- Я же сказала, что просто нравится, - она открыла меню, но смотрела пока на меня. - Нравится плеск воды рядом, нравится воздух, нравится, наверное, - она чуть задумалась, затем, улыбнувшись какой-то своей мысли, сказала: - Наверное, приятно осознавать возможность просто отчалить вместе со своим домом от пирса и отправиться куда-то далеко. Хотя, на самом деле, очень далеко моя лодка не дойдет, горючего не хватит, - тут она уже засмеялась.
- Метров десять?
- Сорок два фута.
Больших в Панаме и не держат, на них ходить некуда. В одну сторону Колумбия, туда страшновато и подозрительно, в другую - Коста-Рика, но там с лодкой вообще делать нечего, поэтому те, у кого лодка есть, ходят до островов Ла Перла, но туда и небольшой за глаза хватит. Так что сорокадвухфутовая по местным меркам уже почти огромная. Ну и заодно подумалось, что в таких лодках уже вполне приличная спальня… то есть мастер-каюта… ну спальня, в общем.
- Я думаю, что в этой марине больше и нет, верно?
- Да, я поначалу удивилась, что здесь нет больших лодок. Есть большие виллы, большие пентхаусы, большие небоскребы, большие машины - а лодок почему-то нет. Только потом уже поняла почему.
- Любите лодки?
- Да, почти что с детства. Я выросла в Испании, в Марбелье, там много лодок, у нас в семье была большая.
- Управляете сами?
- В основном. А у вас хобби есть?
- Хобби? Есть, пожалуй. Я стреляю. Если это можно считать хобби.
- Стреляете? Из чего?
- Из пистолета в основном. Здесь из чего-то другого стрелять особо негде.
- Научите?
- Даже так? - удивился я.
- А почему нет? Вы против?
Нет, я не против. Меня к ней тянет так, как… черт, иначе и не скажешь, но вот как тогда в подвале виллы Гонсалеса тянуло вниз, как будто крючок с леской за что-то внутри меня зацепился. Какое-то не романтичное получается сравнение, но именно оно ближе всего к истине. Меня к ней влечет, причем влечет так, что я не смогу, даже если захочу, остановиться.
И не могу понять даже, какое впечатление Энн на меня производит. Почему-то в голове всплывает фраза “притягательна как грех”. Хотя ничего грешного я в ней не могу никак разглядеть, она скромна, сдержана, элегантна… Какая-то каша в голове, даже не могу выразить то, что пытаюсь думать. Точнее - самих мыслей нет, только ощущения, все спустилось куда-то на нижний, интуитивный, инстинктивный, темный уровень, на котором ты сам не можешь понять себя.
- Никаких проблем. Если есть желание.
- Желание? Желание есть, - она опять сдержано улыбнулась. - Ладно, давайте выбирать ужин. Я буду суши и всякое такое.
- Я тоже. Насколько помню, я суши и предлагал. Может, взять “лодку”? У них здесь удачный набор в нее входит.
- Согласна, - она откинула меню на столик. - Тогда и читать не нужно. Кстати, я тоже хотела ее предложить. Сходство во вкусах что-нибудь символизирует, как вы думаете?
- Только надежду. На развитие отношений.
Она посмотрела мне в глаза, коротко и как-то поощрительно улыбнулась и затем подозвала пробегавшего мимо официанта.
- Расскажите о себе.
Вот так, никаких вступлений, расскажи да и все.
- Особо нечего рассказывать. Как-то вырос…
- В России?
- Да, в Москве. Как-то служил. Как-то уволился. Как-то завел бизнес, как-то уехал из страны, как-то попал в британскую военную компанию…
- Потом сюда?
- Нет, потом в Америку, в Аризону. Там был бизнес.
- А сюда почему?
- Ну, так сложилось, - я пожал плечами. - Дела привели.
- Навсегда?
- Нет, не думаю, - я даже засмеялся, уже над самой мыслью о том, что здесь можно осесть навсегда. - Пока. Не знаю на сколько. Как дела пойдут.
- А идут?
- В принципе, идут, не жалуюсь. Здесь много разных людей и у многих возникают проблемы. Возможно, что это страна с самым высоким содержанием подобных людей.
- Интересно заниматься чужими проблемами? - она чуть вскинула брови.
- Нет. Но деньги за это платят.
- Хм… откровенно.
- А что, надо заняться вашими проблемами?
- Нет, - она улыбнулась. - У меня нет проблем.
- А как же разговор по телефону? Тогда, после моего приезда с Молиной?
- Всегда нужен какой-то повод для встречи, верно?
А вот тут я уже удивился. Нет, я уже понял, что мы встретились не для того, чтобы вступить в деловые отношения, но пока этот факт в голове уложился не окончательно. Ну хорошо, меня к ней неудержимо потянуло с первой минуты как я ее увидел, но мне как-то не верится в то, что ее так же потянуло ко мне. Нет, не то чтобы я урод и женщины мне внимания не уделяли, а она все же из возраста “девочки”, ищущей “мальчика”, вышла, но… Но просто такое мое “неудержимое влечение” - это точно какое-то отклонение. А по всем законам природы отклонения встречаются не часто и взаимными точно быть не должны.
И вот поэтому как-то все странно. Другое дело, что мне на странности плевать, я то ли влюблен, то ли просто хочу ее до потери сознания, и то, что она искала встречи сама… это радует, вообще-то. Обнадеживает.
- А я в Испании родилась, как уже говорила, - сменила она объект обсуждения. - Мама из Лондона, папа из Гибралтара, то есть по крови испанец, а по менталитету - житель “Скалы”. Правда, после моего рождения почти сразу переехали в Сюррей, но когда мне исполнилось четырнадцать, вернулись в Испанию. Семья отца владела немалыми землями возле Ла-Линеа и когда строительный бум добрался туда, они очень сильно разбогатели. В общем, выросла я уже там, разве что вернулась в Англию на время учебы в университете.
- А почему сюда? Разве в Испании не лучше?
- Что-то новое. Новые перспективы. Я тоже не думаю, что здесь навсегда. Может быть поэтому и предпочла купить гостиницу, а не пентхаус на Пунта-Пасифика. Но пока мне здесь нравится. А вам?
- Мне тоже. Не нравилось - я бы сюда не приехал, - соврал я легко и свободно.
7
Двор, пыльный, деревенский. Я стою на деревянном крыльце. Где-то рядом квохчут куры, у высокой стены сарая напротив клетки с кроликами. Передо мной два человека. Один старый, седой, в серой кепке и в серой же рубашке, застегнутой под воротник, в старых грязных штанах, заправленных в грязные же кирзовые сапоги. Это мой дед. Второй человек повернут ко мне наполовину спиной. Я вижу длинный жилистые руки, сплошь покрытые расплывшимися синими пятнами татуировок, стриженый тощий затылок, худые острые лопатки под рваной белой майкой, заправленной в вылинявшие и растянутые на коленях треники. В правой, опущенной руке - топор.
Мне одиннадцать лет, я даже еще не вырос, я смотрю на человека в майке снизу вверх, он близко, всего в паре шагов. В воздухе пахнет перегаром, злостью, страхом. Страх мой, я боюсь человека с топором так, что боюсь дышать. Страх липкий, тяжелый, от поднимается откуда-то снизу, от него немеет лицо и дрожат руки. Я чувствую страх деда и почему-то знаю, что боится он за меня. Хоть он меня сейчас и не видит, я вышел совсем тихо, ни единая доска не скрипнула под моими босыми ногами.
Не слышу слов, знаю точно, что сосед - вечно пьяный, недавно освободившийся из лагеря местный мелкий уголовник, требует денег. Он каждый день их требует, но во двор с топором он вломился впервые. И я чувствую, я знаю, я ощущаю то, что это все, это в последний раз. Он пришел уже не за деньгами, он пришел для того, чтобы кого-то убить за то, что денег ему не дают.
Я чувствую тяжесть в руках и опускаю взгляд.
Ружье. Трофейное, дед привез его с войны и оно всегда стояло в сенях почти сразу за дверью, за ларем с мукой. Иногда в стволах разводились жучки и тогда дед их вытряхивал и чистил ружье заново. А еще невозбранно давал играть этим ружьем мне, без патронов, понятное дело.
Патроны лежали там же, на полке в жестяной банке. И перед тем как выйти на крыльцо, я достал два больших латунных патрона и затолкал их в стволы. Я знал как это делается, дед меня учил.
А потом мне стало совсем страшно, тогда, когда я начал поднимать ружье, направляя его на спину в грязной белой майке. Страх за себя, за деда, за то, что сейчас должно случиться, за то, что наверняка случится, если я сейчас не смогу сделать того, что собираюсь.
Я не чувствую уже ни рук, ни лица, ни самого себя.
Первым ко мне повернулся дед, я увидел, как он побледнел, сразу, вот был загорелый и даже смуглый, и вдруг стал белый как майка этого самого соседа. Никогда до этого я не видел подобного, или не замечал, а это отпечаталось у меня в мозгу так, что я не потеряю этого воспоминания даже перед смертным одром, наверное.
А затем начал поворачиваться человек с топором, одновременно занося руку для удара. Потом меня толкнуло назад, я зацепился пятками за ступеньку и задницей свалился на крыльцо. Соседа передо мной уже не было. Я помню облако пыли, поднятое упавшим телом, а я даже не понял сразу, что это тело и есть, я почему-то сначала подумал, что передо мной лежат какие-то мещки, которых я сразу не заметил, а потом эти мешки вдруг начали становиться красными, и красная лужа начала расплываться вокруг.
