Вернувшись в реальность, Дэлайла ответила:
– Здесь безопаснее.
– Это… – он замолчал за миг до слова «безумие» и вместо этого неловко
закончил: – Очень странно, Ди.
Глубоко вдохнув и не обращая внимание на звонок на урок, Дэлайла
рассказала ему о том дне, когда столкнулась с Домом, как это выглядело и
ощущалось. Рассказала, насколько он любит Гэвина, как казалось
невозможным, что твердые неживые предметы могли быть по-настоящему
одушевленными.
– Ничего невероятнее я еще не видела, – признала она.
Затем она описала день, когда они с Гэвином целовались в парке, а ветки
полезли под ему под рубашку и связали ее запястья. Рассказала, как Дом
отреагировал на ее вопросы о будущем Гэвина, и что ощущалось это так, словно ее бросили в блендер, когда все задрожало и затряслось под ее ногами.
Давал уже выглядел не таким недоверчивым и гораздо более бледным.
– После случившегося Гэвин захотел устроить мне ужин, – продолжала она, садясь с ним рядом. – Думаю, он хотел помирить меня и дом, или что-то вроде
того. Я чувствовала, как Дом на меня злился. Некоторые предметы – например, камин или мебель в гостиной – пытались быть хорошими, поэтому я решила, что просто должна продержаться там немного.
– Взять напором, – добавил Давал.
– Именно, – она рассказала ему о плане прогуляться, как потом пошла мыть
руки и увидела мамину статуэтку. И как повернулась и увидела маленький
невинный пузырек краски.
С нарастающей истерикой она рассказала ему обо всем, случившемся
потом: о тараканах, о том, как Дом запутывал ее и играл с ней, а она пыталась
сбежать.
– Я забралась в душ, чтобы смыть их. Отбросила одежду, и тараканы
поползли ко мне, потом занавеска душевой кабинки соскользнула к моим ногам, обернулась вокруг меня и… – она икнула и зажмурилась. – И ранила мою руку.
Когда я закричала, в ванную ворвался Гэвин, но когда я опустила взгляд… – она
открыла глаза, чтобы посмотреть на Давала, и поняла по его лицу, что он уже
знал, о чем она сейчас скажет. – Когда я опустила взгляд, там ничего не было.
Ни тараканов, ни одержимой занавески, ни статуэтки. Только разорванная кожа
на руке, словно я сама это сделала. Или Гэвин.
– Ди, это… – он провел дрожащей ладонью по лицу. – Даже не знаю, что
это.
– Знаю.
– А его мама? – спросил Давал.
Несколько секунд Дэлайла просто смотрела на него, и наконец ответила
честно, но сбивчиво:
– Не знаю, – а была ли мама? Если да, то куда делась? Придвинувшись
ближе, она спросила: – Давал, ты знаешь его маму?
Он покачал головой.
– Я как-то говорил Гэвину, что моя мама знает. Ну так, немного.
– Он спрашивал у тебя?
– Ага. Мама отвечала на пару вопросов об освящении их дома. Это было
очень давно, Гэвин тогда был еще маленьким, и я знаю об этом только потому, что она упомянула это на следующий вечер после твоего визита.
Дэлайла напряженно нахмурилась.
– Что?
Казалось, он не обратил внимание на ее вопрос.
– Она не видела маму Гэвина годами. Мне показалось, что миссис
Тимоти… немного странная. Но из уважения к ней мама не стала спрашивать у
тебя про нее.
– Давал! Твоя мама даже не спросила, почему я пришла так поздно. Она ни
слова не дала мне сказать, помнишь? Лишь сказала мне дышать и повторяла, что все хорошо.
– Да? – растерянно проговорил он. – Ну и?
– И, – медленно сказала она, надеясь, что он поймет, – твоя мама сама
знала, что я встречаюсь с Гэвином, или ты рассказал ей?
Он молчал, обдумывая все, а потом покачал головой.
– Вообще-то, ни то, ни другое.
– Тогда почему она заговорила с тобой о Гэвине?
– Она сказала, что у сына Хилари всегда такой же обожженный вид, как и у
тебя, – он с удивлением посмотрел на нее.
– Давал?
– М-м?
– Я никогда не видела Хилари, – ответила Дэлайла. – Я четыре раза была в
его доме, даже целый час пробыла там одна, но я даже не слышала ее.
***
Тревога проникала в вены Дэлайла, открывая брешь в ее груди, которая, казалось, все росла и росла, пока не разорвется.
«Я выгляжу сумасшедшей», – подумала она, когда почти бежала домой, избегая трещин на тротуаре и стараясь избегать зоны досягаемости ветвей, шлангов и фонарных столбов. Виски болели, все ощущения вызывали
беспокойство, словно это было не из-за постоянных размышлений, а из-за Дома, который на расстоянии давил на ее сознание. Она перепрыгнула верхние
ступеньки и, тяжело дыша, открыла входную дверь. Ее дом ощущался таким же
пустым и безжизненным, как и всегда.
– Мама? – позвала она.
– Я на кухне!
Дэлайла бросила сумку у лестницы и пошла в дальнюю часть дома,
присматриваясь к окружающим предметам пристальней обычного. Все казалось
правильным. Полки были уставлены сотнями крошечных фарфоровых
статуэток, там же был и фавн.
Она закрыла глаза, понимая теперь, что все это было у нее в голове. Ей
никогда не хотелось туда возвращаться. Она будет держалась от Дома подальше, и Дом останется в стороне, пока она не закончит школу и не покинет Мортон.
И заберет Гэвина с собой.
Она отодвинула стул от кухонного стола и села.
– Длинный день? – спросила ее мама, не отводя взгляда от раковины.
– Да.
– Руку не намочила?
Не «Как твоя рука?» или «Болит?», а «Руку не намочила?». Дэлайла замерла
и посмотрела на бинты.
– Нет.
– Хорошо, – повернувшись, мама положила пригоршню помытого шпината
на доску на кухонном островке. Потом выдвинула ящик и вытащила нож.
Дэлайла уже видела его, но он казался здесь лишним. Рукоятка была из
слоновой кости, лезвие длинной и такое чистое, что сверкало, словно зеркало.
Ее руки охватил холод и по телу пополз к горлу.
Этот нож из Сарая.
– Мам, это твой нож?
– Наверное, – ответила Белинда, поднимая его и повертела, чтобы бегло
рассмотреть, после чего она принялась нарезать шпинат, обхватив листья рукой.
Не долго думая, Дэлайла потянулась к ножу и выхватила его из руки
матери. Он оказался горячим, жемчужного цвета рукоять ожила, на ощупь став
омерзительным слизнем. С криком Дэлайла бросила его в стену, в которую он
вонзился с ужасающим хлюпаньем. По звуку это был не нож, вошедший в
картину, пластик или дерево. Это был нож, попавший в грудь, пронзивший меж
костей что-то влажное и живое. С колотящимся сердцем она смотрела на стену, ожидая увидеть кровь или выползающих тараканов.
Но вместо этого нож какое-то время дрожал от силы столкновения, а потом
замер.
В комнате царило потрясенное молчание.
– Дэлайла Блу, – дрожащим голосом прошептала ее мама. – Что, ради всего
святого, с тобой?
– Это не твой нож, мам. Не твой. Это… – с тихим вскриком ее голос
оборвался. Нож зловеще подвинулся, тусклый свет на кухне отбросил тень на
синий рисунок. Но вместо сверкающей слоновой кости теперь было лишь
дерево – деревянная ручка обычного поварского ножа.
Белинда всплеснула руками с истерикой в голосе.
– Да какая разница, чей нож? Он не хуже остальных! Нельзя бросаться им в
чер… Хм, в стену!
– Но как?.. – произнесла Дэлайла, отступая назад, не в силах отвести взгляд
от ножа. – Не знаю, что происходит, но… не трогай его, – она все же
посмотрела в лицо матери, и ее голос стал ровным и пустым: – Не смотри на
него.
Дэлайла поднялась наверх и, пока искала телефон, услышала истерический
голос матери, говорившей по домашнему телефону с отцом. Голос скользил из
кухни по перилам, проскальзывал за закрытую дверь Дэлайлы.
– Верно! Она его бросила! В стену! Фрэнки, не уверена, что ей подходит
это место. И не уверена, что мы это перенесем… нет. Сначала рана, а теперь
метание ножей? – молчание. – Знаю, – еще пауза. – Да, я в порядке, – молчание
было долгое и тяжелое, после чего ее мама шумно и с облегчением выдохнула.
– Да, это хорошо, дорогой.
Дэлайла закрыла глаза и прижала пальцы к вискам, даже не чувствуя
любопытства узнать, на что согласилась ее мама. Голова снова болела, словно
что-то пыталось проникнуть внутрь.
«Хватит, хватит, хватит», – думала она, стараясь оттолкнуть это – чем бы
оно ни было. Она слезла с кровати и, сняв всю одежду, бросила ее в корзину для
стирки, даже не потрудившись рассортировать или понять, что она надевала к
Гэвину. Она открыла окно и выбросила все на лужайку заднего двора, после
чего захлопнула окно.
Ее мама еще говорила. Голос разносился вверх по ступенькам и по
коридору.
– Отошлите меня, – шептала Дэлайла. – Отошлите меня куда-нибудь.
На миг ей понравилась эта мысль.
Пока она не вспомнила о Гэвине. Ее день рождения стремительно
приближался, и хотя это означало, что скоро она сможет законно делать все, что
