Он смотрит на меня с ужасом, с открытым ртом.
— Как я остановлю плач моего невинного ребенка, если я единственная, кто виноват в его смерти? Это всю жизнь будет кровавым пятном на моей душе.
— В таком случае, тебе не стоит принимать это решение. Я приму. Пусть это будет кровавым пятном на моей душе.
Я встаю и направляюсь к нему.
— Этот ребенок принадлежит нам, но в данный момент находится в моем теле, и я буду защищать его до последнего вздоха.
— Ты действительно веришь, что этот ребенок вырастит счастливым, зная, что он убил собственную мать?
— Нет, он вырастет с чувством, что его мать любила его так сильно, что отдала свою жизнь, чтобы он смог выжить. Какая прекрасная мысль, с которой стоит идти по жизни. Какое богатство!
— Я не могу поверить, что ты такое говоришь. Ты на самом деле просто сама избалованный ребенок, который делать то, что хочет. Гребанные последствия получат все остальные, — жестко обвиняет он.
Я качаю головой.
— Да, это правда, всю свою жизнь меня баловали и давали все, что я хотела. Мне стоило просто попросить и это появлялось. И я жила как принцесса, не затронутая страданиями, никогда не проходила и не углублялась во все страдания этого мира: в Африке голодают дети, несчастные палестинцы в секторе Газа, жалкие дети-рабы в Китае, которые делают мне модные кроссовки, и бесчисленное насилие, происходящее в этом большом, несправедливом мире. Но, видишь ли, я никогда не хотела изменить эту ситуацию. Я никогда даже не думала, что смогу. Это впервые, когда я смогу. Я знаю, что это большая просьба, но я смогу.
— Кем ты возомнила себя сейчас? Гребаным Буддой?
— Не думаю. Но я знаю, что этот ребенок пришел ко мне, я не убью его.
— Так ты позволишь ему убить себя? — спрашивает он.
— Не высечено на камне, что я умру, если рожу ребенка. Врачи могут ошибаться. Я собираюсь сделать все от меня зависящее, чтобы все было хорошо.
— И как ты собираешься это сделать? — огрызается он.
— Я собираюсь принять весь комплекс мер, чтобы рак не прогрессировал, пока ребенок не подрастет и не сможет выжить вне моего тела. Пока Лили была беременна, я узнала много от нее о еде, о правильных продуктах и травах, которые могут лечить и держать в страхе многие заболевания. И во время родов Лили, я многое узнала от ее бабушки.
— Это чистое безумие. Ты говоришь о травах, способных побороть рак!
— Не переворачивай мои слова. Мои планы на самом далеко идущие, намного дальше, чем ты предполагаешь.
— Я не позволю тебе этого сделать, Лейла.
— Ты не сможешь остановить меня, Би Джей. Никто не сможет. Я приняла решение.
— А что, если бы это произошло со мной? Как бы ты себя чувствовала?
Я хмурюсь, поскольку не задумывалась над этим.
— Если честно, наверное, реагировала точно также, как ты, но дело в том, что я — не ты. Я — это я. Лейла. Единственный человек, который борется за этого ребенка. Он выбрал меня в качестве мамы. Живет внутри меня, и пока он не способен выжить в этом мире самостоятельно, я его не предам.
— Я не хочу иметь этого ребенка без тебя, — огрызается он.
Мои руки тут же в защитном жесте прикрывают живот, словно он своими словами может ударить по моему не родившемуся малышу.
Он печально качает головой.
— Я не буду любить его, Лейла, если он убьет тебя. Каждый раз, когда я буду его видеть, я буду вспоминать, что он стал причиной твоей смерти.
Я улыбаюсь.
— Знаешь, я не переживаю, что ты не любишь его. Ты обязательно полюбишь, потому что он часть тебя и меня.
Он прикрывает глаза, потом смотрит на меня и в них светиться такая боль.
— Прости, но я не могу пойти на это, Лейла. Другие мужчины возможно могут, поскольку так не любят своих жен, как я люблю тебя. Я просто не могу. Я не могу молча стоять и смотреть, как ты гробишь свою жизнь ради моего ребенка. Я не могу выбрать его вместо тебя. Не могу, просто не могу. И ты не можешь просить меня об этом.
— Нам всего лишь нужно продержаться еще три месяца. На самом деле, даже не три месяца. А всего лишь 77 дней и будет 25 недель, и можно будет спокойно сделать кесарева сечение.
— У нас нет этих трех месяцев. Ты не поняла, что означает прогрессирующее злокачественное образование? Оно съест тебя изнутри. Тебе необходимо его вырезать сейчас же или будет слишком поздно.
— Я уверена, что смогу продержаться 77 дней. Мы сделаем календарь и будем вместе зачеркивать дни, хорошо?
Он поднимает глаза к потолку и выдыхает.
— Не пытайся успокоить меня, Лейла, у тебя не получится. Я чувствую себя полностью разорванным на части. Я не смогу заботиться об этом ребенке... без тебя. Ты родишь сироту.
Я кладу палец ему на губы.
— Тссс... ничего не говори. Я хочу назвать нашего малыша Томми.
Он закрывает лицо руками, я запускаю пальцы в его шелковистые черные волосы.
— Надеюсь, у него будут черные волосы, — шепчу я.
Он молчит.
— Надеюсь, он будет похож на тебя.
Би Джей дергается всем телом.
— Я люблю тебя, Би Джей.
Он смотрит на меня с горечью.
— Черта с два, Лейла.
— Я люблю тебя, Би Джей.
— При такой любви, как твоя, мне не нужны даже враги, — срывающимся голосом отвечает он и широким шагом выходит из комнаты.
Я слышу, как он спускается по ступенькам, затем хлопает входная дверь. Я поворачиваюсь к окну, он направляется к своей машине. Открывает дверцу и смотрит на меня в окне. Мы пристально смотрит друг на друга. Он садится в машину и колеса со скрежетом шелестят по гравию.
Я сажусь на подоконник ожидать его возвращения.
Кажется, словно проходит вечность, прислонившись головой к стеклу, слышу вдалеке мощный рев мотора. Он останавливается и поднимает голову к окну, видит меня и бежит. Я слышу его шаги через три ступеньки, он распахивает дверь, несется ко мне и берет меня на руки.
— Ты замерзла, — говорит он, его голос такой тихий и нежный.
— Я ждала тебя.
— Что сказала эта гадалка на таро?
Я отстранюсь от его груди.
— Она сказала, что я родилась, держа три линии судьбы в своей руке — свою, твою и ребенка.
— Я люблю тебя больше, чем саму жизнь, поэтому четко говорю тебе сейчас — я сделаю все, что в моих силах, чтобы остановить тебя… от рождения этого ребенка.
35.
Лейла
— Лейла, конечно же, все мы целиком и полностью расстроены по поводу ребенка, но мы не можем позволить тебе так поступить. Ты не можешь ждать этого от нас. Мы очень сильно любим тебя. Ты не можешь так с нами поступить, и особенно с Би Джеем, — спокойно и нежно говорит Джек.
Я смотрю на каждого в отдельности: мама, Джек, Доминик и Шейн. Вот уже полтора часа они поочередно уговаривают меня, подлизываются, иногда повышают голос и даже угрожают, с одной целью — заставить меня передумать. Все они поочередно бросают на меня взгляды, словно я окончательно и бесповоротно сошла с ума. Возможно, я действительно стала сумасшедшей. Но единственное, и я знаю это совершенно четко — Томми выбрал меня, чтобы я стала его матерью. И я согласилась, поэтому не заберу свои слова назад.
— Я не передумаю. Вы можете либо помогать мне всеми способами, удерживать рак на существующем уровне последующие 76 дней, либо можете стоять в стороне и наблюдать, как я буду бороться с ним в одиночку, — снова повторяю я свою позицию.
И совершенно невозмутимо смотрю на них.
Джек в недоумении качает головой, сердито взмахнув руками, выходит из комнаты. Я знаю, что он вернется. Джек так легко не сдастся, но я выиграю этот раунд.
Как всегда, мягкосердечный Доминик сдается первым.
— Хорошо. Я помогу тебе. Скажи мне, что я должен делать, и я сделаю.
К огромной радости, я бросаюсь ему на шею и крепко обнимаю.
— Спасибо. Большое спасибо, Дом. Ты даже не представляешь, что это для меня значит, — говорю я, слезы скапливаются в уголках глаз.
Следующим капитулирует Шейн, я кидаюсь в его объятия. Но мама просто сидит, как статуя, и слезы текли у нее по лицу.
— Оставьте меня ненадолго с мамой, — говорю я братьям. Они выходят из комнаты, и молча закрывают дверь.
Я сажусь рядом с ней, беру ее за руки и заглядываю в глаза, и мы начинаем плакать, просто рыдать.
— Как такое могло с тобой произойти? — всхлипывает она. — Ты моя девочка, без тебя нет радости в этой семье.
— Тогда помоги мне справиться с этим, — сдержанно говорю я.
— Как?
Я вытираю глаза.
— Я уже порылась немного в инете, но собираюсь еще больше всего изучить. План таков — оставаться здоровой, чтобы рак не мог больше прогрессировать. Мне нужно продержаться всего лишь 76 дней, — говорю я, хлюпая носом.
Я вижу еле заметный луч надежды, появившийся в глазах матери.
— 76 дней?
Я киваю.
— Всего лишь 76 дней, ма. Это не так много, чтобы родить ребенка, да?
Моя мать прикрывает рот рукой и качает головой.
Я вздыхаю с облегчением.
Вдруг она говорит:
