– И что он услышал? Ну не тяни, Боря! – шиплю я потому, что Архипов уже отошел от стены склада и сейчас будет метров пятьдесят спускаться к колоде с водой с двумя наполненными овсом ведрами.
– Нае… обманул он нас с Кушаком. Нету там спецотряда охраны. Там ученые сидят да четыре офицера. И всего их там не больше дюжины. Офицеры не боевые – техники, кроме одного – коменданта. Ну, еще зам его.
А если в одном обманул, то и насчет остального народ ему не верит. А вы с ним. А вы его слушаетесь. Все, что он говорит, вы делаете. А Федя вон в санчасти лежит, Косачук-пулеметчик весь в осколках перевязанный. А Кушак этот его – полный 3,14 обман. А мы тут задницы рвем. Файзулла кричит во сне после того, как снайпер ему каску поправил на голове. Виски поседели у татарина. Чарлинцев вырезали целиком. Елена Ивановна на десять лет старше выглядит. А этот ходит и планы строит, как ему гору нашими руками взять, – Боря высказывает нагоревшее в душе и выявленное предательство со страстью патриота заставы. Измена, обида и презрение сквозят в каждой интонации, каждой гласной и согласной букве. Я его не прерываю. Даю выговориться. А потом предлагаю следующее.
– Значит, так, товарищ старший сержант. – Мой заместитель удивлен официально-уставным тоном в конюшне среди махающих за нашими спинами хвостами лошадей. Это хорошо. – Грязнова, Шустрого и себя любимого ко мне на крыльцо. Все дела бросить. Пойдем с майором поговорим. И это, второго снайпера нашего вон туда в обломки офицерского домика посадишь. Только перед этим ко мне его, на инструктаж.
– Зачем снайпера? – Боря озадачен еще более чем.
– Для тренировки. А он долго с Кушаком разговаривал?
– Да пока вы назад ехали с Чарлинской заставы, минут сорок. – Ни буя себе! И даже не подошел после прибытия, не поинтересовался, не пожурил и не похвалил. Что ж он там такое узнал? А говорить не хочет.
– Давай, Боря, шевелись. – Боря уходит, оглядываясь на меня, но все больше ускоряется в сторону летней конюшни, где Грязнов протирает свой «вал» и руководит чисткой оружия. Я, для собственного успокоения, загоняю патрон в ствол своего штатного ПМ и ставлю пистоль на предохранитель. По старой еще привычке моего соседа по купе в вагоне поезда – опера, вынимаю магазин из пистолета и добавляю в освободившееся место еще один патрон. Мне приятно, а врагу неизвестно, что у меня на один патрон в пистолете больше. Сую его за подсумки с магазинами, все еще висящие на моей груди после нашей поездки. Пустую кобуру прячу за спину, двинув по ремню. Проверяю, как выходит нож из самодельных ножен, и выдвигаю его на миллиметр за защелку замка, чтоб выходил из своих апартаментов на бедре без усилий.
Шепчу снайперу на ухо задачу. Мой приказ прост: если майор дернется или я подам условный сигнал – бить его, даже если будет опасность кого-то из нас ранить. Ввожу в курс дела Грязнова и Шустрого. Каптер скрипит зубами. Недоверие к нам дело убыточное. Грязнов вначале сомневается, а потом дает снайперу и всем дельный совет – где кому и как стоять при нашем «совещании» или сидеть. Стрелок уходит со своей винтовкой в сторону офицерского туалета, что возле ДОСов 33. А мы идем в санчасть, где сейчас находится наш гость, который или утаил от нас часть информации, или ввел нас сознательно в заблуждение.
– Олег, ты что? – тихо спрашивает меня Грязнов, впервые назвав по имени. – Он же раненый?
– А если я посчитаю, что Кушак мне, тебе и остальным на хрен не нужен? Ты прикинь, Виктор Иванович, кто будет вами рулить, если меня случайно кондратий хватит или пуля вдруг вылетит из левого виска? Старший по званию, согласно уставу. А кто у нас тут старший по званию? Товарищ майор, который без документов, которому верим на слово и у которого опыта по уничтожению людей, как у бродячей собаки вшей. А я просто за свою шкуру переживаю. Если он нас расстраивать не хотел и извинится, то это одно, а если начнет на себя власть брать, то земля ему пухом, – жестоко говорю я и удивляюсь своей расчетливости и пренебрежению к жизни человека, которого спас. Мне он по-прежнему менее дорог, чем любой солдат или Грязнов среди моих бойцов. Он на нас смотрит, как на инструмент в своих руках. Правда, никогда не настаивает, но черту проводит, где с ним лучше не связываться. А вооружился как? И я же сам ему все притащил. Он свой арсенал даже носить весь не может, а поди ж ты – разложился, как милитарист перед схваткой с аборигеном. Чего он боится – нас? Вот и побеседуем с позиции силы. А Шустрый возле двери подежурит, чтоб Черныш глупости не начал делать и никто нам не мешал. Ну ничо, ничо, ничо – как говорит один из моих хохлов. Нам бы день продержаться да ночь простоять. День мы уже выиграли. А вот ночь будет, та еще ночь. Спецназ мстит за своих с упорством кровников. А мы их довольно постыдно расколошматили. Как в тире. Теперь за нас возьмутся всерьез. А мне при таком раскладе измена за спиной не нужна. Комбинации майора веру солдат в командира убивают. Может, у них там так принято, в КГБ бывшем, а у нас, на заставе, этот номер не проходит. Придется ему это пояснить. И если надо, разоружу к едрене фене. Тоже мне Лоуренс Аравийский сыскался. Но чертов майор оказался снова умнее меня. Хорошо их там учили, в Высшей Школе Комитета и на спецкурсах. Но водить нас всех за нос – не есть хорошая благодарность за то, что мы его шкуру из-под арчабильских стволов вытащили.
Майор сидел на кровати, прислонившись спиною к стенке. Кровать стояла торцом к дальнему окну кубрика. Амуниция аккуратно разложена, расставлена около и развешана на быльцах солдатской кровати, тумбочке и табуретке.
– Доложили, значит? – начал первым он.
– А ты думал – никто не узнает? – Грязнов сделал шаг вправо, к простенку между оконными проемами. Боря сдвинулся влево и оперся плечом на стену в углу. Я остался перед майором в центре.
– Да просто не знал, как сказать. Решил, что так лучше будет, а то еще не поверишь, – спокойно сказал особист, грустно наблюдая наши перемещения. – Проблема у нас, Олег, и большая.
– У нас или у вас, Геннадий Петрович? – Губы сами сжимаются в сомнительную гримасу на лице.
– Теперь у всех, – как-то трагично говорит контрразведчик и морщится при попытке поменять позу.
– Так поделитесь, товарищ майор без документов, – зло говорю я. Мне начинает надоедать бесполезность информации в словах собеседника. А у меня дел по горло. Левый, правый, тыл, застава, а тут еще и граница прорезалась.
– Дрянь дело, лейтенант, спешить надо. – Оптимизма во фразе нет и в помине. Констатация факта. Мне почему-то становится невесело. Этот майор хоть и обманул нас, но он ни разу не ошибся в предсказании действий противостоящего нам противника.
– На Кушаке, – начал он, – до взрыва находилась группа управления из десяти человек. Работали только со спутниками. Траектории, возвышения, связь, проходимость команд управления, устойчивость. Четыре охранника, комендант и повар. Весь секретный объем объекта закрыт и опечатан на консервацию до особого случая. Продукты доставлялись раз в месяц. И при необходимости менялся сменный персонал. С очередной доставкой груза должны были прибыть офицеры для стопроцентной расконсервации и подготовки объекта к использованию. Пять офицеров отвечали каждый за свой участок подземной базы. Но коды доступа находились только у одного. У меня. Я могу только предположить, что после ядерного подрыва кто-то на той стороне решил реали-зовать разведданные по Кушаку. Только силенок у них со страху не хватило.
– Это почему?
– Ты же в курсе про систему минно-взрывных колодцев на всех стратегических проходах из бывшего СССР в Иран? – Я киваю, об этой системе даже солдаты знали. Им специально рассказывали на занятиях, когда доводили обстановку на ли-нейке.
– Так вот, управление зарядами сохранилось, и американцы их взорвали. Только у них мог быть доступ. В результате подрывов проходы для тяжелой техники в горах оказались перекрыты. Авиация практически уничтожена из-за выведенной из строя электроники. Но кому-то там, за перевалом, очень нужен Кушак. Бомбовый удар был избирательным по нашей территории, и тем, кто выжил, тоже нужен Кушак как гарантия безопасности. Иранцы послали своих стражей, чтоб не допустить усиления смены, разведать пути и систему обороны объекта. Сразу после удара вокруг горы были активизированы минные поля и ловушки, но основная система обороны сейчас пассивна. Если ее активировать, то никакой спецназ или тяжелая бронетехника горе не страшны. С Кушака шутя можно разнести в прах армию. Иранцы не отступят. У смены сутки назад закончились продукты. Поэтому они нарушили секретность и вышли с нами на связь. Мы для них такой же золотой ключик, как и они для нас. Против нас сейчас осталось четыре группы спецназа. И нам надо прорваться наверх. Вот и все.
– И какие гарантии того, что это не брехня? – Прапорщик начинает смотреть на майора другими глазами, полными интереса и надежды. Умеет же майор говорить людям то, что они больше всего хотят услышать.
