— И тебе доброго здоровья, Темир-ака.
Я узнал голос позвавшего, послышались осторожные шаги и рядом со мной присел на корточки мужчина неопределенного возраста от 50 до 70 лет.
— Что бросили, тебя одного, Тень?
— Почему бросили, выполнили приказ, мне что потроха по дороге раскидывать.
— Ясно, давай гранату, а то сознание вот вот потеряешь.
— Пожалуйста, Темир-ака, — и отпустив рычаг, протянул ему гранату.
Его реакции мог бы позавидовать и молодой парень — он тут же ее отбросил, за ближайшую груду камней. Взрыв и таких изощренных ругательств, я не слышал даже от старых боцманов буксиров. Дослушать не успел — потерял сознание.
Очнулся на кровати, в доме, под капельницей, живот забинтован, боль… но можно и потерпеть. У кровати сидела красивая узбечка, лет тридцати, по головному убору — вдова.
Увидев, что я пришел в себя вышла, через некоторое время зашел Большой Узбек — глава самого авторитетного махалля в городе Мазари-Шариф. В прошлом уроженец города Термез, прошедший всю Великую Отечественную войну в разведке и вернувшийся в родной город гвардии капитаном, командиром разведроты и нищим термезцем. Все, что притрофеил на фронте (рассчитывал собрать на калым невесте), продал местным баям, которые теперь назывались выборной советской властью и поднял семью из нищеты. Уже собирался осчастливить пару вдовушек, как последовало предложение перебраться через речку и стать зятем соплеменника, уважаемого и богатого человека, главы сильного рода в провинции Балх, Афганистан. У вождя не было сыновей и он рассчитывал на внуков, от одного из самых сильных мужчин округи — Темира Умид Карима.
Со временен Темир-ака перебрался в город Мазари-Шариф, построил дом, наполнил его детьми и внуками. В Термезе тоже был дом, построенный им для родственников. Большой Узбек, глава уважаемого махалля и известнейший удачливый контрабандист пяти государств: Ирана, Туркменистана, Узбекистана, Таджикистана, Китая. Война мешала его бизнесу и он был против всех воюющих, придерживаясь твердого нейтралитета.
Ни Гульбеддиин Хекматияр, ни Абдул-Рашид Дустум, ни Масуд Ахмад Шах не смогли его убедить вступить в борьбу против режима Бабрака Кармаля и неверных. И еще он ненавидел, давней ненавистью пуштунов — африди из Пешавара. Еще в первый мой срок в Афганистане, спецназ устраивал подвижные засады на шоссе Пешавар — Кабул в Хайберском проходе. Один раз уничтожили банду пуштунов из Пакистана, промышляющих заложниками. Среди захваченных ими людей был и восемнадцати летний внук Темир — ака — Муджид, студент экономического факультета Кабульского университета.
Когда Темир-ака прибыл в Кабул за внуком, он решил его определить на учебу в Ташкент, мы с ним встретились. После взаимных расшаркиваний, он прямо спросил:
— Чем я могу быть полезен офицеру СССР.
— Ни чем, это наш долг за Гитлера.
— Отец?
— Жив, заканчивал службу у Катукова в 1-ой гвардейской танковой армии.
— Может встречались.
— Вряд-ли. Вы герои-разведчики, воинская элита, а он мазута, всю войну мехводом.
— Таких в живых осталось один из десяти.
— Повезло.
— Получается и мне, и внуку моему, тоже.
С тех пор, мне приходили сообщения, на очень интересующие меня темы о пакистанских пуштунах. А в обратный адрес я отправлял, что сам о них узнавал. Обмен товаром, чисто бизнес. Об этом знал только Кириллов.
— Ну что землячок, ожил. Хорошо, тебе многое предстоит сделать и много нового узнать.
— Твоя воля, но что самое интересное?
— То, что ты чертовски везучий сукин сын. Рана страшная на внешний вид, как оказалась не сопровождалась значительными внутренними повреждениями. Ты через пару дней будешь ходить оправляться сам и вот здесь… будешь сильно удивлен.
— Что! — в ужасе простонал я. — Отрезали?
— Да лишнее, — подтвердил этот садист, — крайнюю плоть и
строго по обряду. Теперь ты истинный суннит. Это тебе за гранату.
— Писец…, а что еще?
— У тебя есть жена, моя вдовая невестка Наргиз, она ухаживала за тобой всю неделю, что ты лежал без памяти. Сын привез ее из Герата.
— И то же по обряду?
— А как же, со всеми записями. Ты теперь Искандар Килич Акбай.
— А с сыном, что случилось?
— Случилась пуля, а потом смерть. Пуштунские шакалы. — заскрипел дед зубами, своими зубами.
— Что будет со мной?
— Лечись, плодись и размножайся, ты теперь правоверный. Можешь называть меня дада. Кхе, кхе… — заржал Темир-ака.
Так он наверное ржал, когда устраивал ответную пакость своим фронтовым друзьям.
Несмотря на весь комический трагизм ситуации, я должен был упасть в ноги Темир-ака. Я стал его родственником и за меня теперь может подняться вся махалля.
— Уважаемый дада, вы не скажете, где такая маленькая пачечка презренных американских сто долларовых бумажек? Они была к меня в кармане комка.
— Конечно угил. Пять тысяч ты заплатил за калым, по пятьсот за обряды. У тебя осталось четыре тысячи этих презренных, во всех отношениях, бумажек.
— Ну у вас и расценки дада. Да за пять тысяч можно заплатить калым всем семьям вашего махалля.
— Всем может быть, но не за мою невестку, — скалился старый джинн.
Поговорили, жена покормила, и сынок-муженек заснул.
Через недельку я уже начал потихоньку приводить себя в порядок, выполняя незамысловатый физкультурный комплекс. Гулял, в обязательном при доме каждого правоверного, саду. Родня Темир-ака относилась ко мне незатейливо: не корча из себя близкую родню, ровно, как к доброму гостю.
Каждый день разговаривали с Темир-ака, от него я узнал много нового о событиях на родине. Я конечно чувствовал, что жизнь разворачивается совсем в другую сторону от развитого социализма. Хорошую, плохую, лучшую, худшую — покажет только время. Но ни как не думал, что мою страну ожидает, просто, крах. А виновниками, и инициаторами этого, будут партийные верха и ни кто иной.
— В азиатских странах СССР уже появились баи, — говорил хозяин дома.
— Но они всегда и были.
— Э нет, появились большие баи, которые делят страну на роды и кланы, а главное появились ханы, под чьим внимательным руководством они это делают. Ты член КПСС?
— А как иначе можно на моей должности.
— Вот представь, что партии нет, как править страной? Выборными органами? Но это может быть только прикрытием феодализма. Горбачев выпустил джинна на свободу и только реками крови его можно будет запрятать обратно. А это СССР не позволит никто в мире, все ополчаться против Союза и альтернативой для СССР будет только гибель планеты. Развал страны на республики — не отвратим. И какое место ты займешь в новом мире, мире чистогана и коррупции, которая и не снилась в СССР?
— Армия нужна в любом государстве.
— А ты будешь служить другому государству? Примешь новую присягу?
— Нет, я и так хотел по возвращению подать в отставку. Двадцать лет есть. Насмотрелся здесь на больших военных.
— Ты, что думаешь твоей пенсии хватит на жизнь в новых реалиях? Может когда нибудь потом и то вряд ли.
— Страну начнут грабить. Уже сейчас, в Афганистане, была репетиция. Ты, как думаешь, сколько горючего здесь оставили, сколько продовольствия оружия, техники? На очень многие миллионы, и из этих ресурсов очень большая часть, по пути от государства к государству, испарилась. А денежки осели в карманах больших людей, честных и преданных делу партии. Вернее их сообщников.
— Думаю ты преувеличиваешь, Темир-ака.
— Преувеличиваю? Я преуменьшаю, я это все видел на примерах Афганистана, Ирана, Ирака, Китая наконец. Ты знаешь, что бойцов вышедших из Афганистана в прессе, вашей, называют кровавыми убийцами?
— …….
— А те кто отдавал приказы, как бы ни при чем, белые овечки, только не блеют. И их не тошнит от героина, что гнали через СССР в Европу. Как же, секретная операция против потенциальных врагов. А счета тоже секретные, но на предъявителя и в офшорных зонах.
— Ты много знаешь дада. — сказал я уже без юмора.
— Поживи с мое, покрутись в моем ремесле…
— Что посоветуешь, отец?
— Сейчас тебе возвращаться домой нельзя, порвут. Для всесоюзного примера, ты подходящий экземпляр. А вот когда поделятся на республики, вернешься. И среди славянских стран, будут недовольные. А то, что Россия будет приемником СССР, без вариантов. Ей нужно всех остальных, отсечь от нефти и газа и поэтому она пойдет на любые уступки в суверенитетах. А для тебя главное — вернуться сильным, а сейчас это будет становиться синонимом — богатым. И на происхождение капитала, стыдливенько, все чины закроют глаза. За взятку, разумеется.
Пол ночи я думал о словах аксакала и приходил к выводу, что он прав. От этого становилось тошно, всю жизнь служил тварям и даже не замечал этого. Шутил, смеялся, рассказывал анекдоты, но безукоризненно выполнял приказы, получал награды, звания, немалую зарплату. Как теперь жить, как тому же Ваньке я посмотрю в глаза? Когда он скажет: "Дядя Леша, что же это?". Мог бы завыть, завыл, но спецназ отучает от истерик. Обычно летально.
