— Стой, — бросившись вперёд, говорю я. Протиснувшись мимо неё, я нажимаю кнопку вестибюля, но двери закрываются. — Чёрт побери, Кэтрин. Мне нужно найти брата!
— Дэниел в целости и сохранности, — отвечает она, бросая взгляд на приглашение в моей руке. Кэтрин чуть меняет позу. В своём белом платье и с идеальным макияжем она выглядит просто роскошно. — Твоя неблагополучная семейка может подождать.
Я замечаю, что её трясёт, и меня охватывает беспокойство.
— Что случилось? — спрашиваю я. — Где Элиас?
Похожа ли Кэтрин на меня — поймана ли она где-то между, как я? Или она просто застряла здесь и умеет общаться с призраками? Лифт останавливается и оповещает звонком, что мы достигли подвала.
Кэтрин выходит в коридор и останавливается, оборачиваясь на меня.
— Ты должна увидеть это, Одри. Тебе следует узнать эту сторону «Руби» прежде, чем ты слепо отправишься на вечеринку. — Она тяжело вздыхает, когда я не двигаюсь. — Знаешь, это так иронично, — с очевидным раздражением замечает Кэтрин. — Я пытаюсь спасти тебя, но не потому что ты мне нравишься, и даже не потому что мне нравится твой брат. Я делаю это из-за того, что Эли заботится о тебе. Пусть даже, по моему личному мнению, он мог бы найти кого-то получше.
Значит, Элиас не ранен — иначе Кэтрин помчалась бы к нему. Но воспоминание о них двоих в бильярдной комнате ещё свежо. Та нежность, с которой они обращались друг к другу, как касались друг друга… Я откровенно признаюсь в своей ревности, и наверняка вызываю жалость, когда спрашиваю:
— Ты любишь его, Кэтрин?
Она с нежностью улыбается.
— Да, и всегда буду.
— А он тебя?
— Нет, и никогда не будет. — Она отвечает незамедлительно, но без холодности. Словно констатирует факт — болезненный для неё, судя по тому, как начинают блестеть её глаза. Кэтрин могла бы растянуть этот момент и помучить меня, но не сделала этого. Может, эта девушка и не такая уж злая.
— Ну а теперь, — шмыгнув носом, говорит она, — если ты не хочешь, чтобы я сказала тебе, какая ты хорошенькая, думаю, лучше нам поспешить, пока не сгорели остальные.
Всё внутри меня обрывается.
— Что?
Кэтрин снимает свои туфли, подцепляет их на палец за ремешки, и устремляется вперёд по коридору. Мне приходится перейти на неуверенный из-за каблуков бег, чтобы поспеть за ней. Кэтрин, кто бы сомневался, даже передвигаясь трусцой в неудобном, казалось бы, расшитом пайетками вечернем платье, остаётся образцом грациозности. Наконец, мы последний раз поворачиваем за угол, и моё волнение усиливается во сто крат, когда я вижу столпившихся у двери в комнату Лурдес членов персонала. Они сжимаются, когда мы подходим ближе, и избегают встречаться глазами с Кэтрин.
«Портье не нравится, когда в хозяйственном блоке находятся посторонние». Именно эти слова сказала мне Лурдес, когда мы только познакомились. Персонал напуган как никогда, и, помимо воли, мне передаётся часть их беспокойства. Я едва могу ровно дышать, когда добираюсь до дверного проёма, и до смерти боюсь заглядывать внутрь. Но Лурдес моя подруга, и я не оставлю её, если она нуждается во мне.
Я успокаиваюсь и смотрю в комнату. Первым я вижу Элиаса, который сидит на краешке кровати, упираясь локтями в колени и спрятав лицо в ладонях. Свет приглушён, кровь в том месте, где умер Кеннет, впиталась в ковёр, лампы и посуда разбиты. Через мгновение всё остальное доходит до моего сознания, и я отшатываюсь в ужасе, выпустив из рук приглашение.
Лурдес лежит на кровати, но я бы ни за что не узнала её, если бы не причёска. Её кожа обгорела, настолько сильно, что из меня вырывается истошный вопль, и я пячусь из комнаты, но запинаюсь на каблуках и падаю. Сильно ударившись о пол, продолжаю ползти назад, пока моя спина не упирается в стену. Я закрываю рот рукой, чтобы заглушить свои крики, мои глаза прикованы к ужасающей сцене, открывшейся передо мной.
Обуглившаяся кожа Лурдес черна как уголь, сквозь рваные края проступает красная мышечная ткань. Пальцев на руках нет, руки безжизненно лежат рядом с её телом, нос и губы уничтожены огнём, как и веки, поэтому её глаза, не мигая, уставились в потолок.
Я, разрыдавшись, закрываю лицо, а затем прячу голову между коленями. Это Кеннет. В лифте я сказала ему, что, чтобы выбраться отсюда, сожгу это место дотла, и вот он сжёг мою подругу. Это моя вина. Так он наказывает меня.
На мою руку ложится тёплая ладонь. Я, крича, отбиваюсь, пока не осознаю, что это Элиас.
— Одри, тебе не следует здесь быть, — говорит он, взяв меня за локоть, чтобы помочь подняться на ноги. — Ты… — Он замолкает, когда замечает моё платье, и бросает на Кэтрин вопросительный взгляд. Та избегает встречаться с ним глазами и проходит дальше в комнату. Я, почти лишившись сознания, хватаюсь за белую рубашку Элиаса, чтобы не упасть. Он решительным голосом говорит мне: — Ты должна вернуться на свой этаж.
Я бросаюсь в его объятия и крепко обнимаю его.
— Я уже была там и теперь знаю правду — я очнулась на обочине дороги, но мои отец и брат… — тут я начинаю всхлипывать, — они ещё здесь, поэтому я вернулась. — Я чувствую, как он каменеет, но продолжаю говорить: — Потом я повстречала Кеннета и угрожала ему. Сказала, что мы уедем отсюда. Какой же глупой я была!
— Ш-ш-ш… — утешает меня Элиас, шепча, что мне нужно успокоиться. Он обнимает меня, пока я не перестаю плакать, моё дыхание превращается в судорожные всхлипы. Пальцы Элиаса проскальзывают в мои волосы, он, прижавшись щекой к моей макушке, убаюкивает меня. Его объятия дарят покой. Среди горя и скорби.
— В этом нет твоей вины, — нашёптывает мне Элиас. — Лурдес выразила негодование, и теперь её наказание — находиться в том виде, в котором она в действительности существует. Это больно, но она уже идёт на поправку. — Он притягивает меня ближе, в то время как я пытаюсь вникнуть в его слова. — Ты же, Одри, возвращаешься домой.
Я хмурюсь, недоумевая, что же значит его «в котором она в действительности существует». Медленно отстранившись от Элиаса, я поднимаю на него глаза. Он плакал, и я вижу, как сильно он боится. Боится за Лурдес и за меня, боится Кеннета. Но в моей голове рождается новый вопрос, возвращающий нас в первый день нашей встречи.
— Элиас, — отходя от него, спрашиваю я, — как ты оказался в этом месте?
Он смотрит на меня, бледнее с каждой секундой. Но слабый голос из глубины комнаты шепчет моё имя, не дав ему ответить. Хриплый и полный агонии, этот голос, несомненно, принадлежит Лурдес, и я тут же поворачиваюсь к ней.
— Она очнулась, — бормочет Элиас и спешно входит в комнату.
Очнулась? Разве такое возможно? С такими жуткими ожогами она не могла… Тут я позволяю реальности обрушиться на меня. Это «Руби». Здесь возможно всё. И это вселяет ужас.
Мою кожу стянуло от высохших слёз, глаза болят от рыданий. Я медленно вхожу в комнату Лурдес и смотрю на неё, лежащую на кровати. Неподвижно. Рядом с ней, на раскладном стуле, сидит Джошуа, а Кэтрин прислонилась к стене. Вдоль изголовья лежит Таня и промакивает полотенцем с белой мазью уцелевшие участки кожи Лурдес.
Я сажусь на пол, поближе к Лурдес. Резкий запах обгоревшей плоти вызывает тошноту, и я сжимаю губы и зажимаю пальцами нос, чтобы не чувствовать его. Элиас осторожно присаживается на краешек кровати. К моему изумлению, он берёт обугленную руку Лурдес и, подняв к губам, нежно целует её.
— С ней всё будет хорошо, — шепчет он, наблюдая за ней. — Лурдес всегда восстанавливается.
— Всегда? — повторяю я.
— Дело не в тебе, — говорит Кэтрин, а это значит, она слышала наш с Элиасом разговор в коридоре. — Ты хотела знать, почему мы повинуемся Кеннету. Вот что происходит, — она обводит рукой вокруг себя, — если мы отказываемся это делать. Элиас обманывает сам себя. Даже когда Лурдес восстановится, Кеннет на этом не закончит. Он вновь отошлёт её. Его жестокости нет предела.
— Успокойся, — просто говорит Элиас, не отрывая глаз от Лурдес. Я следую за его взглядом и подавляю желание снова закричать. Глазные яблоки Лурдес поворачиваются в моём направлении, и живот сводит от нового приступа тошноты. Она в сознании, и я даже представить себе не могу ту боль, что она чувствует, то ощущение немыслимой агонии.
— Не плачь, — хрипит она. Тихий звук её голоса наполняет меня смесью облегчения и печали, и я вытираю щёки, свежие от слёз. Несмотря на состояние, в котором Лурдес находится, я протягиваю руку, чтобы взять её ладонь. На ощупь она напоминает ветку дерева — такая же шероховатая и хрупка, и я стараюсь не сжимать слишком сильно.
Элиас встаёт, подбирает с пола стул и показывает мне, чтобы я села. Я послушно сажусь и наклоняюсь к краю кровати, чтобы утешить Лурдес. Те работники отеля, что ждали в коридоре, говорят Элиасу, что пора идти на вечеринку, но он отмахивается от них и захлопывает дверь. Потом берёт второй стул и садится рядом со мной. В комнате царит та же атмосфера, что на похоронах, в воздухе висит печаль, тяжело дышать.
