Поздно вечером я сделал серьезный полет во время грозы, с лейтенантом авиакорпуса, с целью испытать мой ультрафиолетовый посадочный маяк. Во время полета летчик обернулся ко мне, обвел рукой вокруг и кивнул. Я решил, что он спрашивает меня, хочу ли я, чтобы он сделал петлю, и яростно замотал головой. С меня вполне достаточно было предыдущих петель. Но через две секунды я понял, что он не спрашивал, а говорил мне. Мы нырнули вниз, затем пошли вверх и почти стали в воздухе в вершине петли. Я секунды две висел вниз головой на ремнях. Когда мы сели, летчик сказал: "Ну, как вам понравилось?" - "Замечательно, - сказал я, - только петля была немного странная". "Мне тоже так показалось, - ответил он весело, - я первый раз попробовал сделать ее ночью".
Майор Вуд работал у генерала Скуайра в Америке, когда был заключен мир. В феврале 1919 года он решил поехать во Францию и посмотреть, что произошло со страной за четыре года войны. Ему пришло в голову, что будет интересно подобрать научные приборы для военного музея Смитсоновского института либо в Лондоне и Париже, либо в германских окопах и блиндажах на фронте. Это являлось подходящим предлогом для поездки, и ему выдали специальный паспорт. Начало этой странной экспедиции он описал в письме к своей жене:
"Когда мы причалили в Ливерпуле, на борт поднялся с двумя британскими офицерами разведки капитан Робб, которого я знал еще много лет назад в Кембридже... Он сказал, что ни в Лондоне, ни в Ливерпуле комнату снять невозможно, но у него есть большая комната с двумя кроватями, и он приютит меня на ночь. Двести пятьдесят пассажиров первого класса сошли на берег куда они пошли потом, не знаю. Утром поехал в Лондон и звонил в десяток отелей. Завтра обедаю у Бойса в обеденном зале Королевского Общества, после заседания Общества. Там будет лорд Рэлей и все остальные. Еду в Физическое Общество поговорить о военной сигнализации невидимыми лучами. Ни один из моих ученых друзей, состоящих в Британском бюро изобретений, не слыхал, чтобы мое имя упоминали в связи с моими предложениями или изобретениями, посланными в Англию. Они очень удивились, узнав, что я был на военной службе. Для того, чтобы разрабатывать одну из моих вещей, проводили целую серию опытов, и меня пригласили поехать завтра в портсмутский морской порт для совещания с морскими офицерами. Вчера меня водили в секретное бюро, в лаборатории главного цензора..."
Вот что рассказал мне Вуд о, том, что случилось с ним в Бюро главного цензора.
"Одно из их отделений испытывало подозрительные паспорта и другие документы, отыскивая стертые надписи, невидимые чернила и т.д. Вместе c этим им приходилось иногда исследовать рубашки, манжеты, платки, белье подозрительных лиц - даже кальсоны или юбки, если шпионы были женщинами. Эти принадлежности туалета могли иметь на себе надписи невидимыми чернилами или могли быть пропитаны химикалиями для приготовления таких чернил простым опусканием их в воду. Затем такими чернилами можно было писать на чем угодно с последующим проявлением другим веществом. Британские эксперты показали мне все разнообразные химические методы для проявления секретных надписей. Они показали еще кое-что, и я с интересом ждал, что меня поведут в маленькую кабинку без окон, стоявшую посредине лаборатории, с проводами, тянувшимися к ней со стен и с потолка. Я подозревал уже, для чего она служит, и, наконец, видя, что меня не хотят вести туда, спросил: "А что находится здесь?"
"О, извините меня, - ответил капитан, показывавший мне все, - но это очень секретная вещь. Этого мы никому не показываем".
"Ультрафиолетовые лучи, вероятно?" - спросил я со скромным видом.
"Что? - сказал удивленный капитан. - Почему вы так думаете?".
"Потому что я изобрел этот метод и черное стекло, задерживающее видимый свет, и послал формулу его в ваше адмиралтейство от нашего Отделения наук и исследований уже год назад".
"Подождите один момент, - сказал капитан. - Я пойду сказать полковнику".
Меня сразу же пустили с извинениями в темную кабинку. У них была кварцевая ртутная дуга в ящике, с окошечком из темно-синего кобальтового стекла, под которое они положили германский паспорт. Когда вы смотрели на него сквозь пластинку желтого стекла, отсекавшего синие лучи, отраженные бумагой, вы видели в некоторых его местах немецкие слова, которых на паспортах быть не должно, они светились слабым желтым светом под действием фиолетовых лучей. Я заметил, что такой метод обнаружения флуоресценции применялся сэром Джорджем Стоксом более, чем полвека назад. Я спросил, почему они не применили ультрафиолетовых лучей, которые сами невидимы и дают сильную флуоресценцию. "Я покажу вам, что это значит, - сказал я. Вернемся в темную кабинку". У меня в кармане была маленькая пластинка черного ультрафиолетового стекла, и мы поставили ее в отверстие картонного щита, стоявшего перед окошечком ртутной лампы. Теперь было видно, что весь паспорт покрыт невидимыми надписями и все немецкие слова светились бледно-голубым светом.
"Но где же достать такие стекла?" - спросили они. "Не понимаю, почему вы их не получили. У вашего правительства они есть. Я год назад послал формулу в адмиралтейство. Порядочное количество их изготовлено и применяется в лабораториях в Портсмуте..."
"О, вы знаете, - сказали они, - связь между флотом и Отделом разведки далеко не такая хорошая, как хотелось бы. Мы запросим Портсмут и узнаем, смогут ли они снабдить нас..." Портсмут, конечно, сразу же отозвался на их просьбу.
В то же время они встали в оборонительную позицию. Они гордо заявили мне, что изобрели бумагу, на которой невозможно сделать "невидимую" тайную запись. Эту бумагу продавали во всех почтовых отделениях, и письма, написанные на ней, можно было не подвергать никаким испытаниям. Эта бумага стала очень популярной, так как письма не задерживались цензурой. Это была обычная почтовая бумага, на которой были отпечатаны частые параллельные линии, розовые, зеленые и голубые. Красная краска разводилась в воде, зеленая в спирту, а голубая в бензине. На глаз бумага казалась серой. Так как практически любая жидкость, в которой растворены невидимые чернила, относится к одному из этих трех классов, одна из цветных линий растворится в бесцветной жидкости, стекающей с пера, и появятся следы надписи. Я вспомнил, что несколько лет назад обнаружил, что китайские белила получаются черными, как уголь, на фотографиях, сделанных в ультрафиолетовых лучах, и сказал: "Предположим, что я написал бы на ней тонкой палочкой китайскими белилами тогда ни одна из линий не растворится, и все же надпись можно будет прочесть, если сфотографировать бумагу".
"О, нет, - ответили они. - Вы можете писать на ней даже зубочисткой или стеклянной палочкой без всякой краски. Цветные линии вделаны слегка мягкими или "липкими", так что они смажутся, и получатся темно-серые буквы. Вот вам стеклянная палочка - попробуйте сами!"
Я попытался сделать невидимую запись - мне это не удалось. Но все же я был уверен, что мне удастся это сделать каким-нибудь способом. На меня нашло вдохновение, и я сказал:
"И все-таки я думаю, что побью вас, если вы дадите мне попробовать еще раз!"
"Невозможно! - сказали они. - Мы уже испробовали все средства сами".
Я сказал: "Хорошо. Все же я попытаюсь. Принесите мне резиновый штамп и немного вазелина". Мне принесли большой, гладкий чистый штамп военной цензуры. Я натер его вазелином, затем как следует вытер платком, пока он не перестал оставлять следы на бумаге. Затем я плотно прижал его к "шпионоупорной" бумаге, не давая соскальзывать в сторону.
"Можете ли вы обнаружить здесь надпись?" - спросил я.
Они испытали бумагу а отраженном и поляризованном свете и сказали:"Здесь ничего нет".
"Тогда давайте осветим ее ультрафиолетовыми лучами". Мы взяли ее в кабинку и положили перед моим черным окошечком. На бумаге яркими голубыми буквами, как будто к ней приложили штамп, намазанный чернилами, светились слова: "Секретных надписей нет".
Профессор Вуд, теперь - в штатском и с пропуском с отметкой "Честный и преданный" в кармане, снова начал путешествовать по полям сражений, выискивая, не найдутся ли где-нибудь немецкие сигнальные аппараты. Он начал свое путешествие в армейском "Кадильяке" с лейтенантом Винчестером и Дайком из Американского посольства. Они ходили по траншеям и блиндажам, но единственный немецкий сигнальный прибор, который они нашли, были примитивные лампы с приспособлением для сужения пучка света, сделанные из старых медных орудийных гильз, со свечкой на дне и узкой щелью в боку. О своих последних днях в Европе после войны Вуд пишет:
"Перед отъездом из Парижа меня попросили прочесть в Сорбонне, лекцию с демонстрациями. Война кончилась, и теперь "все можно было рассказать". Лекция происходила 18 мая в большом зале, перед аудиторией больше чем из двухсот человек, состоявшей из физиков и армейских офицеров, некоторые из них - с дамами. Затемнив зал и включив очень сильную ультрафиолетовую лампу, я залил зал тем, что французы называли Lumiere Wood ("свет Вуда"), заставив зубы и глаза ярко фосфоресцировать, - а разные ткани - светиться мягким сиянием. Платье одной дамы в центре зала сияло ярким красным светом, привлекая внимание всех. Каждый смотрел на светящиеся глаза и зубы соседа, и раздался взрыв хохота, когда я разъяснил, что вставные зубы остаются черными, как уголь. Со своим сигнальным телескопом я продемонстрировал узкий пучок света и закончил лекцию лозунгом Vive la France! (Да здравствует Франция!) быстро переданным пятном на стене азбукой Морзе. Сигналы прочло достаточное количество офицеров, и раздались аплодисменты".
