с ноги на ногу.
— Ну ладно, — сказал он, — мне пора идти. Я порядком занят сегодня.
— Всего хорошего, — сказал Иа.
— Как? А, всего хорошего! И если ты случайно набредёшь на хороший дом для Совы, ты нам сообщи обязательно.
— Обещаю, — сказал Иа.
И Кролик ушёл.
⠀⠀ ⠀⠀
Пух разыскал Пятачка, и они вдвоём побрели снова в Дремучий Лес.
— Пятачок, — застенчиво сказал Пух, после того как они долго шли молча.
— Да, Пух!
— Ты помнишь, я говорил — надо сочинить Хвалебную Песню (Кричалку) насчёт Ты Знаешь Чего.
— Правда, Пух? — спросил Пятачок, и носик его порозовел. — Ой, неужели ты правда сочинил?
— Она готова, Пятачок.
Розовая краска медленно стала заливать ушки Пятачка.
— Правда, Пух? — хрипло спросил он. — Про… про… тот случай, когда?.. Она правда готова?
— Да, Пятачок.
Кончики ушей Пятачка запылали; он попытался что-то сказать, но даже после того, как он раза два прокашлялся, ничего не вышло. Тогда Пух продолжал:
— В ней семь строф.
— Семь? — переспросил Пятачок, стараясь говорить как можно небрежнее. — Ты ведь не часто сочиняешь Кричалки в целых семь строф, правда, Пух?
— Никогда, — сказал Пух. — Я думаю, что такого случая никогда не было.
— А Все-Все-Все уже слышали её? — спросил Пятачок, на минуту остановившись лишь затем, чтобы поднять палочку и закинута её подальше.
— Нет, — сказал Пух. — Я не знаю, как тебе будет приятнее: если я спою её сейчас, или если мы подождём, пока встретим Всех-Всех-Всех, и тогда споём её. Всем сразу.
Пятачок немного подумал.
— Я думаю, мне было бы всего приятнее, Пух, если бы ты спел её мне сейчас… а потом спел её Всем-Всем-Всем, потому что тогда они её услышат, а я скажу: «Да, да, Пух мне говорил», и сделаю вид, как будто я не слушаю.
И Пух спел ему Хвалебную Песню (Кричалку) — все семь строф. Пятачок ничего не говорил — он только стоял и краснел. Ведь никогда ещё никто не пел Пятачку, чтобы он «Славился, славился на века!». Когда песня кончилась, ему очень захотелось попросить спеть одну строфу ещё раз, но он постеснялся. Это была та самая строфа, которая начиналась словами: «О Храбрый, Храбрый Пятачок». Пятачок чувствовал, что начало этой строфы особенно удалось!
— Неужели я правда всё это сделал? — сказал он наконец.
— Видишь ли, — сказал Пух, — в поэзии — в стихах… Словом, ты сделал это, Пятачок, потому что стихи говорят, что ты это сделал. Так считается.
— Ой! — сказал Пятачок. — Ведь я… мне кажется, я немножко дрожал. Конечно, только сначала. А тут говорится: «Дрожал ли он? О нет, о нет!» Вот почему я спросил.
— Ты дрожал про себя, — сказал Пух. — А для такого Маленького Существа это, пожалуй, даже храбрее, чем совсем не дрожать.
Пятачок вздохнул от счастья. Так, значит, он был храбрым!
Подойдя к бывшему дому Совы, они застали там Всех-Всех-Всех, за исключением Иа. Кристофер Робин всем объяснял, что делать, и Кролик объяснял всем то же самое, на тот случай, если они не расслышали, и потом они все делали это. Они где-то раздобыли канат и вытаскивали стулья и картины и всякие вещи из прежнего дома Совы, чтобы всё было готово для переезда в новый дом. Кенга связывала узлы и покрикивала на Сову: «Я думаю, тебе не нужна эта старая грязная посудная тряпка. Правда? И половик тоже не годится, он весь дырявый», на что Сова с негодованием отвечала:
«Конечно, он годится — надо только правильно расставить мебель! А это совсем не посудное полотенце, а моя шаль!»
Крошка Ру поминутно то исчезал в доме, то появлялся оттуда верхом на очередном предмете, который поднимали канатом, что несколько нервировало Кенгу, потому что она не могла за ним как следует присматривать. Она даже накричала на Сову, заявив, что её дом — это просто позор, там такая грязища, удивительно, что он не опрокинулся раньше! Вы только посмотрите, как зарос этот угол, просто ужас! Там поганки! Сова удивилась и посмотрела, а потом саркастически засмеялась и объяснила, что это её губка и что если уж не могут отличить самую обычную губку от поганок, то в хорошие времена мы живём!..
— Ну и ну, — сказала Кенга. А Крошка Ру быстро вскочил в дом, пища:
— Мне нужно, нужно посмотреть на губку Совы! Ах, вот она! Ой, Сова, Сова, это не губка, а клякса! Ты знаешь, что такое клякса, Сова? Это когда твоя губка вся раскляк…
И Кенга сказала (очень поспешно): «Ру, милый!» — потому что не полагается так разговаривать с тем, кто умеет написать слово «суббота».
Но все очень обрадовались, когда пришли Пух и Пятачок, и они прекратили работу, чтобы немного отдохнуть и послушать новую Кричалку (Хвалебную Песню) Пуха. И вот, когда Все-Все-Все сказали, какая это хорошая Хвалебная Песня (Кричалка), Пятачок небрежно спросил:
— Правда, хорошенькая песенка?
— Ну, а где же новый дом? — спросил Пух. — Ты нашла его, Сова?
— Она нашла название для него, — сказал Кристофер Робин, лениво пожёвывая травинку. — Так что теперь ей не хватает только дома.
— Я назову его вот как, — важно сказала Сова и показала им то, над чем она трудилась: квадратную дощечку, на которой было намалёвано:
Как раз в этот захватывающий момент кто-то выскочил из Чащи и налетел на Сову. Доска упала на землю, и к ней кинулись Пятачок и Ру.
— Ах, это ты, — сказала Сова сердито.
— Здравствуй, Иа, — сказал Кролик. — Наконец-то! Где же ты был?
Иа не обратил на них внимания.
— Доброе утро, Кристофер Робин, — сказал он, толкнув Ру и Пятачка и усаживаясь на «Савешник». — Мы одни?
— Да, — сказал Кристофер Робин, слегка улыбаясь.
— Мне сказали — крылатая весть
