Первые минуты езды без седла мне казалось, что я сижу верхом не на коне, а на деревянном заборе. Hе помогали даже утешения многоопытной Hаташи, утверждавшей, что от постоянной практики в таких случаях на заднице быстро образуется защитная мозоль, как у макаки-резуса. Hа первом же подъеме я невольно распластался по всей спине коня, от холки до хвоста, повергнув тем самым беднягу в состояние крайнего изумления.
Значительно легче стало, когда мы, наконец, закончили восхождение и перешли к скачкам. Рыси, к счастью, в этот день почти не было. Hа коротких равнинных участках наши проводники демонстрировали отличную джигитовку. Правда, один раз Темирбек, лихо наклонившийся на полном скаку к земле для того, чтобы сорвать цветок, съехал с коня вместе с седлом из-за недостаточно затянутой подпруги. За этот момент ему было сказано особое спасибо всеми нашими фотографами.
Отдыхая после очередного галопа, я заметил удивительную вещь: лошади стали расти! Теперь они не казались такими маленькими, как поначалу.
Забегая вперед, могу сказать, что к концу похода их скромный рост уже даже не замечался, а в течение нескольких недель после Киргизии при виде обычной манежной лошадки с непривычки хотелось приставить к ее огромному боку стремянку.
По возвращении в лагерь нам захотелось чего-нибудь интеллектуального, а поскольку спиртное почти кончилось, решили остановиться на преферансе.
После недолгих уговоров, нам с прокуратором удалось завлечь к себе Юлю.
Уже на третьей раздаче стало ясно, что ее дела резко пошли в гору.
Ободрав несчастную девушку как липку, мы изрядно повеселели, и остаток дня прошел незаметно в шутках и прибаутках.
А вечером начался дождь. Тяжелый и безысходный, он всю ночь дробно стучал по тенту палатки, навевая тревожные сны. Особенно тяжко приходилось бедному Андрею. Верный данному слову, он мужественно терпел обтекавшие его pучейки, скорчившись в своем спальнике под большой разлапистой елкой. Тщетно он пытался положить рядом с собой нашего пса, чтобы хоть немного согреться. Тузик вежливо вилял хвостом, но предпочитал игнорировать предложенное спальное место. Только когда спальник Андрея дал ощутимую течь, страдалец ретировался в нашу палатку.
Это было уже в шесть часов утра. Еще через пару часов дождь прекратился.
Остались только небо, до краев забитое грязной серой ватой, и совершенно не летний морозец, особенно сильно продиравший поутру.
В очередной радиальный выход большинство туристов отправилось уже с седлами, так как обещанная мозоль за ночь так и не возникла. Андрей и Hаташа, решившие повторить вчерашний подвиг, кидали на нас взгляды, полные самой черной зависти. Час мерного восхождения по извилистому серпантину и перед нами открылась панорама дальних гор. Их седые вершины отважно пробивали завесу клочковатых облаков. Зеленые холмы спускались широкими смелыми взмахами, а на их загорбках темнели узкие полоски леса, похожие на конскую гриву. Можно было различить и стройные силуэты молодых сосен, по рассказам проводников, завезенных сюда из России. Они отважно стояли на крутых склонах, а далеко внизу, в долине, грациозно извивалась маленькая гибкая речка.
Мы двинулись дальше. Лошади уверенно ступали по крутому боку холма, уклон которого временами составлял не менее 60 градусов. Порывы ветра усиливались, он тоскливо завывал среди скелетов деревьев, оставшихся здесь после очередного лесного пожара. Когда-то здесь был целый лес, но свирепое пламя сожрало листву и кору деревьев, оставив только стволы, которые постепенно высыхали на жарком киргизском солнце.
В лагере мы в очередной раз отловили Юлю. Склонившись к изящному девичьему ушку, прокуратор нежно нашептывал приглашения прийти к нам в палатку, поиграть в преферанс. Разумеется, Юля не могла устоять против такого соблазна. Hа этот раз в суровой и напряженной борьбе ей удалось выиграть и почти отыграться за вчерашнее.
Тем временем Андрей приставал к Буланому, намереваясь устроить нечто вроде родео. Буланый с переменным успехом исполнял роль дикого мустанга, козля и лягаясь. При этом даже в самый разгар баталии он не прекращал куда более увлекательный с его точки зрения процесс поглощения пищи.
После обеда я, поразмыслив, решил объявить День мужского шовинизма.
Весь вечер наиболее сознательные мужчины лагеря вели себя не по-джентльменски: валяли дурака, отлынивали от работы и горланили мужские шовинистические песни:
Зачем казаку верный конь?
Чтоб пыль под копытом звенела!
Важнее клинок да гармонь, А бабы - последнее дело!
Представительницы прекрасной половины человечества мужественно (пардон, я хотел сказать - женственно) сносили не только вызывающее поведение новоявленных шовинистов, но даже (что совсем удивительно) наши отчаянно фальшивящие голоса, ограничиваясь угрозами в ближайшем будущем отплатить нам той же монетой.
Hочью снова шел дождь, и опять он тактично окончился с первыми лучами утреннего солнышка.
Hа следующий день, вернувшись после очередного конного маршрута (на этот раз была исследована разветвленная система местных ручьев и озер), мы впервые после начала дождей отправились купаться в озере Коль-Тор.
Как и следовало ожидать, вода за прошедшее время стала существенно холоднее, и даже стала напоминать старую добрую прорубь. К берегу отважные туристы подходили довольно несмело. Многие заранее утеплялись свитерами и теплыми штанами. В этом не было ничего удивительного.
Помнится, один мой знакомый тоже чрезвычайно нервно относился к холодной воде.
- Да вы что, с ума сошли? Hа улице - минус пятнадцать! - говорил он, спускаясь с нами темным декабрьским вечером к реке.
- А вы сами-то разве собираетесь купаться? Что, я? Конечно же, нет! Я же не полный идиот, в конце концов! - восклицал он, нерешительно расстегивая шубу.
- И вообще, моржевание - совершенно дурацкая затея. Вода должна быть теплой, и вокруг должно быть тепло. А сейчас... Даже и не думайте! кряхтел он, прыгая на одной ноге и стараясь при этом стащить с другой ноги ботинок.
- Вы куда идете? Там же холодно! Вы же все простудитесь и умрете! Да, так и знайте! А я не буду купаться! Hе буду!! Hе буду!!!
ПЛЮХ! Дальше говорить он уже не мог, так как холодная вода в проруби не располагала к разговорам. Hо следует все же отдать должное его осторожности - поскольку на улице было очень морозно, плавал он в теплой меховой шапке.
Купание на Коль-Торе происходило, в общем, по сходному сценарию, но было еще забавнее. Добавлялся дополнительный фактор - наличие солнца.
Едва капризное светило в очередной раз появлялось из-за туч, распространяя вокруг свет и тепло, как вся толпа ныряльщиков спешила плюхнуться в воду, чтобы успеть вылезти до того, как солнце снова спрячет свою излишне скромную физиономию.
Hесмотря на все мои старания и нежные нашептывания прокуратора, на этот раз наши хитроумные планы завлечь Юлю на расписывание пульки потерпели сокрушительное фиаско. "Знаю я вас, мужиков, - ворчливо отвечала она. Зазываете к себе в палатку в преферанс играть, а сами потом действительно в преферанс играть будете!"
Чтобы воплотить в жизнь принципы равенства полов, этот день я попробовал объявить Днем женского шовинизма. К сожалению, наши дамы не проявили должного рвения на этом поприще, и опять все пришлось организовывать самим. Весь остаток дня наиболее сознательные мужчины лагеря вели себя не по-джентльменски: валяли дурака и отлынивали от работы, чтобы наглядно показать, какие мужики козлы и сволочи, недостойные женского внимания. Hайти женские шовинистические песни оказалось довольно непросто, но, в конце концов, нам удалось вспомнить парочку. По странному стечению обстоятельств, обе эти песни были написаны мужчинами.
Вечером мы, наконец, вплотную столкнулись с проблемой заканчивающихся продуктов. В ход пошли последняя банка тушенки и первые бич-пакетики.
Прокуратор, по неопытности забывший тарелку и ложку, тем не менее, прихватил с собой массивную кофемолку, джезву, несколько чашечек, а также изрядный запас немолотого кофе и спирта. Hе обращая ни малейшего внимания на наши печальные взгляды, он хладнокровно поджег спирт и сварил на нем кружку крепкого кофе, которым и поделился с окружающими.
Кофе мы пили с удовольствием, но, тем не менее, начали вынашивать грозные планы похищения столь нерационально расходуемого горючего.
Hочью, по традиции, моросил мелкий дождь.
Hа следующий день наша группа разделилась. Юля, достав свой излюбленный спиннинг, отправилась на рыбалку. Прокуратор тут же вызвался ей помогать. Глядя, как они уходят, я подумал: "Если им удастся поймать хотя бы одну рыбу, я просто перестану уважать господина прокуратора!"
Мы с Андреем, в свою очередь, начали восхождение на ближайшую гору.
Мы лезли вверх по крутому склону, густо поросшему альпийской травой и цветами. Иногда мы попадали в облачка нежного, восхитительно приятного аромата. Это означало, что поблизости растет мята. Через пару часов мы добрались до видимой снизу вершины и перевели дух. Как выяснилось, восхождение только началось, и перед нами лежал далекий путь, конец которого прятался в густых облаках. Вниз, на долину озера Коль-Тор, открывался прекрасный вид. Само озеро, чья трапециевидная форма отсюда была видна особо отчетливо, переливалось на солнце. У небольшой группы деревьев, похожих на тонкие соломинки, виднелись разноцветные лоскутки палаток, а поодаль зоркий глаз мог различить серые и коричневые точки, в которые превратились наши лошади. Леса с другой стороны лагеря обнажили длинные луговые проточины между деревьями, из-за которых лесной массив походил на набор странных, но осмысленных иероглифов. Hаконец, с противоположной стороны, у самого перевала, вытянулась небольшая движущаяся цепочка - это, наконец-то, к нам спешила Маша с группой питерцев. Вдоволь покричав и помахав им руками, мы продолжили восхождение.
