Отчего германская контратака не последовала немедленно? Чтобы понять это, надо представить ту ужасную картину, происходящую как раз в те дни между Вислой и Одером - Европа не видела такого кошмара со времен разгрома варварами Римской Империи! На всем пространстве шло маневренное сражение, которые мы проигрывали, какие-то войска пытались спастись, или напротив, стояли с железным тевтонским упорством, подобно героическому гарнизону Бреслау - и перед накатывающимся русским валом еще не было плотины! Оттого, при получении известия, "русские на Зееловских высотах", в Берлине впервые с начала войны была отмечена паника среди населения - но и армейское командование, до уточнения обстановки, предпочло действовать оборонительно-осторожно. А русские времени не теряли.
Какие-то контратаки последовали в первые же сутки - но они, хотя и приводили временами к глубокому охвату русских позиций, были явно недостаточны по силе, носили явно импровизированный характер, и были отбиты с большими потерями. К тому же очень мешала русская авиация. А через сутки у русских уже были наведены две понтонные переправы, и на левый берег пошли их свежие войска. И они сумели задействовать нашу же захваченную инженерно-строительную технику для укрепления оборонительного рубежа. И когда наконец, лишь 4 февраля, мы сумели, тщательно подготовившись и подтянув силы, начать наступление, чтобы уничтожить русский плацдарм, было поздно. Мои офицеры, помнившие прошлую Великую Войну, говорили, что эта бойня напоминала им Верден и Сомму. Русские, несомненно, также несли потери - но их огонь не ослабевал, а сопротивление оставалось столь же фанатичным. В то же время я, как командующий Группой Армий "Висла", не мог забыть, что мои войска - это последнее, что сейчас имеет Германия! И последние резервы погибали в бессмысленных атаках - одна из свежих пехотных дивизий, полностью укомплектованная, всего через трое суток имела в строю лишь пятую часть боевого состава!
10 февраля мы вынуждены были прекратить атаки. В то время как русские готовы были стоять до конца. 12 февраля я был вызван в ОКХ в Берлин, затем меня пожелал увидеть фюрер. С упорством воинствующего дилетанта, разбирающегося в военном деле на уровне ефрейтора, он стал орать на меня, требуя немедленно одержать победу, и не желая слушать никаких разумных возражений.
А затем он предложил мне применить против русских химическое оружие. "Если это поможет вам победить, фельдмаршал". И заявил, что англосаксы скорее всего предпочтут "не заметить" этого факта. И сказал - что если мы победим, то кто будет судить победителей?
Я не нашел в себе мужества отказаться. Поскольку это однозначно завершилось бы, как в декабре сорок второго, когда я был подвергнут унизительной процедуре наказания, при всем генералитете. Или же это привело бы меня к тесному знакомству с "Комиссией по расследованию особых антигосударственных преступлений" (которую все называют, "комиссия 1 февраля"), крайне редко выносящей иные приговоры, кроме смертной казни. Но я не сказал и "да", чтобы не войти в историю сообщником гнусного преступления. Мой ответ можно было расценить, как обычное приветствие, положенное руководителю государства.
В мое распоряжение была выделена бригада многоствольных 210мм минометов. Боеприпасы, начиненные смертельной фосфорорганикой, находились на складе и могли быть подвезены в течение нескольких часов. Один мой приказ - и на высотах не осталось бы никого живого. И Одерский рубеж обрел бы устойчивость, не было бы ни броска русских на Берлин, ни последующих печальных событий. И я получил бы Дубовые Листья, а возможно, Мечи, к своему Рыцарскому Кресту (прим. - в нашей реальности Манштейн получил Листья 14 марта 1943, а Мечи 30 марта 1944 - в альт-реальности он после "Большого Сатурна" пребывал в опале и отставке до января 1944 - В.С.), и вошел бы в историю как автор "чуда на Одере", и как знать, возможно, вся война пошла бы дальше совсем по-иному, отдай я такой приказ.
Но я считал своим долгом, служение не одному фюреру, но и всему германскому народу. Не далее как три дня назад, в ночь на 9 февраля, армада британских бомбардировщиков разбомбила Мюнстер. Даже если допустить, что англичане и американцы забудут о своем заявлении залить Германию отравляющими веществами, если мы первыми применим химическое оружие - русские аэродромы находятся в полутораста километрах от Берлина! И у них господство в воздухе - я сам, по пути из своего штаба, один раз был вынужден, выйдя из машины, укрыться в кювете от налета русских штурмовиков, а наших истребителей в воздухе не было видно! И я достаточно знал о работах, которые еще рейхсвер вел совместно с русскими, еще пятнадцать лет назад - глупо было ждать, что не последует ответа!
Мои опасения еще укрепились после 14 февраля. Орднунг есть орднунг - независимо от того, собирался ли я применить химические боеприпасы, солдатам полагается быть к этому готовыми! Приказом по армии, фельдфебели должны были проверять у солдат наличие противогазов и защитного обмундирования, а командиры позаботиться, чтобы все не имеющие этого имущества, его получили. Один из солдат, чех по национальности, перебежал к русским, и сообщил им об этих мерах. Реакция русских была воистину, иезуитской. На одном из близлежащих участков фронта был похищен майор, офицер штаба полка - русские доставили его на плацдарм, провели по своим позициям, показав своих солдат в полной противохимической защите, должным образом оборудованные блиндажи, танки с противогазовыми фильтрами. Затем нашему офицеру вручили отпечатанную памятку, какую он видел у многих русских солдат - особенности фосфорорганических ОВ, признаки заражения местности, способы защиты - и отправили назад через фронт, велев передать:
-Мы готовы. Хотите, воюйте химией - но после не обижайтесь, когда получите ответ. Персонально же для генерала, отдавшего приказ, а также офицеров и солдат частей, применивших химическое оружие - обещаем, что в плен их брать не будем. И мы не уверены, что после в Берлине останутся живые люди.
Офицер был допрошен, и доставленная им "памятка" тщательно изучена. Вывод моих экспертов был однозначен - русские отлично знают, что такое зарин и зоман, и с высокой вероятностью, располагают ими сами. В этих обстоятельствах, наша химическая атака была бы безумием - весьма сомнительной полезности с военной точки зрения, она бы единственно разозлила русских и вызвала ответные меры, в результате которых пострадало бы прежде всего, немецкое гражданское население. Это было ясно мне - но как было объяснить это безумному ефрейтору, вообразившему себя великим Вождем?
Я со страхом ждал, что будет, когда из Берлина придет однозначный приказ. И что тогда сделают со мной. К моему счастью, все эти дни дул ветер восточных направлений (по крайней мере, так было написано в авторитетной бумаге от армейской метеослужбы), что, при стойкости примененного ОВ, создавало угрозу для нашей территории, немецких войск, и даже для Берлина. Этот документ спас меня, когда взбешенный фюрер потребовал от меня ответа. Последующие за этим события отвлекли его внимание, и он больше не вспоминал о своем предложении. А я не совершил поступка, за который меня проклинал бы весь немецкий народ - те, кто остался бы в живых.
Но иногда меня посещают мечты. Что было бы, если бы я отдал приказ - а русские не были бы готовы? И англичане не стали бы нам мешать. И я вошел бы в историю, рядом с Жоффром, спасшим Париж, и Пилсудским, прогнавшим от Варшавы большевиков. Имел бы право, по совокупности одержанных побед, считаться первым полководцем Германии, наряду с Блюхером, Мольтке, Фридрихом Великим. Моя статуя была бы в Берлине, в "аллее побед". И может быть даже, в Трептов-парке сейчас не стояла бы уродливая фигура русского солдата, как символ вечного унижения Германии!
Но история, к сожалению, не знает альтернатив.
Марк Солонин. Несостоявшаяся победа великого полководца. Нью-Йорк, 1994 (альт-ист).
Полвека прошло, как завершилась война, бросившая Европу с пути демократии в объятия мирового коммунизма. И многие выдающиеся умы Запада задавали себе вопрос, а была ли альтернатива тем печальным событиям? Имела ли Германии шанс устоять?
Автор ни в коей мере не считает себя сторонником гитлеровского фашизма. Но следует отметить, что в тех конкретных условиях нацизм, в значительной степени утративший свою мощь, уже не представлял собой угрозы свободному миру. В то же время было очевидно, что Гитлер и его правящая клика полностью скомпрометировали себя, и ради спасения Германии должны уступить место здоровым демократическим силам.
Без всякого сомнения, новая Германия легко влилась бы в дружную семью народов Запада. Обратившись за помощью к Англии и США, она обрела бы безопасность от русского вторжения. И уже бравые "томми" и "джи-ай" встали бы на Одере, охраняя многострадальную немецкую землю от русского сапога.
