Сравним это с опытом католической Польши, где то же самое «лифляндское рабство» как раз и стало тотальным, — и разница станет очевидной. Католическая модель реакции Восточной Европы на рождение капитализма резко, можно сказать судьбоносно, отличалась от протестантской.
Выходит, русское крестьянство вовсе не было, вопреки Валлер- стайну, обречено на тотальное закрепощение. И не была русская аристократия обречена на опричный разгром и вековое унижение. И не было самодержавие судьбою России. Оно стало ею. Стало потому, что самые её могущественные политические элиты, и в первую очередь иосифлянская церковь, предпочли именно католическую модель реакции на рождение капитализма. Как, однако, оказалась православная Россия в одной компании с католиками?
В конце концов, не было у русской церкви более заклятого врага, нежели католичество, «латинство», как презрительно именует она его и по сию пору. Даже в XX веке продолжали эту традицию ненависти современные иосифляне-евразийцы. Вот что писал уже в 1922 г. их главный идеолог Петр Савицкий: «Обращающиеся в латинство... подвержены гибели духовной; идут от Истины полной к извращению Истины, от Церкви Христовой к сообществу, предавшему
начала церковные в жертву человеческой гордыне».11 И подчеркивая свое отвращение, обрушивает он на католичество самое страшное в его устах проклятие: «Следует понимать, что в некотором смысле большевизм и латинство... суть соратники и союзники».12 Читатель легко может представить себе, что говорили о латинстве предшественники Савицкого в XV веке. Для них оно было в буквальном смысле «соратником и союзником» самого Сатаны — анафема, ересь, исчадие ада. И тем не менее...
И тем не менее едва оказались на кону частно-хозяйственные интересы церкви, едва стала она перед выбором между земным богатством (или, если хотите, «человеческой гордыней») и «полной Истиной», говоря языком Савицкого, без колебаний выбрала она именно «гордыню». Более того, как мы сейчас увидим, дралась она за свои богатства до последнего, с ничуть не меньшей яростью, чем «латинские» контрреформаторские силы в католической Европе. Согласитесь, что тут странная неувязка, представляющая, естественно, некоторые неудобства для современных её апологетов.
Например, в официальном подарочном издании «История человечества, том VIII. Россия» (впредь мы станем именовать его в интересах краткости Том VIII), подготовленном в 2003 году Институтом истории РАН на деньги ЮНЕСКО, главной заслугой православной церкви перед страной провозглашена «борьба с католической агрессией Запада».13 И ни слова о том, что русская церковь заняла откровенно католическую позицию в отношении отечественной Реформации, всеми силами сопротивляясь родному государству. О том, что она не только предпочла, подобно католицизму, собственное материальное благополучие духовному служению и благополучию страны, но и, нисколько не скрываясь, ему подражала.
Тому есть документальные подтверждения. Новгородский архиепископ Геннадий, главный в своё время борец с ересью (и с нестяжательством), писал в Москву митрополиту Зосиме: «Сказывал ми
«Россия и латинство», Берлин, 1923, с. п.
Там же.
История человечества, т. VIII. Россия, М., 2003, с. 136. (Далее Том VIII).
Часть первая
КОНЕЦ ЕВРОПЕЙСКОГО СТОЛЕТИЯ РОССИИ
посол цесарев про Шпанского короля, как он свою очистил землю, и аз с тех речей список к тебе послал. И ты бы, господине, великому князю о том пристойно говорил, не токмо ради спасения его, но и чести для государя великого князя».14
Почему следовало убеждать великого князя подражать страшному примеру «Шпанского короля» (речь о Фердинанде II Католике, известном массовыми казнями инаковерующих) и в чем состояла связь между еретиками и нестяжателями, подробно объясняет нам один из крупнейших современных историков русской церкви А.В. Карташев. Предварим его лишь одним замечанием: министр иностранных дел Ивана III, великий дьяк Федор Курицын объявлен был церковниками «начальником еретиков» и именно его чародейством, а вовсе не вполне земным и очевидным стремлением ликвидировать в России церковное «государство в государстве», и по сию пору объясняют историки русской церкви реформационную политику великого князя.Так вот, Карташев пишет: «Странный либерализм Москвы проистекал от временной „диктатуры сердца" Ф. Курицына. Чарами его секретного салона увлекался сам великий князь и его невестка, вдова рано умершего его старшего сына Елена Стефановна. Лукавым прикрытием их свободомыслию служила идеалистическая проповедь свободной религиозной совести целой аскетической школы так называемых заволжских старцев [нестяжателей]. Геннадий призывал к беспощадному истреблению еретиков».15
Но представление об этой неожиданной католической ярости православной церкви — лишь один из неожиданных выводов, которые принес нам анализ Реформации. На примере тех же протестантских Дании, Норвегии, Швеции или Исландии видим мы, что именно благодаря секуляризации церковных земель найден был в них компромисс между разными элитами и институтами общества, позволивший им предотвратить воцарение самодержавного произвола.
1А
Цит. по: Ав. Карташев. Очерки по истории Русской церкви, Париж, 1959» с* 495*
15 Там же, с. 381.
Но именно этого решающего компромисса между элитами как раз и старались не допустить в России иосифляне. Они настаивали не только на «беспощадном истреблении еретиков», но и на истреблении нестяжателей, чья проповедь свободной религиозной совести, оказывается, служила, как слышали мы только что от А.В. Карташева, «лукавым прикрытием... странного либерализма Москвы» Ивана III. И вообще весь смысл иосифлянской доктрины сводился, как объясняет нам другой современный историк-богос- лов А.Л. Дворкин, к тому, что «главная задача православного царя [состояла в] защите церкви».16
Правда, Дворкин, как и Карташев до него, как, впрочем, и все другие историки церкви, не уточняет, что на самом деле имели под этим в виду идеологи иосифлянства всего лишь защиту вполне земных богатств, гигантских монастырских владений.
Известно, между тем, что лидер иосифлян преподобный Иосиф, игумен Волоцкого монастыря, вполне открыто учил: православный царь, уклонившийся от своей «главной задачи» (читай: защищать церковные земли), и не царь вовсе, а «неправедный властитель, слуга диавола и тиран», по каковой причине подданные свободны от послушания ему.17 Тот же самый, заметьте, приём — угроза отлучения от церкви, — которым пользовались римские папы против непокорных императоров. Больше того, призыв к восстанию против царя, оказавшегося «слугою диавола», содержится вовсе не в каком- нибудь самиздатском документе, тайно передававшемся из рук в руки, но в широко известном сочинении преподобного Иосифа «Просветитель» (полное название «Просветитель или обличение ереси жидовствующих»).
Согласитесь, что тут перед нами ответ сразу на несколько вопросов, касающихся «странного либерализма» Ивана III. Во-первых, отчетливо видим мы здесь, на какой страшный риск шел великий князь, поддерживая нестяжателей и покушаясь на монастырские земли. Во-вторых, совершенно понятно становится, какова цена ут-
А.Л. Дворкин. Иван Грозный как религиозный тип, Нижний Новгород, 2005, с. 54.
Там же, с. 55.
верждениям, что был он таким же самодержцем, как Грозный. Допустил бы самодержец свободное распространение в стране такой откровенной антиправительственной крамолы, как «Просветитель»? В-третьих, наконец, очевидно здесь, что иосифлянская кампания по «обличению жидовствующих» была не более, чем призывом к террору не только против еретиков, но и всех покушавшихся на церковные земли, включая великого князя. Короче, не остается сомнений, что русское иосифлянство было составной частью европейской католической Контрреформации.
И последнее, наконец — по счету, не по значению. Секуляризация монастырскихземель в протестантской Восточной Европе навсегда оторвала церковь от защиты частнохозяйственных интересов и тем самым развязала ее культурную независимость и творческую силу. Лишившись материальных богатств, церковь могла сосредоточиться на сохранении того единственного богатства, которое у нее оставалось, — духовного.
И это даёт нам все основания констатировать: победа православной Контрреформации лишила Россию и преимущества сильного и просвещенного духовенства. Отсюда фундаменталистское «духовное оцепенение», по выражению И.В. Киреевского, Московии XVII века. Я не говорю уже о том, что победа эта сделала неизбежным формирование реакционного военно-церковного союза. С этого момента для самодержавной революции не хватало лишь нового Андрея Бф-олюбского, который, как мы знаем, еще в середине XII века совершил аналогичную попытку (и был за это убит собственными боярами). Иван Грозный с успехом исполнил роль, которая не удалась ни Боголюбскому, ни отцу Ивана Василию III. Мы еще подробно обсудим, почему удалась она именно ему.
