было красивого халата с длинными кистями…
Сигарета в его руке догорела до фильтра, обожгла пальцы. Он раздраженно
посмотрел на окурок – тонкий столбик пепла подобрался к самому ногтю,
зажелтил несрезанные заусенцы. Добряков бросил окурок в пепельницу,
потянулся за новой сигаретой и заметил, что в пачке она была последней.
«Тьфу ты, забыл ей сказать про сигареты-то! – подосадовал он. – Догадается, нет?» Прикурил и глубоко затянулся.
«Да нет, баба она хорошая, - думал он о Тоне. – Может, и стоит к ней
присмотреться? Пусть даже поживет какое-то время у меня, не жалко. Опять
же два источника денег – это лучше, чем один…»
224
Он тут же автоматически прикинул, что совместных денег с Тоней, вполне
вероятно, им хватит на более длительное время. Другое дело, что она пока
нигде не работает, но это временное, не с пустыми же карманами приехала, раз угощает незнакомых алкашей пивом.
«Но где же она, моя посланка?» - нервно подумал он: полчаса назад
заявившая о себе менжа была уже тут как тут, а от этой навязчивой гостьи, не
откупиться никакими правдами и неправдами.
Опять, в который раз, в закромах его сознания мелькнула мысль о том, что
вполне даже возможно победить эту самозванку. И выход применительно к
нынешнему его состоянию мог быть таким: выпить сто граммов из
принесенной Тоней бутылки, принять снотворное, уснуть. Если проснешься
ночью – выпить еще пятьдесят граммов и снова на боковую. А к утру
достаточно будет тридцати граммов, холодного душа и крепкого кофе, и от
менжи останется одно только досадное воспоминание. Он понимал это умом
и в то же время чувствовал, что не сможет пересилить себя, не в состоянии
просто так, одним волевым усилием отказаться от содержимого красивой
прозрачной бутылки, которую вот-вот принесет его нечаянная и так кстати
подвернувшаяся гостья. Он посмотрел на пустую бутылку «Столичной»,
недавно распитую ими, и нетерпеливо облизнулся.
«Нет, с трезвением придется обождать», - твердо решил он для себя, и сразу
после этой мысли на душе его стало так легко и просторно, как бывает только
при исполнении самых заветных мечтаний.
И словно первая ласточка напряженно чаемой им радости раздался в эту
минуту звонок домофона. Он подскочил и, как на крыльях, метнулся в
прихожую. Быстрым рывком сдернул трубку и выдохнул:
- Ты?
- Я, открывай! – послышался Тонин голосок.
225
Добряков подавил кнопку, открыл дверь и выглянул в холл, дожидаясь звонка
в общую дверь. Но в этот момент раздался щелчок открываемой двери
квартиры Рюмина, и Добряков зашел обратно и притворил дверь. Стоял у
себя в прихожей и внимательно прислушивался. Тренькнул звонок, следом
щелкнул замок, и раздались два приглушенных голоса. Он понял, что
разговаривали Тоня и Рюмин. Но говорили они тихо, и он не разобрал слов.
Быстрые приближающиеся шаги, звонок в его квартиру. Он распахнул дверь
не неширокую щелочку и впустил улыбающуюся Тоню с пакетом в руке.
- О чем говорили-то? – недовольно спросил Добряков.
- Ай, - весело отмахнулась Тоня. – Чудной он какой-то! Всё каким-то
намеками да иносказаниями выражается. Как тогда, возле пивного киоска…
- А чего конкретно-то говорил? – не отступался Добряков.
- Да говорит, на новом-то месте, мол, каково?
- Хэх! – взорвался Добряков. – А ему-то что с того? Сроду свой нос сует куда
не следует! Он еще здесь? – дернулся он, взявшись за ручку двери.
- Да нет, быстро побежал вниз, я сама ту дверь закрыла.
- А что ты ему ответила?
- Да отшутилась как-то, не помню, - всем своим видом Тоня показывала, что
ей неинтересен этот разговор.
- А ты запомни, наперед запомни, - Добряков жестко прищурил глаза и
говорил медленно, четко: - Если еще раз он что-нибудь спросит, ничего ему
не отвечай, сразу говори мне. Я разберусь. Запомнила?
- Запомнить-то запомнила, - спокойно ответила Тоня. – Только вот как быть, если он меня спросит тогда, когда… Ну, когда мы с тобой расстанемся? Как я
тебе скажу? – и она лукаво посмотрела на него снизу вверх, в упор.
226
Он хотел было рассердиться, но понял ее хитрость и, улыбаясь, томным
голосом произнес:
- А расставание пока что не входит в мои намерения, сударыня. Более того, вы мне даже очень нравитесь. Каково будет ваше мнение по этому поводу?
- Повод неплохой, я подумаю, - но ей надоело играть, и она наконец
рассмеялась звонко и по-детски радостно: - Принимай пакет, балабошка!
Значит, у тебя ко мне серьезно? – и она потянула свои губы навстречу его
лицу.
Он торопливо чмокнул ее в щеку, взял пакет и пошел на кухню.
- О, да ты две взяла? – радостно удивился он. – И сигарет купила!
- Да, чего уж там мелочиться-то, - улыбнулась в ответ Тоня. – Все равно, я так
подумала, на утро что-то надо оставить. Или нет?
- Конечно! – согласился Добряков. – Умница! – и он слегка приобнял ее и
ткнулся щетиной в ее лицо.
- Фу, ты небритый какой-то! – поежилась она.
- Это поправимо. Что-что, а уж это-то ох как поправимо! –напевая, он уже
открыл бутылку и цедил водку в стопки.
- Давай, давай, да брось ты, потом! - торопил он Тоню, которая накладывала в
тарелки остатки еды, извлеченной из холодильника – две перезревшие груши, кусок засохшей сырокопченой колбасы, половину луковицы.
- Все, все, - спохватилась она, села за стол и подняла стопку.
- Ну, за твою сообразительность! – сказал он и залпом выпил. Она тоже не
привыкла, когда ей повторяют дважды, особенно в таком деле.
Оба разом выдохнули и закурили. Вскоре в задымленной кухне их разговор
затрещал, как разгорающийся костер.
227
- Ты знаешь, а я люблю радио «Шансон», - Добрякова потянуло на
откровенность. – Есть там что-то такое, как тебе сказать, жизненное. Тебе
нравится «Шансон»?
- Да я не особенно его слушала, - призналась Тоня, выпуская колечки дыма из
порозовевших щечек.
- А вот я тебе поставлю сейчас, ты заценишь, - Добряков поставил на стол
свою старенькую магнитолу, включил ее в сеть и стал искать нужную волну.
Кухню наполнили треск и какофония меняющихся диапазонов, но вскоре
полилась отчетливая мелодия разухабистого шлягера. Популярный певец весь
исстрадался от переполнявших его чувств:
Я думал, ты жена моя,
А ты – обыкновенная...
- Сила! – Добряков поднял вверх большой палец. – Ты вслушайся только!
Из грязи, из болота я
Тянул тебя, вытаскивал.
Тобой занялся плотно я,
Все мыл да отполаскивал…
- Чувствуешь? – проникновенно спрашивал Добряков, наливая по второй.
- Ну да, классно, - соглашалась Тоня. – Прям-таки за душу берет.
- Скажешь тоже – «за душу!» Пониже берет! Не просто берет – цепляет! Ну, давай!
Они выпили.
- Слушай, - неуверенным голосом пролепетала Тоня. – Мне кажется, я уже
того… Хватит мне…
228
- Так ты смотри, - икнув, ответил Добряков, откусив от груши и запихивая
кусок в рот. – Если хватит, значит, не надо. А мне, наоборот, хорошо как-то
стало…
- Это всегда так… поначалу, - клевала носом Тоня. – А потом… потом
страшно…
- Ха! Страшно! – взвился Добряков. – Скажешь тоже! Какой же тут страх?
Представляешь, как нам страшно было бы без этого, а? – он дотронулся до
бутылки и рассмеялся: - Это не страх, моя хорошая, это жизнь! Да, как вот в
песне этой!
Но Тоня все ниже и ниже клонилась к столу, уже опустила голову на
подставленный кулачок, вот и волосики ее коснулись заляпанной клеенки.
- Э, да ты что, кума? – улыбаясь, потормошил ее Добряков. – Совсем
расклеилась, что ли?
Тоня не отвечала, а только как-то странно покрякивала из-под опущенной
головы.
- Пойдем тогда баиньки, - предложил Добряков, встал, обошел стол и
подхватил Тоню под руки. Она вздрогнула, будто очнулась, и, подняв на него
замутненные глаза, дернулась, вырвалась из его рук, выпрямилась.
- Нет, все в порядке, это поначалу, - стараясь говорить четко, сказалал она. –
Давай-ка еще стопочку, потом будет совсем хорошо.
- Ну вот, сразу бы так, а то прям напугала меня, - он плеснул в обе стопки.
Тоня выпила и держалась уже ровнее, смотрела осмысленным взглядом.
- Это у меня всегда так, когда переберу, - разъяснила она. – Просто не надо
бросать сразу, моментально. Надо постепенно.
229
- Истину глаголешь! – подхватил Добряков. – В этом и есть тонкая, хитрая
наука выпивки – не сразу, постепенно. Вот мы с тобой бутылочку прикончим
да пойдем спать. Как ты смотришь?
- Хорошо смотрю, - кивнула головой Тоня. – А вторую оставим на утро.
Чтобы не так вот сразу…
- Договорились. В этой нам осталось еще на три разика. А потом баиньки.
Давай-ка я что-нибудь получше найду, - он снова потянулся к магнитоле. –