женщины, пьяницы, толпы одетых в лохмотья ребятишек.
Кеб остановился перед домом, окрашенным грязно-зеленой крас-кой. Дверь открыла старуха в поношенном платье. Казалось, лицо ее давно разучилось улыбаться, а умело теперь только кривиться от злобы и желчи.
– А, – недобро оскалилась она, – попался-таки голубчик! Что он натворил?
По шатким скрипучим ступенькам она ввела нотариуса в дом. Аттерсон с удивлением увидел, что комнаты, в которых обитал Хайд, были обставлены со вкусом и всевозможной роскошью. Дорогая мебель, серебряная утварь, картины…
Зола в камине еще не остыла, и Аттерсон извлек из-под дымящихся головешек второй обломок трости. Густые брови нотариуса нахмурились еще больше.
Напрасно приехавшие полицейские расспрашивали соседей, завсегдатаев ближайших трактиров. Никто не мог сказать о Хайде ничего вразумительного.
Дверь Аттерсону открыл его старый знакомый – дворецкий Пул. Он провел гостя через заброшенный анатомический театр, уставленный запыленными стеклянными шкафами. Еще несколько шагов, и он распахнул перед ним дверь в кабинет доктора Джекила.
В камине приветливо и гостеприимно горел огонь. В красном бархатном кресле неподвижно, словно окаменев, сидел доктор Джекил в глубокой задумчивости. Он посмотрел на Аттерсона, но в глазах его не блеснул огонек радости, как обычно бывало при встрече друзей.
– Нам предстоит нелегкий разговор, – сказал нотариус, усаживаясь в мягкое кресло по другую сторону камина. – Этот мистер Хайд…
– Аттерсон, друг мой! – возбужденно, почти лихорадочно прервал его Джекил. – Клянусь Богом, я отрекаюсь навсегда от этого человека. К тому же, кажется, он нашел себе надежное пристанище и исчез.
Нотариус сдвинул брови. Ему не понравилось внезапно вспыхнувшее возбуждение, сменившее мертвенную бледность его друга.
– Вы, по-видимому, в нем очень уверены, – пристально вглядываясь в лицо Джекила, сказал нотариус.
– Ах, не будем об этом, – стараясь казаться спокойным, проговорил Джекил. – К тому же я получил письмо и не знаю, передать ли его полиции. Я хотел бы узнать ваше мнение. И потому намерен вручить это письмо вам, Аттерсон. Полагаюсь на ваше мудрое суждение, ведь я безгранично вам доверяю.
Он передал Аттерсону короткое письмо, написанное ровным, прямым и уверенным почерком.
Аттерсон прочел:
Мой благодетель, которому я столько лет платил неблагодарностью за его доброту, вы можете больше не беспокоиться обо мне, я обрел надежное пристанище и верное средство спасения.
Ваш Эдвард Хайд
«Как этот светлый, прозрачный до дна человек может заботиться о судьбе кровавого убийцы?» – Недоумение Аттерсона перешло в растерянность.
– Но я хотел бы еще спросить вас…
В эту минуту доктор Джекил взглянул на часы и поспешно встал.
– Тысяча извинений, – торопливо сказал он. – Пул только что получил извещение из аптеки, что на мое имя доставлен препарат, которого я с нетерпением ожидаю. Я вынужден написать доверенность, иначе Пул не сможет получить это снадобье. Прошу меня извинить, мой друг…
Мистер Аттерсон вернулся к себе домой. Разговор с Джекилом внес еще большую тревогу в его душу. К счастью, вскоре к нему заглянул его старший клерк, мистер Гест. Аттерсон предложил ему отведать старого портвейна из драгоценных запасов своего погреба. Густая ароматная струя, словно зная себе цену, неспешно полилась в тонкий бокал.
– Какой ужасный случай! Я имею в виду смерть сэра Денверса, – сказал Аттерсон.
– Весь город в волнении, – откликнулся Гест. – Убийца, конечно, был сумасшедшим.
– У меня есть один занятный документ, – негромко проговорил Аттерсон. – Я не знаю в Лондоне графолога опытнее вас. А это образец почерка как раз в вашем вкусе – автограф преступника. Вам… только вам я могу поручить изучение этого загадочного образца. Что сможет вам сказать этот почерк, хотел бы я знать?
Глаза Геста блеснули азартом, и он наклонился над развернутым письмом.
– Нет, сэр, – проговорил он спустя некоторое время. – Скажу одно, это писал не сумасшедший, уверяю вас.
В эту минуту в комнату вошел слуга, держа в руке записку.
– Вам от доктора Джекила, сэр, – почтительно сказал он.
– Что-то деловое? – осведомился Гест, с неохотой поднимая голову от лежащего перед ним письма.
– Да нет, это от старины Джекила… просто приглашение на обед, – равнодушно ответил Аттерсон.
– Позвольте взглянуть, – вежливо попросил Гест. – Только на секунду, я сейчас же верну его вам.
Гест положил листки рядом и принялся тщательно их сравнивать.
– Благодарю вас, сэр, очень интересные автографы.
– Для чего вы их сравнивали, Гест? – удивился Аттерсон.
– Видите ли, сэр, – еле слышно ответил Гест. В комнате никого не было, и все-таки он говорил с какой-то бережной осторожностью. – Мне никогда не приходилось встречать столь схожие почерки. Собственно говоря, они совсем одинаковые, только наклон букв разный. Как будто это писал один человек и только этой небольшой разницей пытался скрыть их полное сходство.
Когда мистер Аттерсон остался в этот вечер один, он бережно спрятал обе бумаги в сейф. «Как это могло случиться? – зябко кутаясь в плед, думал он, не в силах согреться у пылающего камина. – Мой старый друг Генри Джекил совершил подделку ради спасения безжалостного злодея. Этого просто не может быть, однако…»
Был ясный вечер. Казалось, осень благосклонно отступила, позволив жителям Лондона насладиться последними остатками тепла. В этот вечер друзья, нотариус Аттерсон и мистер Энфилд, стараясь не нарушить воскресную традицию, медленно прогуливались по знакомой улице.
Осень бережно тронула увяданием вьющиеся цветы, свисавшие с балконов.
Друзья поравнялись с унылым заброшенным домом без окон с некрашеной мрачной дверью.
– Надеюсь, мы никогда больше не встретимся с мистером Хайдом, – с облегчением сказал Энфилд.
– Существо, при виде которого невозможно не испытать тошнотворного отвращения, – мрачно заметил Аттерсон. – Как странно! Посмотрите, эти ворота открыты, а войдя в них, мы можем увидеть дом нашего друга Джекила, ведь его окна с этой стороны выходят прямо в сад.
– Так войдем в сад! – воскликнул Энфилд. – Вечер просто дивный!
Друзья пошли по запущенным тропинкам. Высоко в небе догорал багровый закат.
Среднее окно в доме было приотворено. Возле окна сидел доктор Джекил, видимо решив подышать свежим вечерним воздухом. Подойдя поближе, друзья невольно замедлили шаг. Доктор Джекил сидел неподвижный, сумрачный, словно погруженный в какие-то тяжкие мысли.
– Как вы, Джекил? – воскликнул нотариус. – Надеюсь, вам лучше?
– Несколько лучше, – доктор с тоской поглядел на него, – благодарение Богу, надеюсь, что все это скоро кончится.
– Вы стали меланхоликом, друг мой, – с беспокойством воскликнул Аттерсон. – Вам следует побольше гулять, разгонять кровь. Берите-ка шляпу и идемте с нами. Небольшая прогулка вас подбодрит.
– Благодарю вас, – вздохнул доктор, и, казалось, этот вздох был рожден в какой-то темной глубине его души. – Я счастлив видеть вас обоих, но у меня нет сил даже для
