вам в назидание недлинную препотешную семейную историю, какая в вашем счастливом доме, конечно, никогда не случится за всю вашу мирную семейную жизнь.
Нелли Макграф и ее муж Динни считались лучшей парой в Пулбегском приходе. Да было б всем известно, тридцать три года прожили они вместе, а даже не знали что такое косо поглядеть друг на друга. Так они и умерли бы, пребывая в этом неведении, если бы однажды в сочельник нелегкая не занесла к ним охотника Джонни. Он думал всучить им связку птиц, которых поймал силком на снегу. И парочку Динни купил у него, а Нелли изжарила их к рождественскому ужину.
Динни, добрый человек, съел свою долю с великим наслаждением, а потом, утерев рот и причмокнув от удовольствия, промолвил:
— Спасибо Господу Богу и тебе, Нелли. Нежнее и вкуснее этих черных дроздов я в жизни ничего не едал!
— Аминь! Благодари, благодари его. Такими птицами не побрезговал бы сам король. Я говорю, этими серыми дроздами, не так ли, Динни?
— Черными, Нелли, — повторил Динни.
— Ах, Динни, — возмутилась Нелли, — я тебе говорю, они были серые. Уж мне-то не знать, раз я их ощипывала.
— Да нет же, Нелли, я тебя уверяю, это были черные дрозды. Уж мне-то не знать, раз я их покупал.
— Что у меня, глаз нет, что ли? А, Динни?
— Я всегда полагал, Нелли, что есть. Но все равно, есть ли, нет ли, зато уж я-то глазастый, так все говорят.
— Тогда мне очень жаль, Динни, что ты не можешь отличить серого дрозда от черного.
— Если кое-кто рядом со мной, — сказал Динни, — умел бы глядеть глазами, он бы тоже когда-нибудь научился отличать черного дрозда от серого.
— Я не спорю, Динни. Так и знай, спорить я не собираюсь! Но это были серые дрозды.
— Тут не о чем и спорить, — сказал Динни. — Что правда, то правда: дрозды были черные.
— Динни, — сказала Нелли, — не гневи Бога! Я же говорю тебе, то были серые дрозды.
— Ты сама гневишь Бога, Нелли, — возразил Динни. — Я же говорю тебе — они были черные.
— Серые! — кричит Нелли.
— Черные! — кричит Динни.
Тогда Нелли отправляется мыть посуду и начинает вызывающе напевать про себя, а Динни вытаскивает из кармана трубку, начинает растирать для нее табак и тут же принимается насвистывать.
И вот эта пара, которая до того дня худого слова не сказала друг другу и никогда не ссорилась, перестала разговаривать на целый месяц.
Долго ли, коротко ли, как говорят в сказке, но опять подошло Рождество. Нелли приготовила себе и Динни отменный ужин, и, когда оба, перекрестясь, сели за стол, Нелли как прыснет со смеху.
— Динни, миленький, — говорит она, — ты помнишь, какого дурака мы с тобой валяли вот в этот самый вечер год назад?
И Динни тоже ну хохотать.
— Ох, Нелли, — говорит, — и кто бы подумал, что мы станем разыгрывать из себя таких идиотов?
— И все ни из-за чего, — говорит Нелли.
— И все ни из-за чего, — говорит Динни. — Ну и стыд нам! — говорит. — Из-за какой-то несчастной пары черных дроздов. Да будь они прокляты!
— Ох, — говорит Нелли, — все из-за несчастной пары серых дроздов. Да будь они прокляты!
— Нелли, душечка, — говорит Динни, с укоризной глядя на нее, — уж не собираешься ли ты начать все сначала, и все из-за каких-то жалких черных дроздов?
— Вот еще, стану я распинаться ради каких-то паршивых серых дроздов!
— Да приди в себя, Нелли! Ты же не хуже меня знаешь, что это были черные дрозды.
— Сам приди в себя, Динни, — отвечает Нелли. — Сам знаешь, они были серые.
— Черные! — кричит Динни. — Могу побиться об заклад!
— Серые! — кричит Нелли. — Могу побожиться!
Тут Динни начинает свистеть, а Нелли — напевать. И так они опять друг с другом три месяца не разговаривали, пока не пришли соседи и не помирили их.
Долго ли, коротко ли, как говорят в старинных сказках, прошел еще год, и опять наступило Рождество. И когда Динни и Нелли, перекрестясь, сели за славный ужин, который приготовила для обоих Нелли, она опять как расхохочется.
— Ты помнишь, Динни, — говорит, — какого дурака мы с тобой валяли в прошлые два Рождества?
— Ох-ох-ох, как не помнить, — говорит Динни. — Ну и дурачье!
— Просто шуты гороховые, — говорит Нелли.
— Посмешище, и больше ничего, — говорит Динни.
— Иногда я просто не могу этому поверить, — говорит Нелли.
— Неразумные дети так бы не поступили, — говорит Динни.
— Дети скорей научили бы нас уму-разуму, — говорит Нелли.
— Теперь ты можешь хоть до утра называть этих птиц серыми дроздами, я буду только улыбаться, — говорит Динни.
— Спасибо, Динни, — говорит Нелли, — но зачем же ты будешь улыбаться, если они и в самом деле были серые?
— Ах, Нелли, Нелли! — говорит Динни. — Ты же знаешь, я не хочу с тобой из-за этого спорить, но я утверждаю, что они были черные!
— Я с тобой тоже не собираюсь спорить, — поддакивает Нелли, — но не станешь же ты опровергать истину. Они были серые!
— А кто опровергает истину? — говорит Динни. — Это были черные дрозды, ты сама знаешь.
— Нет, серые, — говорит Нелли. — Сам бы так сказал, если б не уперся.
— Ведь сегодня же Святое Рождество, Нелли. Надо говорить правду, стыдись! Признайся, что это были черные дрозды, и покончим с этим!
— Ну да, сегодня Святое Рождество, — отвечает Нелли. — Сам говори правду. Скажи, что они были серые!
— Ради Бога, Нелли, не надо ссориться из-за каких-то тощих черных дроздов!
— Это ты сам ссоришься из-за несчастных серых дроздов.
— Ох, ты все больше выводишь меня из терпения. Я говорю, они были черные!
— А я говорю, серые!
— Черные!
— Серые!
Тут Динни поворачивается спиной, вытаскивает трубку и табак и, не притронувшись к ужину, начинает насвистывать. Нелли не обращает на это никакого внимания и тоже берется за чулок, который до этого штопала, и начинает с усмешечкой напевать про себя.
В эту минуту открывается дверь, и — кто бы вы думали — входит? Сам охотник Джонни со связкой птиц на плече. Динни и Нелли так и подскочили и бросились к Джонни. А тот смотрит на одного, на другого и ничего не понимает.
— Джонни, — говорит Нелли, — как я довольна, что ты пришел!
— И я очень доволен, Джонни, — поддакивает Динни, — что ты именно сейчас пришел.
— Да, и ты сейчас увидишь, что за дурень мой муженек.
— Ну да, Джонни, ты пришел как раз вовремя, чтобы наконец дать понять этой женщине, что она такое.
— Скажите, ради Бога, — взмолился Джонни, растерянно переводя взгляд с одного на другого, —
