Песни Башлачева слушать трудно. Поэтому я их слушаю не часто. В записях более четко, чем в напечатанных стихах, проявляется негативная, разрушительная линия его мировосприятия, завершением которой стал его трагический уход. Когда стихи Башлачева читаешь, а не слушаешь, этот разлом и разлад воспринимается чуть менее остро, бумага сглаживает боль, и поэзия становится поэзией - она становится легче, парит и клубится, а не ползет по шершавой земле. Мне кажется, если бы слышали, как читает свои стихи Лермонтов - эффект бы был очень схожим. Башлачев для меня художник, продолжающий линию Лермонтова, а не Пушкина. Лично моей любимой песней Башлачева является «Перекур». По-моему, очень сильная вещь, попадающая в самую болевую точку. А, как известно, нажатием на такую точку, можно вернуть человеку здоровье. Через болевой шок. Башлачев сделал очень важную вещь - в пространстве так называемого русского рока он застолбил место для поющих литераторов. И сделал это очень своевременно. Он сам и был первым поющим литератором, соединившим в себе все то, что по частям отринули его предшественники и современники. Он не выбирал, что брать с собой, а что оставлять другим, он естественным образом принял в свой поэтический мир и классическую русскую поэзию, и бардовскую песенную культуру, и западный блюз и рок-н-ролл, и рождающийся на его глазах русский рок. Из всего этого и стало расти то, что определило дальнейшее развитие русской рок-культуры, дало ей самое, на мой взгляд, жизнеспособное направление и обогатило этот вид искусства в целом. Только после появления Башлачева стало возможным говорить о русском роке не как о русскоязычном продолжении рок-блюзовой традиции западной музыки, но как об отдельном, совершенно особом и самобытном явлении, уходящем корнями не только в западную музыкальную культуру, но и в мир великой русской литературы. Он не открывал новых миров, но показал новые горизонты уже готовым мирам, как бы прорубил окно в народную душу, чего в рок-поэзии до него практически не было. Да и рок-поэзии-то до него как таковой не было. Для большинства тогдашних и теперешних рок-авторов главным в жизни была гитара, как атрибут, а потом уже шли музыка, слова, образы… Для Башлачева, как мне видится, гитара была дополнением, вначале для него было все-таки слово. Он был поэтом в том смысле, в каком поэтами называли еще до появления авторской песни и русского рока. И именно это позволило его песням не затеряться в антологиях современной молодежной субкультуры, а стать явлением культуры в широком смысле слова - вообще культуры. Хотя бы русской, lb есть он один из немногих рок-авторов, чье творчество стало достоянием не одной только молодежной рок-тусовки, но -всего человечества. До него в рок-поэзии царили спонтанность, экспрессионизм, небрежность (иногда художественная, иногда - нет). Башлачев принес в рок-поэзию то, чего раньше в ней не было и, казалось, бь*ть не могло - стройную строфу, добротную рифму, связное повествование. Его стихи литературны, книжны (в хорошем, а иногда и в плохом смысле), а поэтические образы пропитаны приземленной правдой жизни. Башлачев - русский писатель, сибирский почвенник, воплотивший свой дар в современном ему жанре русского рок-н-ролла или, как сам он пел, свистопляса. «Свистопляс - славное язычество…» Этот провинциальный самородок лучше петербургских эстетов и московских пижонов разобрался в том, что есть русский рок, кому он нужен и как он соотносится с жизнью простого человека. И в отношении его, русского рока, с религиями он тоже разобрался лучше всех - славное язычество. Как все настоящие русские писатели, поэты, барды Башлачев писал про маленького человека в большой стране, защищал его и жил в творчестве его чаяниями изнутри, а не откуда-нибудь сбоку. В этом его основное отличие от рок-авторов того же периода (исключение, пожалуй, Майк, писавший о том же маленьком человеке, но городского типа), в этом причина его поэтического бессмертия и его человеческой трагедии. Башлачев слишком остро и обнаженно чувствовал этого маленького человека (то есть был им), и с таким чувством несправедливости невозможно обрести внутренний примиренческий комфорт, как это удалось Гребенщикову, или, тем более, срастись со статусом шоу-звезды, как башлачевский друг юности Леонид Парфенов (чудно разошлись их пути!).
В этом они, опять же, схожи с Майком… Среди рок-авторов он был первым, кто не отвергал и не попирал традицию, а взял ее в союзники. Еще вернее - от нее и стал отталкиваться в своем творчестве. От этого его творчество не стало чем-то вторичным, заимствованным, а, наоборот, преобразилось в совершенно самобытный поэтический мир. Его стихи опираются на традицию русского литературного стихосложения. Какое-то время он же был и последним в этом смысле. Его принцип соединения отечественных корней и западных веяний оказал некоторое влияние на окружавших его авторов - Гребенщикова, Кинчева, Шевчука, Ревякина, но никто из них в полной мере на методу Башлачева не перешел. Да и не надо было, потому что художники были уже во многом состоявшиеся, со своим индивидуальным подходом. Результаты башлачевского влияния проступили гораздо позже, когда подросло поколение, для которого Башлачев был уже не равным товарищем, а одним из первооткрывателей русского рока. Принято за именем Башлачева выстраивать следующий ряд последователей: Янка, Летов, Веня Дркин… Мне кажется, что эти поэты совершенно из другого ряда, с Башлачевым они имеют соприкосновение скорее на жизненно-мироощущенческом уровне, но продолжателями его дела они не являются, они опять же шли совсем иным путем. Нащупанное Башлачевым направление продолжили и продолжают разрабатывать именно те поющие поэты, кто внимателен к своим текстам не только с песенной, но и с литературной точки зрения, кто пытается сохранить вековую поэтическую традицию, при этом не впадая в архаику, а преломляя ее именно через призму сегодняшнего дня. Это такие люди, как Миша Башаков, Кирилл Комаров, Олег Медведев, Шамиль Абряров, Зоя Ященко, из более молодых: Екатерина Болдырева, Павел Фахртди-нов, Сергей Назаров. (Себя я тоже причисляю к этому ряду.) У них и местонахождения то же самое, что и у СашБаша -парят в воздухе, то окунаясь в андеграунд, то проявляясь ненадолго в каких-нибудь официальных источниках, чтобы тут же снова из них выпасть. То очутятся в списках бардов, то промелькнут на каком-нибудь рок-сборище… Трудно быть литератором, считаясь музыкантом. Трудно и странно. А еще странно, что за все это время, прошедшее с момента появления башлачевских песен, никто так и не придумал названия этому стилю, жанру, виду искусства. А может, открытое Башлачевым творческое пространство - это и есть тот самый русский рок?
Можно оценить исполнительские данные артиста: слог, мелодию, ритм… Но оценить дар невозможно, его можно только почувствовать. Все, кто слушал Сашу, чувствовали его дар. Когда Саша пел, он оказывал гипнотическое действие на зал. Этому нельзя научиться: или дано, или нет. Сложный текст и мощный эмоциональный напор требовал полного внимания слушателя. Его концерты были редки, обычно в небольших клубах или квартирах. Чтобы исправить эту жизненную несправедливость, я пригласил Сашу выступить с сольным концертом в ДК Связи, где тогда была репетиционная точка «Аквариума». В конце восьмидесятых мы приглашали выступать там своих самых уважаемых друзей. Саша приехал на собственный концерт без инструмента, принесли из студии лучшую гитару Гребенщикова. Он ее попробовал, похвалил. Для оживления шоу я предложил подыграть ему на перкуссии, благо многие его песни я знал. Эта идея встретила у него восторженный прием. Перед самым выходом на сцену я заметил, что у Саши нет медиатора, который я ему тут же и предложил. Он поблагодарил, взял медиатор, но было видно, что его уже здесь нет, он где-то далеко от нас. Когда начали играть, медиатора уже не было, Саша бил по струнам рукой так, как бьет шаман по бубну. На третьей песне стало окончательно ясно, что никакого аккомпанемента Башлачеву не нужно. Я потихонечку уполз со сцены, понимая всю глупость своего положения, пробрался в зал и полностью поддался магии происходящего. Приходит аналогия, что когда слушаешь Владимира Семеновича Высоцкого с оркестром, всегда кажется, что оркестр вовсе не нужен. Это театр одного актера. Когда концерт закончился, мы пошли отдыхать в нашу студию. Саша снова был обычным, застенчивым, интеллигентным человеком, а не демоном, витавшим только что над сценой несчастного ДК Связи. Когда Сашины друзья повезли его домой, я стал укладывать гитару в чехол, и оказалось, что она вся залита кровью. Можно представить, какую боль он должен был испытывать! Так можно играть только в состоянии транса.
Жизнь СашБаша была вспышкой, которая светит до сих пор. Если бы его песни были более доступны народу, может быть, что-нибудь изменилось бы в нашем мире.
