не мог вспомнить, откуда она взялась, как и в случае с теми, что появились до нее. Но этой загадке придется подождать.

Я находился в другой тюрьме, пришедшей на смену бездонной шахте и жаровой трубе, где Керз попытался сжечь меня дотла, как я сжег эльдар на Хараатане. Это место было новым для меня, но старым по сути.

Передо мной растянулся длинный коридор. В боковые стены был врезан какой-то хитроумный механизм, состоявший из огромных шестерней и небольших, затейливых сервоприводов. Архаичность и современность объединялись в нем в творение, преисполненное той же гениальности, что была так характерна для техноискусства древней Фиренцы.

Работа Пертурабо. Я узнал ее сразу.

Пол покрывали каменные плиты, скользкие от грязи. Я подозревал, что, какой бы ни была функция этого зала, Керз провел тщательные испытания перед тем, как меня в него заключить. Камень служил лишь облицовкой — грязной подделкой, предназначенной для того, чтобы придать этой дыре мрачную, средневековую атмосферу. В альковах боковых стен дрожало пламя факелов. Невооруженному взгляду они показались бы деревянными, но и это было ложью. Они состояли из пружин и шестеренок, как и все покрытые тенями устройства в этой темнице.

Но не только обстановка отличала эту камеру от предыдущих.

На этот раз я был не один.

В противоположном конце длинного коридора, за экраном из грязного армированного стекла, сгрудились плененные люди.

В сумраке мне удалось разглядеть армейские мундиры и костюмы гражданских. Мужчин и женщин. Я не был единственным узником Керза, но едва внутри зашевелилось неприятное предчувствие, позади раздался голос: