Мой рот открывается, и я шепчу:
— Не может быть.
Он мрачно кивает.
— Да. Папа умер от сердечного приступа. Просто упал замертво. Я был завербован в «Хаос» вскоре после этого. Я сделал это, чтобы заработать денег для мамы. Макс и Дух не позволили бы мне присоединиться одному, и пока мне не исполнилось двадцать лет, мы были вышибалами в банде.
Ничего себе!
Это безумие. Я теряю дар речи. Ник продолжает:
— Эта татуировка. — Он указывает на татуировку на предплечье — «XAOC». — Это слово «хаос» на русском языке. У Макса, Духа и меня есть такие. Парни, которых мы встретили вчера вечером, Алексей и Лев, также члены братства «Хаос».
Я мешкаю и спрашиваю тихо:
— Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь?
Он улыбается, качает головой и объясняет:
— Мы использовали силу, чтобы вернуть наши деньги, если это необходимо. И да, я стрелял в людей, но никогда не убивал. Я ломал кости, детка. Я стрелял в людей и делал это дерьмо, не моргнув глазом. — Он стыдливо опускает глаза. — Вот кто твой мужчина. Уличный бандит.
Нет!
Ни за что.
Это не Ник, которого я знаю.
Ник, которого я знаю, милый, сексуальный и смешной.
Ник, которого я знаю, любит свою племянницу и сделает всё для ее счастья. Даже согласится на торт ко дню рождения и задует свечи, когда на самом деле не хочет этого. Ник, которого я знаю, принял его брата и племянницу в инвалидном кресле к себе в дом без вопросов. У Ника, которого я знаю, не было детства, потому что он был слишком занят, делая все то, что его отец сделал бы для своей семьи.
Это Ник, которого я знаю. Мой Ник — не уличный бандит.
Поднимаю голову и смотрю прямо на него.
Я немного пугаю его, когда чересчур грубо толкаю его в плечо и выпаливаю:
— Нет! Ты — не уличный бандит. Ты — предприниматель. Ты — семейный человек. Ты — пережил потерю близкого человека и делал все, чтобы помочь своей семье. И все это делает тебя чертовски сексуальным. Ты замечательный. — Я глажу его щеку и уверенно говорю: — И я горжусь тем, что я с тобой.
Его глаза путешествую по моему лицу, и он морщит лоб.
Он шепчет:
— Черт побери.
Затем он берет мое лицо в свои руки и целует меня страстно.
Через несколько секунд блаженства я отрываюсь от него, прижимаюсь своим лбом к его и шепчу:
— Я не позволю тебе так говорить о моем мужчине. Мой мужчина большой и сильный, и он надерет тебе задницу.
Он моргает. После разражается смехом и сжимает меня.
Я широко улыбаюсь. Я люблю, когда он смеется.
Всё еще посмеиваясь, он говорит:
— Я тебя люблю.
Мы оба замираем.
Мое сердце останавливается.
Я, должно быть, умерла.
Он поеживается и говорит:
— Слишком рано, да?
Я улыбаюсь и пожимаю плечами. Он вздыхает и притягивает меня к себе. Я завернута в «одеяло по имени Ник», и это ощущается прекрасно.
Плевать на это «слишком рано».
Я немного поворачиваю голову, чтобы коснуться его губ, сжимаю его подбородок в своих руках и целую его губы раз, два, три раза.
Всё или ничего.
Я закрываю глаза и шепчу в его губы:
— Я люблю тебя сильнее.
Я ощущаю его улыбку у моих губ, и он крепко обнимает меня.
Мое тело наполняется теплом. Я забыла, что такое испытывать любовь к кому-то.
Мы остаемся переплетенными вместе, пока Макс и Сиси не возвращаются домой.
Как только Сиси проезжает через дверь она кричит:
— Тина! Тина! Тина!
Мы с Ником смеемся в шею друг друга перед тем как разомкнуть объятия. Мы оба встаем и смотрим, как Сиси приближается к нам с самой красивой улыбкой.
Она выглядит счастливой. Это делает меня счастливой. Я наклоняюсь и обнимаю ее.
Я заправляю прядь волос ей за ухо и говорю:
— Мы ждали вас. Я приготовила завтрак для всех нас.
Макс смотрит в потолок и поднимает руки вверх. Он подходит ко мне, целует меня в щеку и говорит:
— Я знал, что есть причина, почему ты мне нравишься, Ти.
Сиси меняется в лице. Она говорит тихо:
— Я уже позавтракала с бабушкой.
Макс заглядывает в духовку и кричит:
— Французские тосты и бекон? Ты — богиня, Тина.
Лицо Сиси проясняется. Она шепчет мне:
— Я люблю французские тосты.
Я улыбаюсь ей и предлагаю:
— Ну, как насчет того, что ты возьмешь себе немного и все, что ты не сможешь съесть, я съем за тебя.
Она застенчиво улыбается и отвечает:
— Хорошо.
Я приношу еду к обеденному столу и возвращаюсь на кухню, откуда вижу, как Макс режет еду для Сиси. Сиси не выглядит довольной.
Я подзываю Макса на кухню.
— Макс, милый, Сиси девять лет. Ей больше не нужно помогать с едой.
Он хмурится и отвечает раздраженно:
— Мне нравится резать ей еду. Я — ее папа.
Если бы вместо пола была земля, он бы пнул ее.
Я глажу его щеку и спрашиваю:
— Ты же хочешь, чтобы она была независимой?
Он вздыхает:
— Ты права.
Я целую его в щеку и говорю:
— Помоги ей, позволяя ей самой делать это.
Я передаю ему сироп и масло, чтобы отнести к столу.
Мы все сидим, и я с нетерпением жду, чтобы увидеть, как Сиси сама режет бекон.
Она улыбается Максу и говорит:
— Видишь, папа? Я могу сама сделать это!
Я посылаю ему улыбку. Он улыбается и качает головой в ответ.
Он отвечает:
— Знаю, ангел. Ты уже не ребенок.
Ник смотрит на нас, прищурившись, а затем подмигивает мне.
Мы едим и когда заканчиваем, мальчики моют тарелки, а мы с Сиси идем смотреть телевизор.
Сиси сидит рядом с диваном в своем кресле, а я сижу на краешке дивана, обнимая мою маленькую подругу и поглаживая ее волосы.
Всё еще смотря телевизор, она говорит тихо:
— Так вот оно как?
Я в замешательстве и спрашиваю:
— Что «вот оно как», ангел?
Она кладет голову на мое плечо и шепчет:
— Иметь семью.
Я замираю.
Предательские слезы.
Я прочищаю горло, чтобы ответить и отвожу свои затуманенные от слез глаза от нее.
Я говорю дрожащим голосом:
— Да, ангел. Мы — семья.
Глава двадцатая
Все хорошие Медведи отправляются на небеса
В понедельник утром все в «Сафира» заняты как никогда.
Пришла новая партия одежды. Она включает в себя популярный пиджак, который надевала одна из элитных актрис Голливуда, и куча женщин звонят или приходят в магазин, чтобы заказать или купить его. Цена пиджака около двухсот долларов, и я заказала двадцать таких, так что, несмотря на то, что мы очень заняты, я мысленно исполняю победный танец.
Я иду к «У Винни» и заказываю кофе, там болтаю с молодой девушкой у стойки в течение минуты прежде, чем иду назад в магазин.
Равр Раавр
Дерьмо. Черт. Я опять забыла заменить батарейки в дверном звонке, который медленно умирает.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, затем оборачиваюсь в сторону прилавка и замираю.
Еще один дорогой букет на прилавке. Нат стоит там, выпучив глаза, потому что с противоположной стороны прилавка стоит Омар.
Ох, ё-мое.
На этот раз он доставил их сам.
Я мысленно подготавливаюсь и затем иду. Он поворачивается, и на его лице появляется красивая улыбка. В глазах нет злобы, как в последний раз, когда я видела его. Он выглядит другим человеком.
Нат исчезает из-за прилавка. Я заставляю себя слегка улыбнуться и поприветствовать его:
— Привет, Омар.
Он хорошо выглядит. Одет в черные джинсы, кроссовки и тенниску. Его волосы уложены в короткие аккуратные дреды. Он подходит ко мне и удивляет, когда целует в щеку.
Он говорит:
— Привет, Тина, как ты, красавица?
Я краснею и нахожусь в замешательстве. Почему он здесь?
Отвечаю спокойно:
— Я в порядке, спасибо. Как дела?
Он улыбается и говорит:
— Хорошо, но может быть лучше, если ты пойдешь на ужин со мной сегодня вечером.
Я удивлена в плохом смысле.
Что такое, черт возьми? Разве он не получил свой букет обратно в прошлый раз?
Я кладу руку ему на плечо и отвечаю:
— Омар. Мне жаль. Я и Ник. Мы вместе.
Его глаза загораются ненавистью, и я сразу же начинаю паниковать.
Он мягко убирает мою руку и говорит:
— Ты сделала неправильный выбор, малышка.
Теперь я злюсь.
Нет, это не так. Ник — правильный выбор.
Я выпрямляю плечи.
— Нет, Омар. Я сделал единственно верный выбор.
Он качает головой, смотрит грустными глазами и отвечает:
— Тина, ты не знаешь своего мужчину. Он — не тот, кто тебе нужен. Ты должна быть со мной. Я бы относился к тебе, как к принцессе.
Я начинаю кипеть от злости и выплевываю:
— Зачем мне быть с тобой и чтобы со мной обращались, как с принцессой, когда Ник обращается со мной, как с королевой. И как в шахматах, королева защищает своего короля.
Обломайся, Омар!
Ой-ой... теперь он злится.
Его губы изгибаются в язвительной улыбке:
— Неправильный выбор, детка.
Теперь я на грани слез. Моя шея красная и чертовски зудит, и все, что я хочу сделать — это расцарапать ее до смерти.
