После дождя сельская улица оживилась. Девки шли по воду к колодцу с питьевой водой. Колодцы были почти в каждом дворе, но с солоноватой невкусной водой, и лишь в некоторых колодцах вдоль села была сладкая родниковая вода, куда, запастись водицей к вечерней трапезе, и спешили девки с ведрами на коромыслах.
У колодца можно было услышать сельские сплетни и новости: кто-то побил жену-неумеху, кто-то поранился топором, там свёкр приставал к снохе, пока сын был на сенокосе, за что был бит этим сыном, там свинья подрыла картошку в соседском огороде, за что эти соседи учинили свару, и прочие известия и домыслы, ни одно из которых не проходило мимо любопытных бабьих ушей и глаз. От колодцев эти новости расходились по избам, правились и приукрашивались подробностями и вновь доносились к колодцу так, что первоначальное известие становилось неузнаваемой сплетней.
Вдоль плетней по улице бродили свиньи, тщетно роясь в мусоре в поисках пищи и не найдя её плюхались в лужи, появившиеся после дождя в рытвинах дороги, и нежились в тёплой грязи.
Курицы перелетали через плетни на улицу, разгребали траву и мусор в поисках дождевых червяков, вылезших из земли залитой водой. Козы жадно объедали траву вдоль плетней, которая омылась от пыли и посвежела после дождя.
Все: и люди, и животные занимались своими неотложными делами и не обращали внимания на мальчишек, озабоченно спешащих вдоль улицы. Вскоре они достигли дома, где проживала замужняя сестра Вани. Она как раз сидела у распахнутого окна на втором, жилом, этаже большого дома и с интересом посматривала на уличную суету. Завидев Ваню, она привстала и помахала ему рукой.
Дверь первого этажа, где размещалась лавка, была приоткрыта и внутри мелькали несколько баб и мужиков, пришедших по надобностям после дождя. Следующий день был воскресным и сельчане, которые могли это себе позволить, делали небольшие покупки: мыло для бани, чай и сахар для воскресного чаепития, кто-то и бутылку водки, чтобы мужики двора, с устатку, после бани, приняли по чарке – другой хлебного вина, по случаю окончания сенокоса.
Ваня через калитку проскользнул во двор, а приятели сели у забора на уже подсохшую после дождя траву. Дом лавочника был огорожен не плетнём, а дощатым забором в человеческий рост и этот забор скрывал всё, что происходило во дворе.
А происходило там следующее: сестра Лида спустилась во двор по лесенке, обняла братца и начала подробно расспрашивать его о родителях. Ваня охотно, но коротко, рассказал об их жизни с прошлого визита к сестре, от которого едва ли прошла неделя. Сестра Лида еще более округлилась, живот уже выпирал из сарафана вперед и, видимо, месяца через два, осенью, она должна была разродиться.
Как и большинство беременных женщин, она стала суеверна и пуглива, боялась сглаза и пыталась задобрить всех, чтобы не напустил кто-то порчи. Ваня пользовался этим её состоянием и по научению друзей посещал сестру почти каждую неделю, не уходя от неё без подарка.
В прошлый раз она дала ему жестяную баночку с леденцами монпансье, которые друзья сосали понемногу почти два дня, а пустую баночку Ваня отдал Феде и тот сложил в неё свои богатства: медную копейку, подаренную отцом к именинам, осколок зеркала, разбитого и выброшенного попадьёй по плохой примете, которым было удобно пускать солнечные зайчики в глаза ребятишкам на речке, цветной камешек, подобранный на улице, и ржавый железный гвоздь, подобранный на дороге за околицей, из которого он намеревался сделать копьё-острогу, чтобы бить крупную рыбу, иногда заплывавшую на отмель, где ребята купались.
В этот раз, сестра Лида вынесла Ване три пряника, которые он тут же засунул под рубашку. Свёкор сестры был известный на селе скопидом и всякий раз ругал Лиду за раздаваемые ею подарки, считая, что все, в том числе и младший её брат, должны покупать товар в их лавке, а не получать бесплатные подарки. Пряники были получены, и Ваня заспешил на улицу, где его дожидались друзья.
–Побежали обратно на реку, половим рыбёшек, – предложил Федя, и друзья заторопились, уже соскучившись по реке. Ваня вынул из-за пазухи три пряника и дал приятелям, оставив один пряник себе. Федя торопливо начал обгрызать сладкую глазурь пряника, жмурясь от удовольствия, и очистив пряник от глазури, так, что остался только серый кусочек сладкого плотного хлебца, принялся уминать и его. Егорка, напротив, спрятал пряник под рубаху и сказал, что покажет этот пряник сестре-погодку, которая никогда еще не видела пряника и, тем более, никогда его не пробовала. Сельчане своих детей в лавку не водили, чтобы те не приставали, по малолетству, с просьбами купить что-то диковинное, увиденное на прилавке или на полке за спиной приказчика.
Деньги на селе водились лишь у нескольких зажиточных крестьянских семей, а остальные трудились на арендованной земле, расплачиваясь за аренду урожаем, остатка которого едва хватало на скудное пропитание для семьи. Выручал огород и домашняя скотина: корова, козы, свиньи, куры и гуси. Стада гусей, меченных по-особому каждым хозяином, щипали траву вдоль речки и к осени вырастали в больших серых птиц без всякой подкормки, за что и ценились в крестьянском хозяйстве. Осенью, с наступлением холодов гуси забивались и отвозились на ярмарку, где горожане и местные евреи скупали жирные тушки гусей впрок на всю зиму. Выручка за гусей обычно составляла весь денежный годовой доход крестьянской семьи, а сами крестьяне редко когда пробовали жареного гуся. Была даже поговорка: «Сладки гусиные лапки! А ты их едал? Нет, мой дядя видал, как их барин едал».
Вот поэтому Егорка и хотел удивить сестру пряником. Для Вани пряники не были редкостью, и, подумав немного, он отдал свой пряник Егорке.
– Возьми, пусть вам с сестрой будет по целому прянику, а себе я дома у мамки попрошу.
Обрадованный Егорка засунул и этот пряник за пазуху и вся троица побежала по сельской улице за околицу к реке погонять рыбёшек.
Солнце катилось к западу, и скоро край его диска зацепился за верхушки берез растущих вдоль берегов за ивами, которые склонились к самой воде.
На отмели уже никого из ребятни не было, вода успокоилась после дождя, отстоялась на мелководье и стаи рыбёшек сновали тут и там в поисках поживы. Начинался вечерний жор рыбы. Крупная рыба плескалась в ближнем омуте: серебристые тушки выпрыгивали из воды, хватали зазевавшихся мошек, мух и стрекоз и с шумом плюхались назад в воду. Мелкие рыбки взлетали над водой и врассыпную расплывались в стороны – видимо крупная и хищная рыба в омуте начала
