— Давай… — отец подталкивает меня вперед.
Сердце колотится о ребра, когда я прижимаю пистолет к его голове. Палец скользит по холодному курку. Я не один раз видел, как это делали мои родители. Но я не убивал прежде. Могу ли я забрать жизнь? Способен ли я на такое? Мне только девять. Я знал, что этот день настанет, но я не думал, что это случится так быстро.
— Убей его, — шепчет отец за моей спиной. — Ты знаешь, как это сделать.
Я сглатываю, глядя на мужчину. В его глазах слезы.
— Я не могу.
Мой отец наклоняется ко мне.
— Ты знаешь, что он сделал?
Я трясу головой.
— Он до смерти забил свою жену, а после пристрелил своего единственного ребенка, потому что не мог жить с этой тяжестью.
Бл*дь.
Я и ранее слышал, как подобным образом ругался мой отец. Я знал, что в мире хватает ублюдков, способных на подобное, но никогда их не видел. Я имею в виду, отец всегда говорил, что они наказывают их за что-то, но обычно это была какая-нибудь ерунда. Например, кража денег или невыплаченный долг. Но не это. Нет, некоторые из людей, на которых работают мои родители, даже хуже этого дерьма, но этот парень… Это просто шок.
— Ты думаешь, что он заслуживает жизни? — спрашивает отец.
— Нет, — шепчу я.
Отец кладет руку поверх моей, и сжимает пальцы на моих пальцах. Его указательный палец приходится точно на курок с моим пальцем. Я закрываю глаза.
— Мы не занимаемся благотворительностью, малыш. Мы несем только смерть, — произносит мой отец. Он так сильно надавливает на мою руку, что я не могу сопротивляться. Я нажимаю на курок.
***
Четверг, 26 ноября, 1998
Я не могу перестать ходить к ее дому и издали наблюдать за ней. Даже если надо мной висит нож гильотины запрета, я хочу её видеть. Я соскучился за тем, как мы с ней играли. Она выглядит счастливой даже после того, что случилось. Всегда в саду, играет со своими вымышленными друзьями. Иногда мне хочется стать невидимым, чтобы я тоже мог с ней поиграть. Я скучаю по временам, когда все было просто. Было так невинно.
Она моложе меня. Она так мала, что может даже не вспомнить день, когда все в корень поменялось.
Мы больше не работаем на ее отца. После похорон мы никогда не возвращались в ее дом. Мне до сих пор интересно, была ли тому причиной смерть ее матери?
Внезапно, кто-то хватает меня за шею, и тянет назад. В следующий миг я оказываюсь на земле, с головой, прижатой к вонючему асфальту. Прежде, чем я вижу, кто на меня напал, мне на голову надевают мешок. Я кричу, но кто-то закрывает рукой мне рот.
— Закрой свой рот, — произносит он. Я едва могу понять, чей это голос.
Меня бросают на что-то мягкое, но менее больно от этого не становится. Следует удар в лицо. Я слышу, как теряю зубы. Рот наполняется кровью. Я не могу от них отбиться. Меня душат и бьют одновременно. Они намного сильнее меня. Когда они дважды бьют меня в живот, мои глаза наполняются слезами. Мне кажется, меня сейчас вырвет, но они снимают с меня мешок.
Яркий свет лампы над головой ослепляет меня. Я пару раз моргаю и узнаю машину, в которой сижу. Мы отъезжаем от ее дома.
— Захотелось снова навестить ее, да? Я предупреждал тебя, что будет. В следующий раз я не буду таким милосердным, — гремит голос моего отца.
***
Среда, 16 апреля, 2003
Весь холл заполняют крики, от чего сердце трепещет в радостном предвкушении. Я больше не считаю, сколько времени трачу на пытку одного человека. Вчера наслаждался сдиранием кожи, позавчера пришлось обойтись пожестче, расчленяя какого-то ублюдка. Что было три дня назад, до сих пор в тумане. Я не хочу помнить то, что делаю с людьми. У меня вырабатывается иммунитет к крикам. Черт, мне даже начинает это нравиться. Каждый раз, когда я пожестче сбиваю на ком-то свои руки, родители поощряют меня особыми привилегиями и повышенными сумами. Это, я скажу вам, плюс. Как и то, что они больше меня не наказывают.
Всю мою жизнь я причиняю людям боль. Они не стоят ничего. Всего лишь игрушки, с которыми можно поиграть, а после избавиться от них. Что мы и делаем в результате. Родители сбрасывают грязную работу на меня, а сами время от времени возвращаются, чтобы допросить жертву. Мне нравится смотреть на их лица, когда они не хотят отвечать моим родителям, при этом зная, что будет в случае отказа.
А это буду я.
В такие моменты я чувствую себя всесильным. Я контролирую их боль. Я даже свободу их держу под контролем. Я могу отпустить их, могу развязать, если пожелаю. Но не сделаю этого. Такое отношение к жертве вычеркнуто из правил нашей семьи. Я жив только потому, что делаю это, а я ценю свою жизнь. Ты или жертва, или охотник.
Наблюдая, как кровь моих жертв стекает по стенам, я снова и снова вижу темноволосую женщину, которая падает с лестницы. Картинка прокручивается у меня в голове. Каждый божий раз я вижу ее. Девочку, которая была такой невинной... Девочку, которую не увижу больше никогда, потому что в противном случае, я узнаю, что может быть хуже смерти.
Когда я был помоложе, я верил в любовь и счастливый конец.
Теперь это кажется такой чушью.
***
Вторник, 6 сентября, 2013. Утро, 9.25.
Они все заплатят за то, что сделали. Всего лишь мысли об этом заставляют волоски у меня на затылке становиться дыбом. Просматривая видео на флешке, я понимаю, что это единственный выход. После этого, жизнь для него превратится в ад. Ему прохода не будет от этого дерьма, и я позабочусь о том, чтобы он умолял меня забрать его жизнь.
После этого, кладу флешку в конверт, запечатываю, и отправляю. Как только конверт оказывается в почтовом ящике, у меня в груди разливается возбуждение. Я уже представляю выражение на его лице, когда он увидит, что я с ней сделал.
Я делаю глубокий вдох, и выхожу из почтового отделения на улицу. День просто прекрасный. Я бы сказал идеальный, чтобы разрушить еще чью-то жизнь.
Я привез Джей в город, который она когда-то так любила. Много воды утекло с тех пор, когда я в последний раз был в Атланте, но до сих пор помню каждый уголок ее улиц. Здесь переплелись наши с ней пути. Если бы она только понимала, как это было для нее опасно.
Здесь у меня всего пара друзей, которым я могу довериться. Мне придется положиться на них, если я хочу закончить свое грязное дельце и одновременно следить за Джей. Я не всегда смогу остаться с ней. Как сейчас. Теперь это даже не нужно. Она привыкла слушаться и подчиняться мне. Она все меньше думает о побеге. Она изменилась. Что к лучшему. Для меня, по крайней мере. Иногда слабый голос внутри меня спрашивает меня, как она к этому относиться. Но затихает он так же быстро, как и появляется.
Я сажусь в машину, и еду к ним. Я знаю, где именно проститутки города могут заработать побольше. Я часто бывал в этом районе, но либо убивал их сутенеров, либо их самих. Либо обоих за раз. Мне было плевать. Мне за это платили.
Как только я нахожу ту, которая мне нужна, я опускаю окно.
— Эй, красавчик, — блондинка с ногами от ушей, в шортах, и на убийственно высоких шпильках обращается ко мне. Когда в моем лице она видит уродливого, жуткого монстра, она кривится.
— Так… что ты хочешь? — спрашивает она.
— Меня это не интересует.
Она закатывает глаза и вздыхает.
— Тогда какого хера ты здесь делаешь?
— Я заплачу в десять раз больше, чем сумма за одну твою ночь.
Ее глаза тут же широко раскрываются, а рот моментально закрывается. Хорошо. Я бы вырвал ее челюсть только за то, каким тоном она позволила себе со мной разговаривать.
— Я слушаю, — произносит она.
— Хорошо. Садись. Мы обсудим детали по пути.
Как только она садится, я зажигаю сигарету.
— Имя?
— Наташа. Ты можешь спросить, ну… знаешь… — она трясет головой, сбита с толку. — Так, а тебя как зовут?
— Икс.
— Икс? И все? — фыркает она.
Менее, чем через секунду, мой пистолет уже направлен в ее сторону. Она визжит, и я затыкаю рукой ей рот.
— Слушаешь, и остаешься жива. Если нет — ты труп. Все просто. Это понятно?
Она резко кивает, и я убираю руку с ее губ, мгновенно закрывая машину, чтобы она не выбралась.
— Отныне ты работаешь на меня, но выполняешь в точности то, что я говорю.
— Какого хера мне на тебя работать? — кричит она.
— Потому, что ты дорожишь своей жизнью и деньгами. Только в этом случае ты получишь и то, и другое.
Она хмурится и вздыхает, понимая.
— Плевать. Говори.
— Есть парень. Я хочу, чтобы ты трахнула его.
