Вы пришли в Мир... Не правда ли, кажется, что Мир всецело принадлежит вам?.. Жизнь - чистый холст, на котором вы пишете картину неповторимой судьбы, одобренную Всевышним. Нет большего счастья, чем своей рукой наносить на бесконечность мазки-мгновения сущего бытия. Неважно, что зачастую незаконченное творение под порывами вселенских ветров опрокидывается на Землю... Вы лишь становитесь сильнее. Вот-вот из-под кисти выйдет шедевр, достойный подражания. Шедевр чьей-то жизни, выписанный извилистыми тропами судьбы. Так думает Человек... Забыв, что мир создан Художником. Это его мастерская и его холсты, это его краски и кисти... Кто для него люди? Хочется думать, мы достойны быть красками, или - о, гордыня! - целыми картинами. Не верится, что вы рождены быть всего лишь тонкими волосками в его божественных кистях? Одни волоски живут в ярких кисточках, другие остаются на картинах Вечности. Третьи смываются с грязных инструментов. Есть и те, кому не доведётся ощутить запах свежей краски. Сухие, бесцветные, забытые... Но... Это преходящие мелочи... Истинному Творцу ничто не мешает использовать огромный Мир как краску, кисть или микроскопический волосок, который либо осядет на его очередном шедевре, либо... Ему, как множеству других, суждено быть смытым рекой Времени.
делают? Внезапно праздничные приготовления нарушились. В бункере вспыхнул свет. Зажмурившись, Петр успел отметить, что его мокрые следы на бетонном полу коллектора, к счастью, уже высохли. Снаружи послышались голоса. Он обомлел, затаившись в гнезде. Через несколько минут хлопнула железная дверь, впуская двоих мужчин в фуфайках. С собой они принесли большой чемодан с инструментом. Негромко переговариваясь, наладчики приступили к работе. Сверяясь с документацией, быстро перекрыли несколько вентилей. Пять минут ушло на то, чтобы сбросить давление в системе. Затем один из них, подсвечивая фонарем, произвел манипуляции с проводами в распаечной коробке, хотя на панели установлены кнопки. Два насоса из трех угомонились. В первый момент показалось, что в помещении воцарилось непривычно гулкое безмолвие. Удовлетворенно переглянувшись, рабочие вышли. Повторно грохнула дверь. Петр вздохнул с облегчением. Он не знал, что, уходя, наладчики повесили на двери замок. В связи с новогодними каникулами на комбинате проводились регламентные работы. Страна готовилась культурно отдыхать. Государство дарило гражданам почти полмесяца обильных, но заслуженных возлияний. Экономика страны реагировала соответственно. Тарный комбинат не останавливается, но портфель заказов в январе заметно худеет. Коллектор также должен функционировать пропорционально загрузке производственных мощностей. Ближе к ночи Петр ощутил, как в бункере постепенно холодает. Трубы без теплых жидкостей не грели воздух. Закончив ужин, он решил подкрепиться горячим чаем. Но кипятильник не работал. Провода оказались обесточены. Вероятно, рабочие отключили напряжение. Петр решил, что это не самая большая неприятность. Зато он сможет, наконец, поспать в тишине. Почти в тишине. Одна, не самая мощная магистраль, продолжала качать, издавая еле слышную вибрацию. Надев на себя все, что можно, он приготовился ко сну. Петр зачем-то включил ноутбук. Когда он последний раз трогал его? Убирая со стола, он услышал внутренний вопрос, адресованный никому. Что ждало Петра, если бы те ребята вырубили коллектор полностью? Воспоминания натолкнули на мысль, что следует закончить одно важное дело. Вообще-то оно запланировано на поздний вечер, после того как он вернется, простившись с Виолеттой. Но мутное состояние побудило внести в план изменения. Зачем откладывать? Разве можно быть уверенным, что через несколько часов будешь располагать возможностью исполнить задуманное? Предстоит выбраться из квартиры и дойти до метро. Затем проехать немалое расстояние под землей. Далее наземным транспортом несколько километров по вечерней Москве до закрытого кондоминиума, где обосновалась Виолетта. Много вечеров он наблюдал за освещенными окнами многоэтажки, надеясь угадать ее квартиру, но тщетно. Сегодня он как обычно покружит около дома и вернется на Кавказский бульвар. Все это время он будет подвергнут риску. Никто не знает будущего. В любой момент то, что кажется незыблемым и предсказуемым, может улизнуть из-под контроля самонадеянности. К чему откладывать на вечер то, что он должен в любом случае закончить? Его не просто толкает к этому привычка осторожничать. Прокручивая в памяти новогодние приключения, нежданно выпавшие на его долю, Петр, наконец, навел резкость в гадких чувствах, терзавших его всю последнюю неделю. Нет, не приближающийся отъезд в неизвестность пугает стеной пустоты. Не перспектива окончательного расставания с женой и дочерью, живущими своей столичной жизнью, тянет из него жилы. Нет... Картину искажает очень неприятное удушливое ощущение. Он понял... Да... Петр не видит будущего... Это очень странно и дико. Он всегда видел будущее. Всегда... Даже когда тонул рваной окровавленной тряпкой на середине Волги, он его чувствовал. Видел в нем себя. Спорил с Виолой. Чувствовал в ладони холодные пальцы дочери... Слышал незнакомые детские голоса... Пялился в угасающий экран ноутбука... Не веря себе, списывая на бьющий в мутнеющее сознание ударами молота инстинкт самосохранения. Будущее было! Он погибал, но оно было... Даже тогда, когда узнал, что его больше нет среди живых, задыхаясь от кипящих слез бессилия над своей могилой. Не понимая, не ощущая, как жить дальше. Ни сном, ни духом не ведая, что Марго уже держит к нему путь. Завтрашний день подсвечивал тусклой лампадой, призывая верить. Призывая жить! Будущее было. Будущее ждало... Даже тогда, когда утром первого января этого года выяснилось, что его заживо заперли в медленно остывающем коллекторе. Почти без продуктов. С минимальным запасом воды. Без электричества. С разрядившимися аккумуляторами. С мертвым ноутбуком. Без какой либо возможности просемафорить о себе. На территории остановленного предприятия. Под землей! В морозы!! На восемь дней!!! Осипшего от крика, ослабевшего от голода... Замерзающего... Даже тогда он тянул на себя ускользающее одеяло будущего, злясь на непоправимость происходящего... Будущее было с ним. Теперь его нет... Как ни старается Петр уцепиться за шкалу времени, ничего не остается в фильтрах восприятия. Каждый раз, когда заглядывает в завтра, он чувствует темную пустоту и полный штиль эмоций. Никаких всплесков интуиции, никаких туманных образов... Зацепок нет. Время просачивается сквозь воображение, не оставляя ни малейших следов приближающегося будущего. Он как будто всматривается в телевизор, у которого вырвали с корнем антенный кабель. Вялое мерцание помех, шорох беззвучной передачи отсутствующего сигнала. Возможно, это связано с тем, что он пока не знает направления отбытия. Но раньше этот фактор не мешал слышать и видеть следующий участок пути. Сегодня он слеп. Глух... Это очень и очень портит настроение. Стареешь, Петр Иваныч? Стареешь... Что ж, делай, что должен. Петр заархивировал третью часть "Миссии". Вошел в почту, набросал письмо. Отметил, что пальцы не так быстро бегают по клавишам. Без работы любой навык угасает. Пора уезжать, пора... Его личная миссия в Москве окончена. Можно признать, что стратегия была выбрана ошибочно. Необходимо хотя бы красиво обставить отъезд. Он не видит причин не отдать Виолетте окончание трилогии, о котором иногда мягко намекает Стрелецкий. Координатор не давит на Петра, за что должен быть вознагражден. Но дело не в координаторе. Третья часть принесет дополнительный доход семье. Виола и Света вряд ли испытывают материальные затруднения. Но где-то по свету топают два маленьких человечка, которых Петр никогда не видел. Двое внуков... Он даже не знает, чью фамилию они носят. Мальчишек надо поднять, обучить и выпустить в люди. Это его посильный дедовский вклад. Даст бог - пусть едут учиться за границу. Денег от экранизации "Миссии" должно хватить. Если не хватит, в запасе пылится "Определитель желаний"... Кто остался без благодарности? Конечно, Аркадий Шмелев... Но голова не выдавала нужных слов для всего, что Петр должен сказать тому хорошему человеку. Поняв, что
