Никки посмеивается:
— Неа. Это просто ради забавы. Мы давно не делали этого. С тех пор, как Дэйв и Фил начали встречаться.
Дэйв хихикает:
— Да, у нас даже было втроем в одной кровати...
Глаза Никки округляются, и она пихает Дэйва локтем под ребра. Он хмурится:
— Ой! И за что это, черт возьми?
Моя челюсть ударяется об пол. Не. Может. Быть.
Наклонившись вперед, я шепчу:
— Ребята, вы занимались этим втроем?
Дэйва щурится от моего выпада. Он быстро понимает, почему Никки пихнула его локтем, что это было для того, чтобы он закрыл рот. Медленно подходя ко мне, он осторожно смотрит на меня, и говорит:
— Да, крошка. Такое было.
Это немного обидело меня, что я не знала этого. Лучшие друзья делятся подобными вещами. Когда он замечает мою очевидную обиду, он притягивает меня в объятия:
— Это не имеет ничего общего к нашему отношению к тебе, крошка. Мы просто делали то, что нам нравится, и не хотели, чтобы ты нас осуждала за это. Я не говорю, что ты сделала бы это, но такой возможности было достаточно, чтобы умолчать. Мы любим тебя.
Около минуты я обдумываю то, что он сказал, а затем обнимаю его за талию, и крепко сжимаю. Никки обнимает меня со спины и целует в волосы.
— Мы действительно любим тебя, Лекс. Мы думали, что ты не поймешь этого, или будешь считать нас чудаковатыми, это сильно пугало нас. Ну как, ты думаешь, что мы странные?
Боже, они правы? Я осуждаю? Я думала, что была достаточно непредвзятой, но моя первая реакция показала, что это не совсем так.
Если бы они только знали о тех штучках, которые Твитчу нравится проделывать со мной...
Дорогой Боже. Я тут молчаливо осуждаю их, в то время, как сама поступаю так же. Я не говорила им о моих сексуальных отношениях с Твитчем. Все, что я сказала им, что он любит грубый секс. Они ничего не знают о его постоянном контроле, или о ремне....
Вздох.
Ремень. Я люблю ремень.
С трудом сглатывая, я понимаю, что мало чем от них отличаюсь. И теперь, когда я могу собраться, говорю им:
— Нет! Ребята, я не думаю, что вы странные. Это просто неожиданно. Я думаю, что почувствовала себя немного ненужной. Так что если уж хотите, то это... Я тут одна странная!
Немного пообнимавшись, мы отпускает друг друга, и тратим большую часть вечера на болтовню, и поедание «никнака». Около одиннадцати, мои друзья уходят. Помахав им, я закрываю дверь, и по коридору иду в спальню.
Как только дверь открывается, мое сердце пропускает удар.
Улыбаясь, я слушаю шаги, которые потихоньку приближаются ко мне. Как только мой неожиданный посетитель останавливается у меня за спиной, он обнимает меня за талию, притягивая к себе. Отклонившись назад, я нежно поглаживаю его волосы, и тихо спрашиваю:
— Майкл. С ним все в порядке?
Твитч вздыхает:
— Большую часть этого гребаного вечера я ждал, когда уйдут твои друзья. Так что, Ангел, я не хочу говорить об этом прямо сейчас.
Он ждал? Терпеливо ждал, как джентльмен? Вау. Это круто. Нет. Это суперкруто.
Поворачиваюсь в его объятиях и смотрю на него. Свет в моей комнате выключен, и только слабый свет из кухни освещает его лицо.
— Ты ждал?
В раздумьях, он морщит лоб, как будто даже не задумывался об этом:
— Да, я предполагаю, что делал это.
И я не могу остановиться. Подтянувшись повыше, я обнимаю ладонями его лицо, и притягиваю поближе к себе. Наши губы соприкасаются. Руки Твитча сжимаются вокруг моей талии, но губы не отвечают моим.
— Поцелуй меня, — умоляя, шепчу я.
В ответ, он шепчет почти в мои губы:
— Нет. Мне нравится, когда ты целуешь меня.
Улыбаясь напротив его губ, я чувствую, как возвращается его улыбка, и мое сердце переполняют чувства.
Что-то изменилось в Твитче сегодня ночью. В этот раз, от него исходит что-то большее. Что-то теплое.
Его хватка ослабевает, руки скользят вниз по моим бедрам, и он медленно обхватывает ладонями мою попу, и сжимает ее. Цепляясь большими пальцами за резинку моих пижамных шортиков, он снимает их вместе с трусиками. Мое самое чувствительное место пульсирует, и я становлюсь влажной.
Подведя меня к кровати, он толкает меня, и я приземляюсь на нее спиной. Смотря мне в глаза, он заявляет:
— Ты двигаешься, я останавливаюсь, — опуская свое лицо к моей уже готовой сущности, он говорит: — Будь громкой. Мне нравится тебя слышать.
Закинув мои ноги себе на плечи, Твитч встает на колени перед кроватью, и сильно шлепает по моей киске. Электрический разряд расходится по моим венам. Я вся дрожу, и я негромко вздыхаю. Он лижет два раза, прежде чем заявляет:
— Никогда не пробовал ничего подобного. Никогда не лизал киску, которая на вкус такая сладенькая, — вытягивая язык, он лижет мой вход один раз, потом второй, третий, а затем говорит: — Если бы я мог питаться твоей киской целый день, каждый день, я бы нашел способ, как сделать это моей основной работой.
Его слова, хоть и вульгарные, но все равно самые приятные, которые я слышала выходящими из его рта с тех пор, как познакомилась с ним. Опуская руки к его голове между моим ногами, я провожу пальцами по его волосам, и его полизывания превращаются в посасывания. Я непроизвольно дергаю бедрами, толкая его лицо в себя еще глубже.
Я громко стону. Он рычит, и сосет в идеальном ритме.
Я закатываю глаза, когда он щелкает языком по клитору. Мое дыхание становится тяжелым, а бедра сжимаются вокруг его головы.
— Не кончай, Лекси.
Ах, ты ублю…, мать твою.
Я так близка, что могла вкусить это. Чуть громче шепота, я говорю:
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
С финальным щелчком языка, Твитч встает. И я хочу пнуть его за то, что он меня дразнит. Так я и делаю.
Я пинаю его ногой в бедро, и в тот момент, когда я ударяю по нему, он сначала сердито смотрит вниз на свое бедро, потом наверх на меня. И внезапно, мое раздражение сменяется беспокойством. И все что я могу — это думать "О блин. Я в беде".
Рыча, он бросается на меня, и я визжу. Он обнимает меня, и переворачивает таким образом, что я оказываюсь сверху. Я хочу закричать. Я знаю, у него проблемы с управлением гневом, и я спровоцировала его. Что, твою мать, со мной не так? Мое сердце ускоряется. Я ошеломлена. Потом я слышу то, из-за чего из беспокойной превращаюсь в обезумевшую за одну секунду.
— Над чем ты смеешься? — вызывающе спрашиваю я.
Ёрзая между его коленями, я пихаю его в грудь, а он смеется еще сильнее:
— Это не смешно, Твитч! Я могла причинить тебе боль.
Его смех граничит с истерикой. Скрестив руки на груди, я пялюсь на него, и жду, пока он успокоится. Когда он глубоко вздыхает и улыбается мне, мой гнев просто испаряется. Заправляя мне волосы за ушко, он говорит:
— Сегодня был нехороший день. Так что я пришел сюда расслабиться, и хотел побывать своим ртом на тебе, ожидая потом твой ротик на мне. Я не приходил сюда, чтобы вот так посмеяться. Последний раз я так смеялся тогда, когда был подростком. И в большинстве случаев, когда я был подростком, я так смеялся, когда был под кайфом.
Это меня расстраивает.
Когда Твитч видит мое помрачневшее лицо, он улыбается еще шире:
— Чертовски забавно.
Внезапно его глаза темнеют, и он садится так, что мы оказываемся напротив друг друга.
— Не думай, что я забыл о твоей выходке.
Положив одну руку мне на спину, другой рукой Твитч находит мою голую попу, и сжимает ее так сильно, что я вздрагиваю. Начиная от шеи, он прокладывает дорожку из поцелуев к моей челюсти, затем, наконец, целует в уголок рта.
— Поцелуй меня, Ангел.
Я тяжело дышу, прикрываю глаза, и хриплым шепотом отвечаю:
— Конечно, малыш.
Губами, но вскользь касается моих. Я слегка наклоняю голову, и прикасаюсь к нему. Целую его медленно, но глубоко, и когда его губы сливаются с моими, я понимаю, что на этот раз, он целует меня в ответ. Он массирует мою попу, и я попадаю в сказочное государство. Сказочное государство, которое очень быстро исчезает.
Шлепок!
Я вскрикиваю в его рот, и он целует меня сильнее, а попа немеет на секунду, прежде чем начинает пульсировать.
Шлепок!
Я хныкаю, и кривлюсь от боли. Он ласкает пульсирующее место удара, и внезапно, мой мозг прекращает распространять боль, думая: “Ух, ты. Это должно было быть приятно?”
Шлепок!
Сильнее, чем во второй раз. Я отстраняюсь от его рта, откидываю голову назад, я вскрикиваю. Мои глаза округляются. Между ног становится влажно.
Шлепок!
Мой рот в безмолвном крике превращается в букву “О”. Наши взгляды встречаются, не отпуская друг друга. Твитч прикасается рукой к больному месту, жарко опаляя, прежде чем двигается ниже, и еще ниже, достигая сморщенной плоти. Я напрягаюсь. Его пальцы задерживаются там на мгновение, прежде чем кончиком одного он проверяет, насколько я возбуждена.
Мои щеки горят. Те, что на моем лице. Нормальные люди не возбуждаются от подобных штучек.
Кончиком пальца, Твитч скользит вверх и вниз по моей влажной и теплой плоти. Его глаза вспыхивают, затем темнеют, и он закрывает их, издавая стон:
