Потом я вспомнила, что так же молилась прямо перед первой МРТ Джереми.
И ничем хорошим это не закончилось. Я уже знала ответ на вопрос, любит ли меня Бог. Но я всё же закрыла глаза и прошептала:
— Пожалуйста, пусть ему станет лучше.
И пошла обратно по коридору, слушая звук своих шагов.
Я вернулась в комнату ожидания и смотрела, как движутся стрелки часов. Я слышала, как переворачиваются страницы журнала, как сухие листья шелестят по тротуару. Наконец зашёл доктор и пригласил моих родителей в отдельный кабинет.
Меня и Лию не позвали, но в этом не было необходимости, я и так всё поняла, лишь взглянув на изнурённое лицо врача.
Что-то пошло не так.
Я сидела, не шевелясь, будто таким образом могла остановить время, будто я могла бы удержать плохие новости на расстоянии, если превращусь в камень.
Прошло двадцать минут. Папа появился в комнате ожидания с покрасневшими глазами. Жестом он позвал меня и Лию за собой. Когда мы вошли в кабинет, мама даже не взглянула на нас.
— Врачи не смогли удалить всю опухоль, — сказал папа. — Она слишком разрослась. И уже захватила жизненно важные части мозга.
Он больше ничего не сказал, но и так всё было понятно. Рак в конечном итоге выиграет эту битву. Я не могла заставить себя спросить, сколько ещё проживёт Джереми. Месяцы? Недели?
Я ошибалась, когда говорила, что неспособна плакать. Потому что выступили слёзы, сразу же, неослабевающие. Я не могла их остановить. Папа обнял меня, но это не помогло. Я сделала шаг назад, задыхаясь от нахлынувших эмоций, будучи не в силах их контролировать.
Наконец я сказала:
— Я пойду в машину, — потому что мне не хотелось так рыдать в присутствии родных.
Я не пошла, я побежала по больничным коридорам.
Никакие мои усилия не имели смысла. Ни одна из молитв не была услышана.
Я не смогу двигаться дальше, не буду. Я брошу мою душу ветру и распадусь на тысячу осколков. Меня вынесет где-нибудь на берег как сломанный плавник. Я буду сохнуть на солнце, пока не сморщусь до песка.
Не знаю, как долго я сидела в машине. Достаточно долго, чтобы мои ребра разболелись от плача, а слёзы высохли. Но мысли так легко не иссушились. Я закрыла глаза и попыталась стереть отпечатавшуюся в голове фразу: «Боже, почему ты меня не любишь?»
Я услышала, как открылась дверь. Я думала, это папа, но оказалось, что внутрь забрался Стив.
— Ты пришёл, — сказала я. Это всё, что я смогла выдавить.
Он сел рядом со мной, глаза его были полны сочувствия.
— Рон забронировал мне билет на сегодня, помнишь?
Я помнила, но думала, что Стив поменяет планы после своего вчерашнего приезда.
— Я привёз Джереми костюм Веселого человека. В костюмерной сразу же его подогнали под размер, как только я сказал, зачем он мне. — Он протянул руку и погладил мои волосы. — Твои родители рассказали мне об операции. Сочувствую.
Я не ответила. Я просто наклонилась к нему, и он обнял меня. Некоторое время мы оба молчали.
Когда он отстранился от меня, то сказал:
— Твоя семья в послеоперационной палате с Джереми. Ты должна быть с ними, когда он проснётся.
— Не могу, — слова с трудом вырвались из горла. — Понимаю, что я должна быть сильной и пойти туда, но не хочу. Совсем. Я обижена и зла, и хочу крушить всё вокруг. — Я не стала добавлять, что хотела бы ударить Бога. Всё равно это невозможно, так же невозможно, как перехитрить Смерть.
Стив погладил меня по спине.
— Вчера ты спрашивала меня, в чём смысл жизни. Я думал об этом. И считаю, что смысл жизни в том, чтобы творить добро, вне зависимости от того, с чем сталкивает тебя жизнь, не давать боли ожесточить тебя. Этому приходится учиться, таким человеком нужно стать.
— А как насчёт умирающих маленьких детей? Какой у них смысл жизни?
— Маленьким детям не нужно этому учиться. Они и так это знают. — Стив положил свою ладонь на мою. — Не ожесточайся, ведь Джереми хотел видеть тебя счастливой. Он на это истратил последнее желание. Ты должна хотя бы постараться.
Я не ответила, даже не взглянула на него. Он прав, но я не могла надеть на себя счастье как какой-нибудь свитер.
— Подумай о том, ради чего стоит быть счастливой. О чём-то единственном. — Когда он это сказал, я поняла, что он основывается на собственном опыте. Он уже проходил через опустошение и сейчас давал мне советы по выживанию.
— Но я ничего такого не могу придумать, — пожаловалась я.
— Понимаю, но найди что-то, что бы тебя радовало каждый день. Он любит тебя, это важно.
И тогда я поняла, что его опустошение связано с ссорой с родными. Было легче говорить о них, чем о Джереми. Мой голос стал твёрже.
— Твои родители любят тебя. Перед моим отъездом твоя мама обняла меня и попросила заботиться о тебе.
Он поднял брови.
— Она тебя обняла? Она даже меня никогда не обнимает.
— Могла бы, если б ты не ушёл.
Он наклонил голову, изучая меня.
— И всё-таки, что ты им сказала? Вернувшись домой, я обнаружил сообщение от них на автоответчике. Мама сказала, что надеется, я удачно добрался, а папа почти извинился за свою вспыльчивость. Это на них не похоже.
— Я не сказала им ничего, чего не было в действительности, по крайней мере, что не было бы правдой.
— Хм. — Он мне не поверил, но всё равно улыбнулся.
Я сжала его руку.
— Я рада, что ты приехал.
Стив посмотрел на часы.
— Мне пора переодеваться. Робин Гуд должен доставить костюм.
— Передай моим родителям, что я приду, как только глаза придут в норму. Не хочу, чтобы Джереми видел меня такой.
Он кивнул.
— Передам.
Я смотрела, как он прошёл через парковку в больницу. Я пыталась думать обо всём, что могло бы сделать меня счастливой. О родных, которые меня любят. О времени с Джереми, хоть его и осталось немного. Дальше я ни о чём не могла думать, потому что снова начала рыдать.
Так я никогда не доберусь до больницы.
Полчаса спустя Стив вернулся в костюме Робина Гуда, привлекая всеобщее внимание на парковке.
Он открыл дверь машины и протянул мне руку.
— Джереми проснулся и зовёт тебя.
— Я не могу пойди в таком виде, — сказала я, но вылезла из машины. — Я даже связно говорить не могу.
— Его это не волнует, — ответил Стив.
Когда мы вошли в палату, я могла думать лишь о том, каким крошечным выглядит Джереми на больничной кровати. Его голова была обмотана белым бинтом, закрывающим место разреза.
Он увидел меня и немного приподнял голову. Наверное, это было больно, потому что он сразу же опустил её обратно. Он помахал мне рукой. Из-за лекарств его голос звучал невнятно, но я всё равно чувствовала его взволнованность.
— Анника, можешь больше не переживать по поводу твоей истории. Я знаю конец.
Моё сердце остановилось. Я не могла говорить. Что они сказали ему о его состоянии?
— Она мне приснилась, — продолжил он. — Я попал в Подземное царство и выбрался оттуда по стене, как ты и говорила.
Я тут же мысленно представила себе эту картину. Огромные тёмные скалы и прижатая к ним крошечная фигурка Джереми, который лезет вверх. Зубчатые вершины возвышались над ним, суровые, внушительные, представляющие собой невыполнимую задачу.
— Я не видел тебя, я никого не видел. Я был один, но знал, что Смерть с Косой ждёт внизу, а я не хотел оставаться с ней.
Я представляла, как пальцы Джереми хватаются за выемки в холодной каменной стене, но соскальзывают. Он бы не удержался. Я понимала это, но не могла ему помочь.
— Мне так жаль, — сказала я.
— Я думал, что упаду, — продолжил он. — Но вдруг увидел яркий свет, Бог взял меня за руку. Он сказал, что мне больше не нужно лезть, потому что я могу летать. — Джереми гордился тем, что знал что-то, чего не знала я. — Так что не переживай больше о том, как нам выбраться из Подземного царства. Господь позаботился об этом.
Эту картину я тоже представила. Джереми, окруженный светом, и мне показалось, что Бог на миг обернулся и посмотрел на меня — не с укором, а с улыбкой любви.
А потом я снова очутилась в палате, задержав дыхание и моргая.
— Прекрасная история, — сказала я скорее себе, чем Джереми.
— И абсолютно правильное окончание. — Стив, стоящий рядом, взял меня за руку и сжал её. Я держала его руку, но продолжала смотреть на Джереми.
— Дома я расскажу тебе столько историй, сколько ты захочешь.
— Расскажи немного про меня — Весёлого человека, — попросил он.
— Оу, ты самый лучший Весёлый человек. Всё время попадаешь в приключения. Робин Гуд везде берёт тебя с собой, а стреляешь ты лучше всех!
— Хорошо! — Он счастливо вздохнул и посмотрел на Стива и на меня с застенчивой улыбкой.
— Не волнуйтесь, — прошептал он. — Я не расскажу про вас Девице Мэрион.
— Спасибо, — сказала я.
После чего наклонилась и поцеловала Джереми.
