Данила Врангель - БЕРТОЛЕТОВА СОЛЬ АГЕНТУРЫ ГЛУБОКОГО УКРЫТИЯ

- Был я у вас в молодости. Писал портрет одной дамы. Хороша дама, помню как сейчас. Жена

одного вашего бандита. Он тогда работал премьер-министром. В то время у вас Красные

бригады шорох наводили. Те ещё парни. Почти как наши, подольские. - Задумчиво затянулся

сигаретой.

- Да, было, было, - ностальгически поддакнул шеф. - В этом что-то есть. Хоть и красные, но -

бригады. Ветераны Красных бригад до сих пор собираются и вспоминают прошлое. У них в

Риме есть свой закрытый для посторонних клуб. Так и называется - "Красный бригадир".

- Да? - спросил Аркаша. - Это интересно. Я бы с ними пообщался.

- Туда не попадёшь, - сказал шеф. - Они впускают только своих, бывших реальных бойцов. Я бы

и сам туда сходил. Даже мечтаю туда попасть! Так я - итальянец и местный, как вы говорите, а

тоже возможности нет.

- Вы итальянец, но абсолютно чисто говорите на русском языке. Как это у вас, получается? -

спросил художник, рассматривая харизматичное лицо шефа.

- Русский язык - мой второй родной язык. Я тридцать лет говорю на русском языке и уже давно

думаю на нём. Вот мой друг, Скорцени, тоже им владеет, но думает пока ещё на итальянском.

- А Отто Скорцени не ваш родственник? - спросил Аркаша пуская дым сигареты.

- Прадед, - ответил Скорцени. - А вы его знаете?

- Да, в общем-то, слышал. Хороший был диверсант.

- Он был воин, - с вызовом сказал Скорцени.

- Да, я это и имею в виду.

В "Экспресс" зашел человек в круглых очках и с большими, мохнатыми усами. Медленно

направился к стойке.

- Саша! Маринин! - крикнул Аркаша. - Ты чего это так замаскировался.

Саша быстро подсел к Аркаше и итальянцам за столик.

- Не ори, - сказал Аркадию. - Я в бегах. - Посмотрел на итальянцев. - От жены.

- Да? - удивлённо спросил художник. - А зачем эти дурацкие усы? И с глазами у тебя вроде всё в

порядке. Пенсне нацепил...

- Аркаша, меньше текста. Я просто соскучился по "Экспрессу". Вот и пришел. А усы - выросли.

Вопросы есть?

- Да нет вопросов, - нейтрально ответил художник.

- Извините, но, по-моему, я вас где-то видел, - проговорил шеф.

- Да? Интересно, где? - настороженно проговорил Маринин.

- А! Вспомнил. Вы - музыкант. И работаете дуэтом. Я слышал вашу великолепную

интерпретацию испанской песни о любви. Беса ме! Беса ме мучо! Вы играете на балалайке. А

где ваш бородатый напарник?

Маринин ошеломлённо глядел на итальянца. Посмотрел по сторонам. Осторожно спросил:

- Вы нас слышали в "трубе"?

- Как вы сказали? В трубе?

- "Труба" - это подземный переход на Крещатике.

- О! Да, да! Я вас слышал в "трубе". Мне так приятно пообщаться с музыкантом. Я устал от

разговоров о войне, революции и подполье. Человека искусства видно сразу. Того, кто не держал

в руках оружие, заметишь за версту. Вы добрая душа. Если не возражаете, выпьем? - И налил

Маринину стакан водки.

- Ммм... Да. Я люблю музыку. Но и выпить не прочь! - Взял стакан. Представился:

- Саша.

Главный итальянец протянул руку.

- Бенито. А это мой напарник по работе, Отто.

Скорцени наклонил голову.

- Отто Скорцени его прадед, - вставил Аркаша. - Ты представляешь?

- Это правда? - спросил "музыкант"

- Да, - ответил Скорцени. - В его честь все мужчины нашей "семьи" получают имя Отто.

Выпили.

- Отто Скорцени ваш прадед, - неторопливо констатировал Маринин, кинув в рот дольку

лимона. - А мой прадед штурмовал Берлин. Его звали Егор. Но я - Саша. У нас, как вы говорите

в "семье", каждый имеет своё собственное имя. Прадед - Егор, дед - Данила, отец - Иван, а я -

Александр. Вот так, Отто. - "Музыкант" с убедительной безмятежностью смотрел на Скорцени, топорща усы.

- У всех свои традиции, - уклончиво ответил Скорцени.

- У нас традиция быть самим собой, - мягко начал давить на итальянца Маринин. У него было

специфическое отношение к нерусским, оккупировавшим Киев. - Поэтому я не Данила или

Егор, а Саша. Но это нааши, чисто украинские традиции. - Замолчал, вытащил из кармана пачку

"Беломор-Канала" и сунул в рот папиросу, дунув в мундштук.

- Кхм... давай выпьем, - сказал шеф, уловивший психологическую конфронтацию. - За... За ваш

Подол!

- Я не против, - сказал Маринин.

Выпили. Скорцени стал жевать курицу и через минуту успокоился, забыв наезд.

- Вы гастролируете по всей Украине или работаете только в Киеве? - миролюбиво спросил он у

Маринина.

- Вообще-то наш дуэт редко даёт концерт. Вам, в некотором смысле, повезло. Гастролируем

только на острове Змеиный. Мы не любим гастроли. Недавно прилетели оттуда. Перелёт был

тяжелый, поэтому мы все до сих пор нервные, взвинченные, если что - извините.

- О! Вы выступаете за пределами Украины? - удивлённо проговорил шеф. - Это означает, что у

вас отличный мастер - класс. Вы проводите мастер-классы? Я бы взял несколько уроков на

балалайке. Гитарой я владею.

- Нет. Наш регламент расписан. Места для мастер-класса там не нашлось. Но, может быть, позже, ближе к осени, что-нибудь получится.

Аркаша со скрытым удивлением слушал. Саша Маринин умел запудрить мозги, и художник

давно знал все его темы. Но вот проведение мастер-класса на балалайке - это было что-то

новенькое. Выпили ещё. За процветающую Италию. За житницу славянских народов - Украину.

Выпили за полнолуние. За удачу Маринин пить отказался - "Я не у кого ничего просить не

буду!" Выпили за здоровье. Принесли третий графин с водкой. Выпили за Красные бригады.

Выпили за взятие Берлина (Маринин), выпили за Муссолини (шеф), за итальянские

вооруженные силы (Скорцени) и последователей художника Моне (Аркаша). Выпили за

братство народов и Интернационал.

Аркаша осоловело проговорил:

- Я должен вас всех нарисовать! - и вытащил из портфеля лист бумаги. Принялся делать

набросок.

Разговор продолжался в сложившейся на три графина с водкой колее.

- И что же нам теперь, есть эту демократию? Её на хлеб не намажешь. Сколько у тебя оклад? -

спросил Маринин у шефа. Они уже давно перешли на "ты".

- Двадцать пять тысяч евро, - ответил тот.

- В год?

- Нет, в неделю.

- Неплохо. У тебя проблема одна - сохранить эту зарплату.

- Ну. . В общем-то, ещё есть проблемы...

- Всё равно, связанные с работой. Верно?

- В общем, да.

Маринин провёл рукой вокруг себя. Сказал:

- Мои земляки, в радиусе пятисот километров получают, в лучшем случае, тридцать или сорок

евро в неделю. Как ты считаешь, о чём тебе можно с ними разговаривать?

- Ммм... Саша... Я никогда не делил... На богатых, бедных... Лишь бы хороший человек... Все

перед богом равны...

- Этот вопрос давно решил Маркс, - оборвал его Маринин. - Тебе знаком такой немецкий еврей -

Маркс.

- Да.

- Он считает идею прибавочной стоимости - воровской идеей. А как ты?

- Не согласен.

- Нуу. . Конечно... Куда-там... Двадцать пять тысяч евро - кто же будет согласен. Но! Но в этом-то

и есть корень вечного антагонизма, и не ищи его в национальных или ритуальных отличиях.

- Саша, хватит грузить, - сказал увлечённый рисунком Аркаша. - Парни нормальные, групповой

портрет нормальный. Не сбивай с мажорной темы.

- Но я уважаю Маркса, - добавил главный итальянец. Хотя бы за то, что он никогда не работал.

Из принципа.

Выпили за Маркса.

В "Экспресс" зашли двое. Оба в тёмных очках и чёрных бейсболах. Медленно двинулись в

направлении бара.

- Вы отпросились у Дубины? - притормозил их Маринин, когда они поравнялись со столиком, где тот сидел.

Оба резко остановились и уставились на безмятежную итало-украинскую компанию. Один

облегчённо выговорил:

- Тьфу, Саша... А ты чего здесь?

- А вы?

- Да мы, вообще-то... Вечер свободный... Ненадолго... По быстрому... Все свои пацаны...

- Вот и я тоже.

Пара присела за столик.

- Это музыканты из нашего сводного оркестра, - невозмутимо сказал Маринин итальянцам. - Мы

сейчас репетируем "Пляски смерти" Сен-Санса. Отрабатываем детали.

- О! Это тоже музыканты? - откинулся на стуле шеф. - У вас здесь, на Подоле, богатое

культурное общение. Так неожиданно... Прямо Елисейские поля в Париже. Я понимаю теперь

Дубину. Понимаю, почему он хвалит этот "Экспресс".

Подольские бандиты посмотрели на итальянца и отвели глаза в сторону.

- Шеф, не стоит упоминать о рабочих делах во время отдыха, - пробормотал пьяный Скорцени. -

Дубина не любит, чтобы мелькала его фамилия... В среде большого количества ушей... Я

правильно сказал по-русски? - Наклонился ещё ближе к начальнику и шепотом стал

выговаривать: - Шеф, а если бы это были не музыканты, а повстанцы? А? Шееф! - дернул за

рукав.

- Да отстань ты, - отпихнул его почитатель Муссолини. - Как напьёшься, так и плетёшь какую-то

ахинею.

- А что это - ахинея?

- Это твоя речь.

- Да, да, - влез в разговор Маринин. - Наливай, Отто. Какая то дубина нам не помеха, верно?

Стали пить уже вшестером. Быстро перезнакомились.