Стоило только первым сложно произносимыми словам заклинания сорваться с его губ, как камень словно бы ожил. Задрожав, он заполнился изнутри золотистым, пульсирующим, словно удары живого человеческого сердца, ярким сиянием, и ускоряясь с каждым произнесенным слогом формулы все сильнее, оно разгоралось все ярче. Вспыхивая и вновь затухая, оно быстро достигло предела, и словно бы разрушив сдерживающие его оковы хрупкого камня, выплеснулось наружу, как высокая приливная волна цунами, обрушавшаяся на скалистый каменный берег. Вырвавшись на свободу, свет в миг пронесся во все стороны по прочерченным мелом линиям на полу, и озаряя собой все пространство, замкнулся по контуру опоясывающего узор круга. Подпалив собой расставленные по его периметру бездымные свечи, он заставил их вспыхнуть неестественно высоким, сильным и тонким золотым пламенем. Загоревшись, и в первый миг чуть было не достав низкого потолка, оно разрисовало стены комнаты множеством мечущихся по ней странных теней. Казалось, что в самом центре комнаты, дикое племя устроило языческие танцы, вокруг большого костра, но все темные, рогатые человеческие фигуры, плясавшие здесь по стенам не имели живых, способных отбрасывать тени владельцев, и братья по прежнему оставаясь одни, уже чувствовали, как дремлющая в янтаре мощь готова вот-вот наброситься на посмевших разбудить ее смертных.
Всего одна мельчайшая ошибка в ударении, или ритмичности произношения слов, крошечная запинка, или чересчур долго протянувшийся слог, могли в миг испортить все дело. Золотое пламя могло вырваться наружу настоящим пожаром и наброситься на пробудившего его чародея, или напротив, исчезнуть и сгинув обратно в янтарь, еще несколько долгих дней, недель или даже месяцев не отзываться на любые магические манипуляции, и попытки пробудить его снова.
Концентрируясь Альвиер плотно прикрыл глаза, от заливающего их со лба холодного пота, и хладнокровно не обращая ни какого внимания на творящееся вокруг него светопреставление, сумел спокойно и без единой ошибки, идеально дочитать давно заученную им наизусть древнюю формулу.
Его последнее, с трудом произнесенное слово заставило дрожащий кусок янтаря вспыхнуть так ярко, что показалось будто бы в центре комнаты вспыхнуло крошечное, новорожденное солнце, и тут же, дожидавшийся этого мига брат Ресс, что было сил полоснул себя кинжалом по внутренней стороне раскрытой ладони. Бесстрашно шагнув прямиком в ослепительное, но не обжигающее плоть пламя, и словно бы перейдя невидимую границу, исчезнув в нем без следа, он схватил камень окровавленной рукой, и тут же, в вернувшемся полумраке, почувствовал, как острые грани янтаря жадно впиваются в его кожу, проникая все глубже.
Янтарь впился в него словно пиявка, или терзаемый голодом древний вампир. Он с жадностью впитывал в себя драгоценные алые капли, с каждой вытягивая из человека крупицу его жизненных сил, и наверняка осушил бы его досуха, убив прямо на месте, если бы не заранее проведенный обряд. Сложная формула, пробудившая скрытое в камне создание ото сна, надежно удерживала его на месте, не давала вырваться на свободу, и сковав волю незримыми магическими цепями не позволила бы ему убить ни единого живого создания. Запертая в камне бесплотная сущность оставалась лишь могущественным пленником, не способным развернуться в полную мощь, но лишь теплая человеческая кровь, поддерживающая в ней жизнь, могла заставить ее подчиняться хозяину. Всего несколько вожделенных алых капель могли вынудить ее согласиться на любые условия, решиться на все, что только угодно, и Ресс, не вытерпев даже пары минут такого кормления, поспешно, но с явным трудом, вырвал медленно врастающий в него янтарь из собственной плоти.
- Ну что, тварь, понравилось,? Хочешь еще? - Будто бы отвечая на этот вопрос, безмолвный камень жадно затрясся в его руке, а несколько янтарных, зазубренных игл удлинились, пытаясь добраться до открытой раны, на руке Ресса. - Хочешь? Тогда ищи! Найди нам нашего брата. - Прошептал он, и что было сил всадил свой короткий, но широкий меч - гладиус прямиком в центр почерневших линий узора. Образующий их серый пепел, оставшийся от белого мела, вновь вспыхнул янтарным огнем, поглотил клинок целиком, но не смог причинить ему никакого вреда.
В этой части обряда требовалось скормить прожорливому янтарному пламени любой предмет, хоть как-то связанный с объектом их поиска. Клок волос, обрывок одежды, пуговицу, украшение, или любую другую подходящую вещь, которую тот хотя бы раз в своей жизни успел подержать в руках и оставить на ней свой собственный след. Но к несчастью у братства давно уже не осталось ничего, хоть как-то, напрямую связанного с самим Дронгом, и для поисков беглеца им приходилось идти на самые сложные ухищрения. Изменив, и достаточно усложнив, и без того не самый простой из всех возможных способов магического поиска, они могли искать предателя даже при помощи одной лишь незримой нити, связывающей любого полноправного члена братства с его именным клинком. Каждый новоиспеченный адепт в храме получал подобный подарок, проходя обязательный для всех обряд посвящения. Каждый меч надежно привязывался к владельцу целым рядом сложных магических манипуляций. Он работал лишь в руках единственного настоящего владельца, для всех остальных навсегда оставаясь обычной железкой, и даже если Дронг давно уже выбросил, переплавил, продал, сломал или попросту потерял свой зачарованный меч, их связь должна была остаться с ним навсегда. Лишь смерть могла разорвать установленные между ними крепкие узы, и именно по ним, скрытая в янтаре опасная, кровожадная тварь должна была отыскать его, в пределах того мира, землю которого скормили ей в момент пробужденья.
- Ищи! - Вновь потребовал Ресс, и тут же в камне замелькали различные картины и пейзажи со всего острова. В нем, с невероятной скоростью, сменяли друг друга крыши и улицы, узкие переулки и широкие площади, неприметные коморки, и широкие, роскошные апартаменты, комнаты, лестницы и коридоры. В мутной глубине камня стремительно проносились, ежесекундно сменяя друг друга, сотни лиц и фигур, люди, нелюди, лица похожие на застывшие маски и неразборчивые смазанные пятна бестелесных созданий. Всего за пару мгновений скрытая в камне сущность словно бы облетела своим внутренним взором весь остров, одним разом заглянула во все двери и окна, забралась в каждую щель, и проникла во все потайные проходы и скрытые, тайные логова.
Поиск, как это всегда и бывало, не затянулся на долго, и не продлился дольше пары коротких минут. Даже в куда больших по размеру мирах, вмещающих в себе десятки крупных и густозаселенных континентов, с населением значительно превышающим тот порог, что мог вместить на себе весь этот остров, янтарь справлялся удивительно быстро. Окидывая своим ищущим взором чуть ли не весь обитаемый мир и всех его жителей одним разом, порой он заканчивал свои безрезультатные поиски прежде чем братья успевали опомниться, но в отличии от всех прочих бесполезных предыдущих попыток, когда он не находил своей цели, и вновь погружался в состояние спокойного сна, в этот раз все закончилось совершенно иначе.
Янтарный огонь, плясавший вокруг меча, и танцующий на остриях свеч, не начал медленно угасать, и не погас. Картины в камне не начали расплываться в желтоватой дымке, постепенно растворяясь в ней навсегда, а сам зачарованный кусок янтаря не перестал пульсировать словно сердце, не начал затухать, погружаясь обратно в покой, и не остыл от согревающей его теплоты магии крови, когда не смог найти ничего интересного.
Камень, неожиданно для Ресса, резко перестав дрожать и дергаться у него на ладони, остановился на одной единственной из сотен показанных им перед этим картин, и к невероятному потрясению обоих братьев, во всей красе и мельчайших подробностях, продемонстрировал им до боли знакомое лицо брата Дронгара. Заметно постаревший, с их последней встречи, состоявшейся еще в храме, с небритым, уставшим и болезненно бледным лицом, он смотрел на них прямо из золотистой поверхности янтаря, и даже не подозревал, что кто-то сейчас украдкой наблюдает за ним со стороны, находясь на другом конце города.
Братья неотрывно следили за ним, ни на миг не отводя глаз, и чуть было не раскрыв от удивления рты, не могли произнести не единого слова, все еще не веря в улыбнувшуюся им на конец то изменчивую удачу.
Олисия Илис.
Хорошего мага из меня так и не получилось. Конечно я все же могла творить заклинания, накладывать чары и делать все те прочие вещи, что положено уметь каждому уважающему себя чародею, но потратив на свое обучение несколько драгоценных лет своей юности, и убив не мало времени на изучение заклятий и познания всех тайн и секретов магического искусства, не смотря на весь мой огромный, если верить учителям, потенциал, я так и не смогла раскрыть его на полную мощь, достичь значимых результатов, и овладев всей этой сложной наукой в полной мере. Годы обучения не прошли для меня совсем даром, но и не смогли превратить меня в грозного чародея, способного с легкостью творить невероятные вещи прямо из воздуха. Все, что я умела и могла сотворить, относилось скорее к разряду для начинающих и еще очень юных чародеев, которые только начали постигать магическое искусство. Все мои фирменные заклятия не отличались ни особой сложностью исполнения, ни огромной силой, способной даже простенькое волшебство превратить в ужасающее по своей мощи колдовство, и в конечном итоге, когда всем окружающим стало окончательно понятно, что никакого толку от моей взбалмошной особы не будет и ничего хорошего из этой юной магички уже не получиться, меня просто вышвырнули из учениц, так и не позволив закончить свое обучение до конца.
