Вы пришли в Мир... Не правда ли, кажется, что Мир всецело принадлежит вам?.. Жизнь - чистый холст, на котором вы пишете картину неповторимой судьбы, одобренную Всевышним. Нет большего счастья, чем своей рукой наносить на бесконечность мазки-мгновения сущего бытия. Неважно, что зачастую незаконченное творение под порывами вселенских ветров опрокидывается на Землю... Вы лишь становитесь сильнее. Вот-вот из-под кисти выйдет шедевр, достойный подражания. Шедевр чьей-то жизни, выписанный извилистыми тропами судьбы. Так думает Человек... Забыв, что мир создан Художником. Это его мастерская и его холсты, это его краски и кисти... Кто для него люди? Хочется думать, мы достойны быть красками, или - о, гордыня! - целыми картинами. Не верится, что вы рождены быть всего лишь тонкими волосками в его божественных кистях? Одни волоски живут в ярких кисточках, другие остаются на картинах Вечности. Третьи смываются с грязных инструментов. Есть и те, кому не доведётся ощутить запах свежей краски. Сухие, бесцветные, забытые... Но... Это преходящие мелочи... Истинному Творцу ничто не мешает использовать огромный Мир как краску, кисть или микроскопический волосок, который либо осядет на его очередном шедевре, либо... Ему, как множеству других, суждено быть смытым рекой Времени.
- Вы здесь работаете! - запыхавшись, констатировала дочь, остановившись напротив. Петр судорожно кивнул, зарываясь лицом в шарф. - Возьмите! - Дочь, смущаясь, протянула стодолларовую купюру. Он отчаянно замотал головой, чувствуя, как через горло прет горячей волной рыдание. - Пожалуйста, - Светлана всхлипнула, - присмотрите за могилкой... Если вам не трудно... Там... Там папа мой лежит... Я... Мы... Мы в Москве живем с мамой... Присмотрите? Петр сквозь слезы только смог выдавить подобие трубного: - Угу... Стащив рукавицу, он словно во сне протянул руку. Светлана осторожно вложила бумажку в ладонь. На секунду отец ощутил холодные пальцы дочери... Земля ушла из под ног... Петр тяжело осел на снег. - Вроде непьющий, а поди ж ты... - задумчиво пробормотал Николай Федорович. - Расслабился под боком-то у директрисы... Этого Петр не мог слышать. Но он хорошо расслышал, как вышедшая из машины Виола нетерпеливо крикнула: - Света! Ну, что ты, в самом деле?! Всех местных пьянчуг хочешь проспонсировать?! Опоздаем на поезд! Быстро в машину! - Простите, пожалуйста... - Дочь торопливо удалялась от него... Обернувшись в последний раз, она, смущенно указывая на могилу, сбивчиво произнесла: - Выпейте за папу... Пожалуйста... Он был... Он был хороший... Самый лучший... Он... Он стихи писал... Выпейте, пожалуйста... Петр собрал с могилы все, что они оставили. В Москву? Что ж, г-жа Виолетта Хлебова, вы тоже добились, чего так страстно желали! А Светлана? Она взрослый человек, она уже женщина! Отец в этом возрасте не главное... Пусть... Он почти донес мешок до своей берлоги, когда столкнулся на крыльце управы с Николаем Федоровичем. "Носил Марго откат", - машинально подумал Петр. - Экий ты вредный, Иваныч! - укоризненно пробурчал пенсионер. - Девчонки-то из-за тебя чуть глаза друг дружке не выцарапали! Как ты не вовремя подвернулся! - Ты о чем? - хмуро спросил Петр, бросив мешок на ступеньки. - Малая-то оправдывалась, мол, папу ты напомнил ей! - пояснил Николай Федорович. - А постарше которая - мамка, стало быть - говорит, что... Мол, отец аккурат в такого, как ты, Иваныч, превратился бы, коли не утоп... - В какого, такого?! - надвинулся на дедка Петр. - Ты что городишь, старый хрыч?! - В старого кладбищенского алкаша! - Федорыч трусливо отскочил к выходу. - Это не я говорю, Иваныч! Люди про тебя сказали! Сам виноват! Еле на ногах стоишь! Разбаловала тебя Маргарита Львовна! И мужики тобой недовольны! Работаешь мало, получаешь много! - Ты кто такой, шавка приблудная!? - рассвирепел Петр, хватая деда за грудки. - Ты здесь вообще никто! Кого жизни учишь, старая банка из-под перца?! Одно мое слово, и... - Молчу! - испуганно отбрыкивался пенсионер. - Прости, Иваныч, бес попутал! Отпусти уже, а то инфаркт случится через тебя, окаянный... Здоровый черт, а стариком прикидываешься! Пахать на тебе надо! - Извини, Николай Федорович... - Петр без сил опустился на крыльцо. - Извини... Это меня бес попутал. Не виноват ты ни в чем... Сам я дурак... Нельзя так со старым человеком... Бог все видит... - Да ладно тебе! - Федорыч перевел дух. - И ты не молод, Иваныч! С кем не бывает... - Не в молодости дело, Николай Федорович... - Петр стянул с головы шапку, устремив взгляд в белесое небо. - Ты, вон... Больной одинокий пенсионер, а не сдаешься... Молодец какой... Дело нужное придумал... Людям помощь... Не только девчонкам... Сколько стариков на кладбище приезжают, а сил нет до могил дойти... На-ка, Федорыч, выпей мировую... Петр достал из мешка чекушку. - Никак, с могилы? - брезгливо отодвинулся пенсионер. - Господь с тобой, - усмехнулся Петр. - Купил самолично. Хотел хорошего человека с днем рождения поздравить. - Чего же не поздравил? - Федорыч не спускал глаз с чекушки. - Уже поздравили... Без меня... - Петр, поднимаясь, вставил бутылек в карман его пиджака. - Я, Федорыч, не пью... - И верно! - Дедок нерешительно развернулся к машине. - Ведь чую, не пахнет от тебя, а на ногах не стоишь... - Жизнь, Федорыч, иногда так с ног валит, что никакой водке не под силу... - Ну, спасибо, коли не жалко... - Бывай, дед... - прошептал Петр. - Выпей за меня... С поста наружной охраны сквозь падающий снег за ними удивленно наблюдал молодой охранник. Со стороны действительно могло показаться, что Петр изрядно набрался. Проводив Николая Федоровича, он, качаясь, добрел до мусорного контейнера. В ящик полетели гвоздички и стаканчики. Чуть помедлив, он отправил за ними коньяк, шоколад и лимон. Заглянув в мешок, Петр бережно затолкал его под куртку, после чего неровной походкой спустился в свое убежище. Бордовые розы стояли в трехлитровой банке до последнего, пока не превратились в сухие стебли с кроваво-запекшимися головками бутонов на концах. Перед тем, как выбросить цветы, он осторожно отломил один шарик лепестков, пряча в дорожную сумку. На память. Больше его с семьей ничего не связывает. У него нет семьи. У семьи нет Сергея Хлебова. Сергей Хлебов умер. Навсегда. Ему отчаянно не хватало общения с пишущим Глебом. Ведь и раньше кроме Глеба обратиться было не к кому. Поняв, что с Параллельным братом связь тоже утеряна, он неожиданно пришел к выводу, что в выборе личных ипостасей ему предоставлена полная свобода. Когда наступила первая кладбищенская весна Петра Иваныча, он зарегистрировал на "самостреле" новую страницу. Он еще сам не понимал, зачем ему очередная виртуальная квартира, но излишними раздумьями увлекаться не хотелось. Хотелось жить. Это был простейший способ запустить жизнь с чистого листа. Новая форма жизни получила имя Сержа Перпендикуляра. Почему Серж? Без комментариев. Он более не хотел прятаться за чужими именами. С какого замысла Перпендикуляр? Потому что, вопреки... Вопреки своей потерянной жизни. Вопреки чужой смерти. Вопреки судьбе, которая оказалась против. Вопреки всем, кому не успел сказать главного: - Я не умер! Я здесь! Среди вас!! Вы слышите?!! - Я хочу жить!!! Я буду жить!!!!! ГЛАВА 6
