голос ржали все ожидавшие приёма. А так же якобы уволенный менеджер Ким, актёр, блин, погорелого театра. "Всё кончено. Что я скажу жене?" Что я скажу тебе, когда всё кончится, вот что тебя волновать должно!
— КиХо, нет, ты видел… какое у неё… было лицо? А глаза!.. Юна, ты была неподражаема! Мама, я сейчас описаюсь!
— Нет, ЁнЭ-ян, это ты была неподражаема! Я тебя в какой-то момент даже испугался! — говорил КиХо, поднимаясь на ноги и вытирая выступившие от смеха слёзы. — Ух, ну повеселили. Давно я так не смеялся. Но с какого ты… про кимчхи и похудение вспомнила? В сценарии этого не было.
ЁнЭ скромно потупила глазки и, хихикнув, призналась:
— Увлеклась. Просто президент СанХён столько раз при мне ЮнМи за это ругал, что я удержаться не смогла. Но ведь здорово получилось, правда?
"Разыграли, сволочи, как по нотам разыграли. Даже, оказывается. сценарий у них был. Ну, гады. Ну, твари офисные, я вам это припомню. И что обидно — ЁнЭ, от которой я подобной подлянки ну никак не ожидал. Это она, наверное, мне за тот раз решила отомстить, когда я на неё не по делу наорал. Но я же сразу извинился. Браслетик ей подарил… Актриса, надо признать, из неё может получиться великолепная. Даже непонятно, зачем она в менеджеры подалась. От неуверенности, наверное, в собственной красоте. Ну это да, она точно не ольчжан. Зато в ней есть яркая индивидуальность…"
— Всё-всё, признаю, — подняла руки вверх ЮнМи. — Подловили. Да, почти поверила. Но зачем? И где СанХён?
— Захотелось, — сказал КиХо. — Не тебе же одной с ума сходить. Ты стольким тут ноги оттоптала, что мы решили немножно потоптаться и на тебе, уж извини за столь людоедские намерения. Как правильно заметила ЁнЭ, просто не смогли удержаться. Уж очень случай подходящий подвернулся. И знаешь, в душе сразу такая лёгкость образовалась, такое умиротворение… А СанХён на плановое обследование лёг. Пару дней его не будет.
— Ох, ЁнЭ, — сказала тогда Юна. — Эх, Ёнэ. Ну, ЁнЭ… Тоже мне — Людмила Прокофьевна! Но я оставляю за собой право на ответный ход, понятно.
— Кто такой Ю-демила Роко-пина?
— Ну как бы тебе объяснить? Это одна такая очень строгая женщина-директор из русского фильма. Мымра, короче.
— МымРа? Красивое имя, — кивнула ЁнЭ. — Ну так вот, ЮнМи-ян, ты хоть представляешь себе, сколько заявок уже поступило на твою "Шалалу", которую ты прямо отсюда пойдёшь записывать? Не представляешь? А я тебе скажу точное количество — охренительно много! И поэтому сессионные музыканты и вся "Корона" уже ждут тебя в студии.
— Какую шалалу? — не сразу догадалась ЮнМи.
— Песню твою приснившуюся. Её уже, наверное, вся Корея поёт. Поэтому слушай приказ временного президента агентства: давай топай уже. Пали-пали. Время не ждёт.
* * *
Исправительное учреждение "Анян". Раннее утро
"Этот сон можно назвать "Агентство наносит ответный удар, — улыбается Серёга, проснувшись. — Нет, но каковы! Ладно ЁнЭ, она ещё в общем-то девчонка, но КиХо, серьёзный, упёртый в работу сухарь КиХо! Выходит, не такой уж он и сухарь. Надо отдать им должное — с розыгрышем забавно получилось. Что бы кто ни говорил, а ЮнМи и там по-своему влияет на окружающих. Даже менеджеры с замами научились шутить в её стиле. И вновь возникает закономерный вопрос: к чему был этот сон? Зачем? Неужели мне просто показывают, какой могла быть моя жизнь, если бы я сам всё себе не испортил?"
(Где-то в надмирных сферах всеблагая Гуань Инь загадочно улыбается).
(열네번째꿈) Сон четырнадцатый. Муки совести
Учреждение исправительного типа "Анян". Ночь
Сразу заснуть не получилось. Сначала мешали разные мысли о несчастной себе, потом опять кто-то тихонько заплакал. Это уже не в первый раз такое. Самая затюканная из обитательниц камеры — безответная ДаЕн. Отравила отчима-алкаша, к счастью, для себя, не до смерти. Плачет почти каждую ночь. Никто к ней не подходит. Днём шпыняют и всячески третируют. Сдачи дать не может в силу забитости. Вся какая-то бесцветная, глаза вечно опущены в пол, говорит так тихо, что расслышать её — дело непростое.
ЮнМи ворочалась, крутилась, потом не выдержала. Плевать на все тюремные заморочки, обычаи и неписанные правила. Агдан я или просто погулять вышла?
Она присела на край кровати и осторожно тронула волосы плачущей девчонки. Та дёрнулась было, затем сжалась в комок и затихла.
— Не бойся, — сказала ЮнМи тихонько. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто посижу рядом. Ты плачешь, и я не могу заснуть.
— Прости, — почти прошелестело в ответ. — Я больше не буду.
— Да я тебя и не виню, — вздохнула ЮнМи. — Я даже не буду спрашивать, почему ты плачешь? Всё и так понятно.
Стоило чуть-чуть пожалеть девчонку, как ту словно прорвало. Вцепилась обеими руками в ЮнМи и зарыдала ещё сильнее. И оттого, что плакала она почти беззвучно, хотелось заплакать вместе с ней.
— Ну что ты, успокойся. Всё плохое рано или поздно кончается. Вот увидишь, в конце концов всё у тебя будет хорошо.
ДаЕн отчаянно замотала головой:
— Не будет! Ничего не будет хорошо! Я никому не нужна, ни маме, ни братьям. Я совсем одна! ЮнМи-сии, я так одинока.
— Это ты сейчас одинока. А потом выйдешь на свободу, и найдёшь себе какого-нибудь оппу.
В темноте еле слышно раздалось ироничное хмыканье. Ещё кто-то не спит, уши греет. Ну и пусть.
— Нет, не найду!
— Почему?
— Я некрасивая. У всех некрасивых несчастная судьба. Вот ты… Я так тебе завидую. Ты такая красавица, настоящая ольчжан.
— Много мне моя красота помогла, — горько усмехнулась Юна. — Запихнули на пять лет за решётку и на красивую мордашку не посмотрели… Но ведь я