— Твой отец убьет тебя на хрен, если узнает, что ты предложила мне такое, — рычу я. — Тебе не стоит отираться рядом со мной.
Она вырывает свою руку.
— Да мне плевать, что скажет мой отец. Ему тоже на меня плевать. Так что я буду делать то, что я хочу. Ходить туда, куда я хочу. Танцевать с тем, с кем я хочу. А мы с тобой знаем, что ты тоже этого хочешь.
— Это ничего не значит.
— Значит! Ты не можешь отрицать, что между нами что-то есть. Ты глаз от меня отвести не можешь, — она выставляет передо мной свою грудь, что заставляет меня отступить. Я никогда не отступаю. Твою ж мать, а она выросла.
— Да, я видела, что ты смотришь на меня. И ты мне нравишься. Так почему бы не потанцевать немного?
— Я тебе не нравлюсь. Прекрати эту хрень. Ты не знаешь, во что себя впутываешь. Я говорил тебе, кто мы. Мы убиваем, чтобы выжить.
Она хватает мою руку и кладет себе на талию. Изгибы ее тела…. Через тонкую ткань платья я чувствую пояс с подвязками.
— Идем. Я прошу всего лишь потанцевать со мной. Ничего больше. Тебя ведь не убьют.
Я фыркаю.
— Уверена? При виде тебя меня когда-нибудь хватит инфаркт.
Она прищуривает глаза:
— Ты ревнуешь.
— Ревную? Тебя заносит так, что твоя жизнь оказывается в опасности, а это значит, что нам приходится убивать больше. Тебе все еще кажется, что я ревную?
— Да, — она подмигивает мне, а потом хватает за вторую руку, и кладет на свою задницу. — И мне это нравится. Нравится, когда ты ревнуешь.
— Прекрати.
— Это всего лишь танец… — она тянется ко мне и обхватывает руками мою шею, притягивая к себе. — Мне нужен всего лишь один танец. И все. Потом ты снова можешь забыть обо мне.
Я закатываю глаза, и бурчу:
— Чтоб тебя….
Мной овладевает грешное желание. Ее руки на моей шее. Ее запах такой сладкий, он тянет меня, как и скромная улыбка, которая соблазняет меня, и я не могу отказаться. Единственный раз я делаю то, чего хотим мы оба, но обещаю себе, что миг, когда я ступлю с ней на танцпол, больше не повторится. Я больше не прикоснусь к ней.
Она вытаскивает меня в середину толпы, далеко от того места, где я должен быть, и начинает покачивать бедрами. Пальцами она поигрывает с моими волосами, и начинает танцевать в моих руках самым немыслимо сексуальным образом. Я обнимаю ее, и меня охватывает чувство тепла. Такое, которого жаждешь больше всего на свете. Мне хочется скользнуть руками вниз к ее заднице, но мои инстинкты говорят мне сосредоточиться на чем-нибудь еще. Я поглядываю на дверь, чтобы убедиться, что мои родители еще не вышли, и не увидели меня. Одному Богу известно, что они сделают, если увидят меня с ней.
— Я здесь, — произносит она, притягивая мой подбородок к себе, чтобы я снова посмотрел на нее. Только теперь я замечаю, насколько она красивая. Боль, обида, злость, сожаление, печаль, счастье — все смешивается в один божественный коктейль. В таком юном возрасте она уже покрыта тенью порока, тенью жалкой жизни, а я не хочу вовлекать ее еще больше. Впервые в жизни я хочу кого-то защитить. Хочу, чтобы она была в безопасности. В ее глазах пляшет огонек, а я медленно поддаюсь его гипнозу. Она как факел — освещает своим пламенем тьму ночи, а я жажду этого света, будто я посреди ледника. Но если я стану на ее пути, то все разрушу. Я погашу ее яркое пламя, и оно потухнет навсегда.
— Ты за мной наблюдаешь? — спрашивает она.
— Я никогда не выпускал тебя из виду.
Пальцами она убирает пару черных прядей с моего лба. Ее рот приоткрыт, и я не могу оторваться от ее губ. По мне проносится неудержимое желание попробовать ее вкус. Но я не имею права.
— Ты помнишь ту ночь на крыше? — спрашивает она. — Когда ты украл пиво?
Я выдыхаю.
— Да… работа.
— Теперь я это знаю. Мне просто было интересно…
— Что именно?
— Твои глаза. От них у меня перехватило дыхание. Мне казалось, я знаю тебя вечность.
Я улыбаюсь. Меня до сих удивляет, как она может помнить отдельные куски. Нам было так мало лет. Я едва ли помню что-либо, кроме… ее матери.
Я сглатываю, и прочищаю горло:
— С тех пор много воды утекло.
— Да. Но я не могу перестать думать об этом. Я не могу выбросить из головы мысль о том, что мы с тобой уже танцевали. Как сейчас. Что мы были друзьями. Что было… что-то было между нами…
— Хватит… прошу, — произношу я. — Я больше не хочу говорить об этом.
Она нахмуривается, но через секунду забывает об этом. Потом подымает голову и смотрит на меня снизу. Ее рот приоткрыт, но она по-прежнему продолжает на меня смотреть, продолжает спрашивать разрешения прежде, чем продолжить. Ее дыхание щекочет мою кожу. Я больше не хочу говорить «нет».
Когда губами она касается моих, я готов убить за этот поцелуй. Он нежный и мягкий, как я и ожидал. Она мучает меня. Я начинаю думать о том, чтобы забрать ее домой и оттрахать на своей же кровати. Ее запах невероятно притягивает меня. Такой сладкий, такой умопомрачающий. И ее горячие губы… я не могу не хотеть большего, так что я обхватываю ее руками и с силой прижимаю к себе.
Когда порыве удовольствия, я открываю глаза, то замечаю своих родителей. К счастью, они не увидели меня. Это я понял по тому, что до сих пор не валяюсь с пулей в голове.
Я отрываюсь от нее, тяжело дыша. Во мне просыпается ярость. Улыбка на ее лице говорит мне о том, что она считает себя победительницей. Она играет с моим сердцем, словно циркач, бросающий кинжалы.
Она станет моей гибелью. Я в этом не сомневаюсь.
***
Вторник, 20 августа, 2013. День, 14.00.
Она не только моя гибель. Она — пропасть, которая втягивает меня сильнее, чем черная дыра. Я получаю божественное удовольствие от того, что на этот раз она пристегнута наручниками. Я сделал свой выбор, и теперь принимаю последствия. Она станет моей смертью. Но не ранее, чем я оттрахаю ее до потери сознания.
Я знаю, что мне нужно сделать, чтобы все изменить.
Я уничтожу того, кто стоит за всем этим. Я не проявлю ни капли милосердия. Я заставлю его страдать. Заставлю жалеть, что он родился на свет. Утоплю его в позоре. Сотру с лица земли. И когда это все закончится, он будет умолять меня оставить ему жизнь, чего я не сделаю ни за какую цену.
Я открываю коробку, которую прятал под кроватью, и вытаскиваю камеру. Я купил ее пару дней назад. Джей ее еще не видела. Она не знает, что я собираюсь делать, но по выражению на ее лице, ей это не нравится. Хорошо.
— Зачем тебе это? — спрашивает она.
Игнорируя ее, я выставляю штатив и помещаю на него камеру. Как только я устанавливаю фокус, включаю её.
— Ты собираешься снимать меня? Зачем? — спрашивает она. Её голос дрожит от страха.
— После того, как я с тобой закончу, я буду смотреть на это, и наслаждаться повторно… потом еще раз… и еще.
От моей ухмылки, на ее руках появляется гусиная кожа. Я даже не понимаю, почему она сейчас так напугана. В конце концов, для нее это все очень знакомо.
Я выуживаю из своего кейса связку веревок, и беру ремень со стула. Ее большие карие глаза притягивают меня. Я залезаю на кровать, кладу веревки и ремень рядом с собой, и залезаю на нее. Ее кожа еще влажная после душа, но, когда я погружаю в нее палец, я чувствую еще больше влаги. Она сопротивляется в своих оковах, что вызывает у меня усмешку.
— Когда ты перестанешь противиться, птенчик? Начни слушаться, и, возможно, я дам тебе то, что ты так хочешь, — я начинаю скользить по ее клитору, опускаясь ниже ко входу, и увлажняя ее складки ее же соками. — Ты хочешь кончить, но тебе не позволено, пока я не скажу. Понятно?
Она задерживает дыхание, когда я погружаю в нее один палец. Я шлепаю по внутренней части ее бедра. Ее визг в миг пробуждает мой член, готовый выпустить всю обойму на ее пунцовое тело.
— Не кончай. Ты поняла?
— Да, сэр.
— Хорошая девочка.
Я вынимаю из нее палец, и она выдыхает воздух, который так и держала в себе все это время. Я передвигаюсь выше, и размещаю колени практически возле ее головы. Мой член направлен прямо на нее. Я хватаю ее, и подвигаю слегка повыше.
— Ты будешь сосать, пока я не остановлю тебя.
Толкая себя к ней, я касаюсь головкой ее губ. Предсемя играет отличную роль лубриканта, но она и так открывает рот, впуская меня. Я скольжу глубоко в ее рот, заставляя подавиться им, что делает меня лишь тверже. Я погружаюсь в нее снова и снова умеренным темпом. Она порывается выбраться из оков, которые превращают ее в мою собственность, пока я трахаю ее рот.
— Возьми его губами, птенчик, — командую я, и глубже погружаюсь внутрь. В ее глазах я вижу и страх, и возбуждение. Это заводит меня до предела. Мой член на полную длину у нее во рту. Слюна обильно стекает по ее подбородку. Я хватаю ее за волосы, и с силой отрываю от себя, а потом так же дерзко снова насаживаю ее рот на свой член. Ее язык пляшет вокруг него, и я всего лишь на секунду отрываю ее от себя, чтобы она набрала воздуха прежде, чем я затыкаю ей рот. Я люблю панику на ее лице, люблю понимать, что она задыхается из-за меня. Я не позволю, чтобы она умерла из-за этого, но это заставит ее сжаться и молить меня о пощаде.
