не мог пошевелиться и открывал как рыба рот. Он голос потерял, бедняжка, и в изумленье щёки тёр, вздыхая горестно и тяжко в кругу врачей и медсестёр. «Вот это да!» – подумал Вилли, был при враче и он несмел. – А почему, – воскликнул Вилли, — он так внезапно заболел?! – Он ночью выглянул в окошко, на крыши глянул с высоты, а там кругом то кот, то кошка — сплошные кошки и коты. Он посмотрел на всё на это, и что с ним стало – сам пойми: ведь были галстуки надеты на всех котов – и все мои! «Вот это да!» – подумал Вилли, не веря собственным ушам. – А почему, – воскликнул Вилли, — ты отдал галстуки котам?! – Зачем мне галстуки? – ответил весёлый дядя в свой черёд. — А ты бы галстук мой заметил под самой пышной из бород? А чтоб она была густою, но аккуратною притом, её расчёсывать – не скрою! — как раз и нужно гребешком!
Мони создаёт шедевр
Мы с Мони такие закадычные друзья, каких только поискать. И хотя ей всего шесть лет, а я раз в десять старше, для нас обоих это не имеет ровным счётом никакого значения.
Когда она приходит ко мне в гости, мы играем – причём никогда не ссоримся – или просто беседуем, высказывая друг другу свои воззрения на жизнь и на устройство мироздания, причём наши взгляды почти во всём совпадают. Или по очереди читаем вслух любимые книги, при этом нам ни капельки не мешает то обстоятельство, что Мони ещё не умеет читать, поскольку свои любимые книги она, как и я, прекрасно знает наизусть. Мы с глубоким уважением относимся друг к другу. Я к ней – за то, что ей в голову приходят необычные идеи, а она ко мне – за то, что эти её идеи я весьма высоко оцениваю.
Иногда мы делаем друг другу небольшие подарки, не дожидаясь особого повода – Рождества, именин или других праздников. Ведь недаром же говорится, что маленькие знаки внимания укрепляют дружбу.
Недавно, к примеру, я преподнёс Мони ящик с красками для рисования, бумагу и кисточку. Мони обрадовалась, а я обрадовался, что она обрадовалась. У нас всегда так.
– В благодарность, – сказала она, – я тебе тоже что-нибудь подарю. Я прямо сейчас нарисую для тебя новую картину.
– О! – воскликнул я. – Это очень мило с твоей стороны.
– Какую картину ты хотел бы получить? – поинтересовалась она.
Я подумал и сообщил ей:
– Я предпочёл бы, чтобы это был сюрприз. Нарисуй что-нибудь на своё усмотрение.
– Ладно, – согласилась она и тотчас же принялась за работу.
От усердия она высунула кончик языка чуть ли не до носа, а я с увлечением наблюдал за ней. Мне было крайне любопытно, что на сей раз придёт ей на ум.
Спустя некоторое время картина, похоже, была завершена. Склонив голову набок, Мони ещё кое-что подправила кисточкой в некоторых местах и наконец положила работу передо мной на стол.
– Ну? – с нетерпением спросила она. – Как ты её находишь?
– Превосходной, – ответил я. – Большое спасибо!
– Ты узнаёшь, что на ней нарисовано?
– Естественно, – поспешил я заверить её. – Это пасхальный заяц.
– Ну вот, сказанул натощак! – с оттенком неудовольствия воскликнула Мони. – На дворе самый разгар лета. Откуда там взяться пасхальному зайцу?
– Я, знаешь ли, решил, – пробормотал я в некотором смущении, – что два эти уголочка, торчащие вверх, смахивают на уши.
Мони покачала головой:
