думала. Вы только притворялись…
– Не... совсем, – промолвил Эмерсон. Она опустилась на колени у кровати, поднесла к его губам чашку воды и поддерживала голову, пока он жадно пил. Он поблагодарил её постепенно крепнувшим голосом. Она осторожно опустила его голову на жёсткий матрас и уставилась на свои запятнанные пальцы.
– Не заживает, – пробормотала она. – Вам больно?
– У меня дьявольски болит голова, – признался Эмерсон.
– И ваши бедные руки...– Её пальцы медленно скользнули по его правой руке и коснулись опухшей, кровавой плоти на запястье.
– Я бы не возражал немного размяться. – Его голос изменился. Я знала эти мурлыкающие нотки, и меня охватила дрожь. Даже сейчас неприятно признавать вызванные этим тембром чувства. Такое поведение мне не свойственно.
Эмерсон продолжал тем же тоном:
– Если бы мои руки освободились, я мог бы гораздо сильнее выразить признательность за вашу доброту.
В коротком смешке смешались кокетство и вызов.
– Ну да, почему бы и нет? Мимо охранников вам не пройти. Вы ещё недостаточно сильны. И если вы думаете, что можете обрести свободу, взяв меня в заложники, то обманываете себя. Ни один английский джентльмен не причинит вреда женщине. Это у него в крови.
Ключ от наручников лежал на столе. Я оценила утончённую жестокость, с которой возможность свободы находилась перед глазами, но оставалась недостижимой. Когда женщина склонилась над Эмерсоном, отпирая кандалы, прядь её волос коснулась его лица.
Так! Хотелось бы верить, что я смогла бы сдержаться даже перед лицом того, что, судя по всему, предстояло, но я вцепилась обеими руками в решётку, мои мышцы напряглись… и тут со стороны дома донёсся крик. Громкие голоса, грохот стрельбы! Мой верный Абдулла и его доблестные друзья вышли на сцену! Спасение было под рукой! Пришло время действовать!
Я отодвинула решётку плечом. Затем вставила ноги в отверстие и... и застряла из-за той части тела, которую предпочитаю не называть. Нельзя было терять ни минуты. Скрежеща зубами, я протиснулась, приземлилась на согнутые колени и тут же выпрямилась в полной готовности. Выхватив пистолет, я навела его на дверь.
В последний момент! И я могла бы не успеть из-за этого промедления, если бы женщина не бросилась к подавшейся двери. Но силы у неё не хватило, и, пока я прицеливалась, женщину буквально раздавило распахнувшейся дверью. Под нарастающие раскаты сражения в комнату бросилась тёмная фигура, намереваясь исполнить подлый приказ своего главаря.
Времени для обсуждений не оставалось. Я выстрелила чуть ли не в упор, когда его тело заполнило дверной проём, но рана оказалась не смертельной; отшатнувшись, он издал крик скорее удивления, нежели боли. Проклятье, подумала я, и снова выстрелила. По-моему, на сей раз я промахнулась. Однако с замечательным результатом – он убежал, завывая. Никогда не следует надеяться на наёмных головорезов.
Теперь я обратила внимание на женщину, вышедшую из-за двери и наблюдавшую за мной. Странно было смотреть на неё – мою собственную тень.
Эмерсон опустил ноги на пол и сел. Дальнейшие усилия явно превосходили его возможности; лицо было пепельно-бледным, а руки беспомощно болтались. Сама попытка двигать ими, очевидно, была невероятно болезненной. Он перевёл глаза с меня на женщину у двери и вернулся ко мне, но не промолвил ни слова.
– Отпусти меня, – прошептала женщина. – Если ваши люди поймают меня, я отправлюсь в тюрьму... или ещё хуже... Умоляю, ситт! Я ведь пыталась помочь ему!
– Уходи, – ответила я. – И закрой за собой дверь. – Бросив последний сверкающий взгляд на Эмерсона, она повиновалась.
Наконец, наконец-то я могла оказаться там, куда стремилась всей душой. Я бросилась к мужу и упала на колени рядом с ним. Чувства не давали мне ни дышать, ни говорить.
Он невозмутимо смотрел на меня, слегка нахмурившись.
– Даже одна женщина в брюках может сбить с толку, но две – явный избыток для человека в моём состоянии. С вашего разрешения, мадам, я позволю себе воспользоваться свободой от пут, чтобы... Ах, чёрт побери!
Это было его последнее слово, горькое признание неспособности выполнить задуманное. Он рухнул на колени и без сознания свалился лицом вниз на пол.
Я была слишком потрясена, чтобы предотвратить это. Пистолет выпал из моей безжизненной руки. Но я снова подняла его, направив на дверь, поддерживая другой рукой голову Эмерсона. И тут крик Абдуллы возвести мне о появлении наших спасителей. Абдулла ворвался в дверь и остановился, триумфальное выражение лица сменилось ужасом:
– Вы плачете, ситт! Аллах милостив… неужели он...
– Нет, Абдулла, нет, гораздо хуже! О, Абдулла, он меня не узнаёт!
Брак должен быть
сбалансированным тупиком
между равными противниками.
Конечно, я не имела в виду именно то, что сказала Абдулле. Может, конечно, случиться что-нибудь и похуже смерти, но таких случаев мало – во всяком случае, необратимых. Я бы охотно исходила Египет вдоль и поперёк в поисках расчленённого тела моего мужа, будто Исида, разыскивающая Осириса [133]; я бы с радостью взяла лиру Орфея и спустилась в самые глубины Гадеса, чтобы вернуть Эмерсона обратно [134] – если бы это было возможно. К сожалению, этого не случилось; к счастью, в этом не было необходимости. В конце этого стигийского туннеля [135] виднелся свет. Пока мой муж жив, возможно всё. И тем, что возможно, займётся лично Амелия П. Эмерсон.
Требовалось время, чтобы привести мысли в порядок. И первая задача состояла в том, чтобы успокоить Абдуллу. Он сидел на земле и ревел, как ребёнок – и от облегчения, и от горя из-за того, во что превратился его герой. Затем он захотел вскочить и убить ещё кого-нибудь, но не нашлось никого подходящего. Победа была полной, и поскольку наши люди не намеревались брать пленных, выжившие в битве сбежали, уковыляли или уползли. Среди беглецов, как я с огорчением убедилась, оказался и главарь.
– Но мы найдём его, – скрипел зубами Абдулла. – Я видел его в поединке, прежде чем он убежал, пуля из его оружия ранила Дауда. Я не забуду. И Эмерсон узнает...
Тут он запнулся и вопросительно взглянул на меня.
– Да, – твёрдо ответила я. – Так и будет. А теперь, Абдулла, хватит болтать и приди в себя. Надеюсь, Дауд ранен не опасно? А другие?
Каким-то чудом ни один из наших защитников не погиб, хотя некоторые были ранены. Дауд, вскоре присоединившийся к нам,
