Я продолжал гладить её по спине, давая столь необходимое ей утешение, когда она выдавала всё больше и больше подробностей. Я слушал, глядя поверх её головы на улицу.
– После этого они больше не ругались. Я подумала, что наконец-то всё уладилось. Но оказалось гораздо хуже. Наверное, всю неделю они думали. Сегодня они объявили, что больше не хотят жить вместе. Из-за меня. Из-за того, что я наговорила им тогда.
Она говорила таким голосом, словно на своих плечах несла страдания всего мира. Глупышка. Как она только могла подумать, что родители разводятся из-за какой-то её ошибки? Это не её вина.
– Они сказали, что не хотят причинять мне боль своими скандалами, – она шмыгнула носом. – Но я не хочу, чтоб они из-за меня расходились.
Поток слов Сью иссяк, и остались только тихие рыдания, а я продолжал обнимать её. Мои босые ноги замёрзли на пороге, но меня это не волновало. Единственное, что сейчас имело значение, – это быть для неё скалой, на которую она могла опереться. Мне нравилось, как она держалась за меня, и мне нравилось, что она позволила мне утешать её. Несмотря на причину, по которой она была здесь, я хотел, чтобы она никогда больше не ускользала от меня.
Постояв какое-то время в молчаливых объятиях на пороге, я отступил назад, но не отпустил её полностью, а всё также поддерживал, но только на небольшом расстоянии от себя, и убрал несколько прядей волос с её лица. Намокнув от слез, они стали липкими, как паучьи лапки, поэтому это оказалось непростой задачей.
– Сладкая, конечно же, ты не разводила родителей. – Большим пальцем я поймал бежавшую по её щеке слезу и смахнул её. – Им нужно разобраться в своем дерьме, но в этом нет твоей вины.
Сью посмотрела на меня так, словно снова хотела оказаться в моих объятиях, и я бы не стал её останавливать. Тем не менее она сдержалась, а её зеленые глаза заволоклись туманом, как озеро в лунном свете.
По улице проехал автомобиль. Это была мисс Блумингтон с далматинцем Сесилем на пассажирском сиденье, который высунул голову из окна, из-за чего его уродливый розовый язык развевался на ветру. Мы достаточно долго стояли на пороге, чтобы соседи уже начали шпионить за нами. Сью была очень расстроена, и я знал, что могло помочь ей почувствовать себя лучше. Я осторожно взял её за руку, опасаясь, что как только потяну её внутрь, она оттолкнёт меня. Но, слава богу, она этого не сделала и позволила мне затащить её вовнутрь.
Лучшим местом, куда я мог отвести её, была моя комната. Если мама раньше придёт домой, она не побеспокоит нас там. И, конечно, Сьюзан навряд ли захочет, чтобы кто-нибудь увидел её в таком состоянии.
Нежно держа за плечи, я подвёл её к своей кровати. Опустившись на самый край, она так ужасно выглядела, словно в моей комнате сидел оленёнок Бэмби после столкновения с грузовиком. Она натянула рукава толстовки на кисти рук и вытерла ими глаза.
Чтобы спасти её милую толстовку, я протянул ей пачку бумажных платков, лежавших в столе. Когда она вытащила один и собралась высморкаться, меня осенила мысль. На моей кровати сидела прекрасная девушка, даже несмотря на то, что её лицо было опухшим от слёз. А что, если она высморкается сейчас так громко, словно слон, как Лорен высморкалась на днях? Разрушит ли это очарование, которым она удерживала меня?
Сью вытерла глаза платком и тихо промокнула нос. Я почти улыбнулся от облегчения, что было бы совершенно не к месту. Вспомнив, почему вообще проводил её внутрь, я быстро отдернул себя.
– Не уходи. Я сейчас вернусь. – После того, как она кивнула мне, я вприпрыжку побежал на кухню.
Я в спешке включил чайник и стал искать подходящий чай в коробке с чайными пакетиками. Клубника с ванилью. То, что надо, чтобы успокоить страдания Сьюзан. Когда вода вскипела, я налил кипяток в кружку, из которой пью кофе на завтрак, и окунул в неё пакетик чая, пока вода не стала темно-розовой. Сразу разлетелся сладкий запах. Надеюсь, что ей также нравился клубничный чай, как и настоящая клубника.
От этой мысли я замер, развернулся и посмотрел на то место на разделочном столе, где она сидела в предыдущий раз, когда была у нас в гостях. Где я её поцеловал. И эти сладкие драгоценные воспоминания навсегда сохранятся в моем сердце. Ко мне вернулось знакомое чувство предательства, которое преследовало меня всю неделю, после того как она выскользнула из спальни моего брата, но я быстро попытался отогнать его подальше. Сейчас я не должен думать о своих обидах, сейчас имеет значение только Сью и её проблемы в семье. Ей нужен кто-то, на кого она может опереться, и сейчас этим кем-то был я.
Когда я вернулся к себе, я нашел её стоящей у окна и глядящей во двор. Сью повернулась на мой мягкий кашель. Я протянул ей дымящуюся чашку. Немного растерявшись, сначала она посмотрела на чашку, а затем на меня.
– Чай полезен для души, – сказал я, предлагая чай с небольшой улыбкой вместо пакетика с сахаром, который забыл положить.
Она осторожно сделала глоток. На её лице не появилось отвращения, так что, скорее всего, ей понравился вкус, даже без сахара. Зажав чашку между рук, она повернулась к окну, глядя на улицу.
Взволнованный, потому что я понятия не имел, что нужно делать или говорить в такой ситуации, я стоял рядом с ней и глядел в то же окно. Наши руки соприкоснулись, и она задрожала. Я подошёл слишком близко? Ей нужно расстояние побольше? Она не отошла, так что, возможно, всё в порядке, и я могу просто стоять вот так вот рядом с ней.
Нужно ли продолжать утешать её? Чёрт возьми, я не разбирался в таких вещах. Итан бы знал, что нужно делать. Он бы точно знал, что сказать, чтобы Сью почувствовала себя лучше. А я? Я едва знал её, ещё меньше её родителей. Что я на самом деле мог ей предложить?
Молчание становилось тяжелым.
– Тебе повезло, что твои родители пока находятся на той стадии, когда разговаривают с тобой и друг с другом о таких проблемах, как развод. Когда разошлись мои родители, они далеко перешагнули эту стадию. – На мой взгляд, это был самый лучший способ начать беседу, и я очень надеялся, что Сью выберется из черепашьего панциря, в который заползла, пока я находился на кухне.
Кажется, сработало. Она склонила голову и остановила на моём лице любопытный взгляд.
– Как это было у тебя?
– Ну, сначала было довольно тяжело, – признался я, быстро взглянув на неё. Я поморщился. Ей не нужно знать все подробности, достаточно и этого, чтобы понять, что рядом с ней есть кто-то, кто может ей сопереживать. – Однажды я пришел домой, а папы уже не было. Не было ни слов прощанья, ни письма, ни телефонного звонка. Он просто ушёл.
Её рот приоткрылся в шоке, глаза стали шире. Она не перебивала меня, так что я продолжил:
– Первые признаки его жизни мы с Итаном получили через два чертовых месяца, и я знаю: он позвонил только потому, что мама просила его поговорить с нами. Ведь это она, а не он, видела, как мы страдаем. – Мой взгляд остановился на крошечной баскетбольной площадке, которую он оборудовал для нас во дворе. Часть меня всё ещё была зла на отца из-за его ухода, но в целом сейчас я его уже простил и не хотел бередить старые раны. Я оторвал взгляд от площадки и повернулся к Сьюзан, которая потягивала чай и по-прежнему смотрела на меня.
– Что он сказал вам в тот день? – спросила она.
– Что-то о том, что ему нужно время, чтобы разобраться в своей жизни и во всем этом дерьме. – Я сделал паузу и засмеялся. – Ну, он довольно быстро разобрался. Переехал к своей секретарше сразу же, как ушел от нас. – Дурак.
Хорошо, может быть, я до сих пор не смирился. И что?
– Два года назад, – продолжал я, – я начал видеться с отцом. Не часто, только на день рождения и Рождество и ещё один-два раза в год. Сейчас всё в порядке. У нас комфортные отношения.
– А Итан? – уточнила Сью, наклонив голову в любопытстве.
Конечно, она больше интересовалась его жизнью, чем моей. Предсказуемо. Я подавил вздох и ответил:
– Ему было труднее. Итан не простил отца. Они не виделись с тех пор, как папа ушёл. – Это действительно было неприятно. – Думаю, Итану нужно время. Может, когда мы будем в колледже, или же в один прекрасный день... – Я пожал плечами. – Когда-нибудь.
Сью перестала плакать, что порадовало меня. Моя тактика оказалась правильной, а мои утешения успешными. Черт, я гений!
Внезапно меня захлестнуло страстное желание снова прикоснуться к ней. Не думая, я протянул руку и заправил за ухо выбившиеся пряди волос, касаясь нежной кожи кончиками пальцев.
– Если родители говорят с тобой и пытаются сделать то, что, по их мнению, лучше для тебя, это говорит о том, что ты очень дорога им. Они расходятся не из-за тебя, – заверил я её. – Ты единственная, кто удерживал их вместе. Но так не может продолжаться вечно.
Поддавшись ещё одному импульсу, я взял из её рук чашку и поставил на стол позади неё. Затем бережно притянул Сью к себе, обвив руки вокруг её талии.
