Кто-то возразит: ведь Homo sapiens уже преодолел порог устойчивости благоразумного синглтона вскоре после своего возникновения как вида. Скажем, двадцать тысяч лет назад, обладая лишь примитивными орудиями: каменными топорами, инструментами из кости, копьеметалками и огнем, — люди, возможно, уже находились в положении, когда вероятность человечества дожить до наших дней была очень высокой26. Честно говоря, довольно странно выражать признательность нашим предкам из эпохи палеолита за наличие технологий, способных «преодолеть порог устойчивости благоразумного синглтона», учитывая, что реальных возможностей сформировать какой бы то ни было синглтон в те времена примитивного развития у них не было, не говоря уже о синглтоне настойчивом и разумно относящемся к экзистенциальным рискам27. Тем не менее важно, что этот порог соответствует очень умеренному уровню развития технологий — уровню, который человечество превзошло очень давно28.
Ясно, что если бы нам нужно было оценить эффективную силу сверхразума — его способность получать от мира нужные ему результаты, — мы должны были бы рассматривать не только его собственные внутренние возможности, но и возможности, имеющиеся у его конкурентов. Понятие «сверхразум» как раз неявно и подразумевает эту относительность. Мы сказали, что если система «значительно превосходит другие» в выполнении любой задачи из табл. 8, то она обладает соответствующей сверхмощью. Превосходство в таких областях, как выработка стратегии, социальное манипулирование или взлом систем, предполагает наличие навыков, более развитых по сравнению с конкурентами (к которым относятся стратегические соперники и специалисты по компьютерной безопасности). Другие виды сверхмощи следует также понимать в этом относительном смысле: сверхмощью можно считать лишь такие достижения агента в области совершенствования интеллекта, технологических исследований и экономической эффективности, которые значительно превосходят совокупные возможности остальной части земной цивилизации. Из этого определения следует, что в любой момент обладать сверхмощью в каждой из областей способен лишь один агент29.
В этом заключена главная причина, почему так важен вопрос скорости взлета, — не из-за того, что имеет значение, когда именно будет достигнут результат, а из-за того, что скорость взлета сильно влияет на то, каким он может быть. В случае скоростного или умеренного взлета решающее стратегическое преимущество, скорее всего, окажется у какого-то одного проекта. Теперь мы можем исходить из того, что сверхразум, обладающий абсолютным стратегическим преимуществом, получит в свое распоряжение невероятную мощь, достаточную для формирования стабильного синглтона, то есть такого синглтона, который мог бы определять диспозицию астрономического расширения человечества.
Но «мог бы» не то же самое, что «стал бы». Допустим, кто-то обладает огромной властью, но ни разу не воспользовался ею. Можем ли мы хоть что-нибудь сказать, что будет решать сверхразум, обладающий абсолютным стратегическим преимуществом? Это вопрос мотивации, к которому мы сейчас и обратимся.
Глава седьмая
Намерения сверхразума
Мы поняли, какими огромными возможностями может располагать сверхразум, чтобы согласно своим целям менять будущее. Но каковы эти цели? Каковы устремления? Будет ли зависеть степень мотивации сверхразума от уровня его интеллекта? В этой главе мы выдвинем два тезиса. Тезис об ортогональности гласит (с некоторыми исключениями), что можно комбинировать любой уровень интеллекта с любой целью, поскольку интеллект и конечные цели представляют собой ортогональные, то есть независимые, переменные. Тезис об инструментальной конвергенции гласит, что сверхразумные действующие силы, или агенты, — при самом широком разнообразии своих конечных целей — тем не менее будут преследовать сходные промежуточные цели, поскольку на это у всех агентов будут одинаковые инструментальные причины. Рассмотренные вместе, эти тезисы помогут нам яснее представить, каковы намерения сверхразумного актора.
Связь между интеллектом и мотивацией
В книге уже звучало предостережение от ошибки антропоморфизма: не следует проецировать человеческие качества на возможности сверхразумного агента. Мы повторим свое предупреждение, лишь заменив слово возможность на слово мотивация.
Прежде чем развивать дальше первый тезис, проведем небольшое предварительное расследование на тему безграничности всего спектра возможных умов. В этом абстрактном, почти космическом, пространстве возможного человеческий разум составляет ничтожно малый кластер. Выберем двух представителей человеческого рода, которые согласно общему мнению являются диаметрально противоположными личностями. Пусть это будут Ханна Арендт и Бенни Хилл[16]. Различие между ними мы, скорее всего, оценим как максимальное. Но сделаем так лишь потому, что наше восприятие целиком регулируется нашим же опытом, который, в свою очередь, полагается на существующие человеческие стереотипы (до известной степени мы находимся под влиянием и вымышленных персонажей, созданных опять-таки человеческой фантазией для удовлетворения все того же человеческого воображения). Однако, изменив масштаб обзора и взглянув на проблему распределения разума сквозь призму безграничного пространства возможного, мы будем вынуждены признать, что эти две личности не более чем виртуальные клоны. Во всяком случае с точки зрения характеристики нервной системы Ханна Арендт и Бенни Хилл фактически идентичны. Предположим, головной мозг и той и другого поместили бы рядом в тиши какого-нибудь музея, — увидев эту экспозицию, мы сразу скажем, что эти двое принадлежали одному и тому же виду. Более того, кто из нас смог бы определить, какой мозг Ханны Арендт, а какой — Бенни Хилла? Если нам удалось бы изучить морфологию и того и другого головного мозга, то мы окончательно убедились бы в их фундаментальном сходстве: одинаковая пластинчатая архитектоника коры; одни и те же отделы мозга; одинаковое строение нервной клетки мозга — нейрона с его нейромедиаторами одной и той же химической природы1.
Вопреки тому, что разум человека практически сопоставим с неразличимой точкой, плавающей в безграничном космосе предполагаемых разумных жизней, сложилась тенденция проецировать человеческие свойства на самые разнообразные инопланетные сущности и искусственные разумные системы. Этот мотив великолепно прокомментировал Элиезер Юдковский все в той же работе «Искусственный интеллект как позитивный и негативный фактор глобального риска»:
Во времена расцвета популярной научной фантастики, довольно дешевого свойства, обложки журналов пестрели картинками, на которых очередное инопланетное чудовище — в народе более известное как «пучеглазый монстр» — в очередной раз куда-то тащило очередную красотку в обязательно задранном платье — причем красотка была нашей, земной, женщиной. Похоже, все художники уверовали, что негуманоидные пришельцы с совершенно иной эволюционной историей непременно должны испытывать сексуальное влечение к прекрасным представительницам человеческого рода. <…> Скорее всего, художники, изображавшие все это, даже не задавались вопросом, а будет ли вообще гигантский жук чувствителен к прелестям наших женщин. Ведь по представлениям художников любая полуобнаженная женщина просто по определению сексуально привлекательна, то есть испытывать к ней желание являлось неотъемлемой чертой мужественных представителей человеческого рода. Все художническое внимание было направлено на задранное или порванное платье, меньше всего их заботило, как устроено сознание гигантских насекомообразных. И это составляло главную ошибку художников. Не будь одежды изодраны, — думали они, — женщины выглядели бы не столь соблазнительно для пучеглазых монстров. Жаль только, сами пришельцы так и не взяли этого в толк2.
Пожалуй, искусственный интеллект своими побудительными мотивами еще меньше будет напоминать человека, чем зеленый чешуйчатый пришелец из космоса. Инопланетяне — биологические создания (не более чем предположение), появившиеся в результате эволюционного процесса, в силу чего от них можно ожидать мотивации, в какой-то степени типичной для эволюционировавших существ. Поэтому не будет ничего удивительного, если окажется, что мотивы поведения разумного пришельца продиктованы довольно простыми интересами: еда, воздух, температура, опасность телесных увечий или уже свершившиеся травмы, расстройства здоровья, хищничество, секс и выведение потомства. Если инопланетяне принадлежат какому-нибудь разумному социуму, у них могли бы развиться мотивы, связанные с сотрудничеством и конкуренцией. Подобно нам они проявляли бы преданность своему сообществу, возмущались бы тунеядцами и, кто знает, были бы не лишены тщеславия, беспокоясь о своей репутации и внешнем виде.
