К счастью, Ленины родители в комнату к ней не входили. Им достаточно зала было и кухни. Лена наврала ещё, что почитать хочет книжку интересную, не может терпеть, и читать за едой будет. И утащила себе в комнату миску с пельменями. Я слышал, как мама её ещё удивлялась, зачем, мол, ей тридцать пельменей, не съест она столько. Но Лена настаивала, что съест, она голодная.
Потом Лена закрыла у себя в комнате дверь на защёлку (да, дверь запирается у неё изнутри!), мы с ней сели на её кровать и стали пельмени со сметаной трескать. На кровати мы сидели, так как у Лены только один стул в комнате был, больше сидеть негде. А ещё Лена ухитрилась стянуть с кухни две вилки, одной есть нам не пришлось. Я старался есть поменьше, чтобы не обожрать девочку, но это оказалось совершенно напрасно. На тарелке ещё восемь пельменей оставалось, когда Лена пыхнула, отвалилась, и шёпотом сообщила мне, что всё. Больше в неё не лезет. И пришлось эти восемь пельменей мне доедать. Еле съел, пельмени на вкус напоминали завёрнутые в размокшую обёрточную бумагу кусочки резины. Сметана тоже странная была, какая-то неправильная. Но съел я, а то неудобно, я в гостях же. Тем более, хозяева и сами эту дрянь едят. Значит, еда как минимум не отравлена. Мне ещё и с довольным видом пришлось всё есть, чтобы Лена не обиделась. Вот её бы к нам в гости привести, да угостить пельменями, которые баба Настя готовит. После тех пельменей, она свои резиновые из будущего и в рот бы не взяла. Думаю, либо готовил эти пельмени, что я с таким трудом впихнул в себя, кто-то ну совершенно неумелый (вроде нашего Вовки), либо искусство их приготовления было утеряно.
А вот чай после пельменей мне с Леной из одной чашки пить пришлось, по очереди отхлёбывая. Стянуть в свою комнату две чашки Лена не смогла, это совсем странно выглядело бы.
Только зря я чай пил, ой зря. Не подумал как-то о последствиях. Родители Ленины не спали ещё, а мне, у меня… ну, чай этот дурацкий. Блин.
Как Ленка в туалет водила меня — отдельная история. Целую операцию провернули с ней. Ленка нарочно громко шумела, напевала, а я даже без тапочек крался, в носках одних, не шуметь чтобы. А в туалете… не, не скажу, позорище такое. Я её хоть и в угол носом поставил и заставил не только зажмуриться, но и уши заткнуть себе, но всё равно стыдно. Хорошо, это не надолго, Ленка завтра обещала меня обратно отправить.
Почему не сегодня? А не знаю, Ленка как-то невнятно объясняет. Говорит, окно у неё всё время открывается только с 13:22 до 13:52 по Москве. А потом схлопывается, она специально замеряла время. И открывается окно в одно и то же время прошлого, в 8 утра 10 июля 1940 года. Зато пространство она выбирать может немножко, это окно ездит у неё.
Что за окно и как она управляет им? Да не знаю я, а Ленка темнит. В подвале у неё это окно, но рассказывает она о нём очень скупо, говорит, не нужно знать тебе. Вообще она мне ничего почти не говорит. Даже когда коммунизм у них тут построили, и то не говорит. По истории после июля 1940 года из неё клещами не вытянешь ничего. Почему-то только всё советует уехать из Ленинграда в следующем году, как только каникулы летние начнутся. Ага, уехать! Как будто от меня это зависит! И куда я уеду? А родители? А Вовка? Но Ленка настаивает. Говорит, бери Вовку своего в охапку и хоть беги. Но чтобы к середине июня в Ленинграде вас не было обоих. Лучше всего, говорит, куда-нибудь в Алтайский край свалить, там пожить. Ненормальная. Да кто нас пустит-то туда? И что мы там делать станем? Тем более, я и не хочу из Ленинграда уезжать, это ведь мой город любимый!..
Утром Ленка в школу ушла, а я под кроватью её опять затихарился. Ночью-то мы с Ленкой на кровати её спали, рядом. У меня, правда, своя подушка была и своё одеяло, но всё равно тесновато было. Ну и, вообще-то, волнительно. С девчонкой в одной кровати! Ух! Хорошо хоть, одеяло она мне отдельное дала. Спать под одним одеялом с ней я бы точно не смог, опозорился бы.
Ленкин папа ушёл ещё раньше неё, а мама примерно через полчаса после Лены. Я остался в квартире один и, полежав на всякий случай минут пять под кроватью, осторожно вылез. Никого.
Сходил умылся, потом чай заварил себе в Ленкиной чашке. У них тут чайник такой интересный, электрический. Вообще всё на электричестве в будущем! Плиты нормальной вовсе нет. То есть, плита есть, но и она электрическая. Я-то сначала дрова искал да спички. Потом головой подумал, и начал искать место, куда дрова пихать. Не нашёл. Но как-то они ведь готовят еду себе! Вот так и открыл я, что плита у них электрическая. А дров совсем нет. И спичек я не нашёл.
И действительно, ну зачем им спички? Чего поджигать-то? Если покурить только, а больше они и не нужны ни для чего.
С плитой я разобрался, я не питекантроп всё же, как Ленка обзывает меня. Разобрался. Ну, не с первой попытки, но разобрался. Кашу себе сварил манную (манка в шкафу была, а молоко — в холодильном ящике; вот бы нам домой такой, всё холодное даже летом там! Не, хорошо жить при победившем коммунизме!). Да, кашу сварил. Угу. С окном только намучался, оно так открывается сложно, ужас! Но открыл всё же как-то. А то тут на кухне совсем находиться нельзя было, всё в дыму. Я два раза кашу свою упустил, пока понял, как плита работает и что сделать нужно, чтобы огонь под кастрюлей убавить. Да, я из прошлого, и что? Вот к нам бы из Киевской Руси парня тринадцати лет перенесли, он настольной лампой быстро бы пользоваться научился, если ему не показывать, а одного наедине с этой лампой оставить? Думаю, минут за десять бы научился, он ведь не идиот. Только лампа не убегает, как каша. А я на каше учился, и она убежала два раза у меня. Ну и что? Зато я научился готовить. Теперь мне проще.
Потом я плиту отмыл, посуду вымыл за собой (прямо из крана на кухне горячая вода — шик!) и стал Лену из школы ждать. На часы смотрю периодически. Часы, кстати, тоже в будущем все электрические.
Но скучно стало мне. Книг почти не было в доме, а те, что были, неинтересные какие-то. Собрание сочинений Пушкина — самое лучшее из того, что имелось. Да ну, Пушкина я и у нас почитать могу вполне. А чем мне заняться?
Вспомнил, как Лена к Вике лазила когда про телевизор мне рассказывала. А я? Я сам без неё не залезу к этой Вике, кем бы она ни была? Мне Вика не расскажет ничего? И когда, всё-таки, коммунизм построили? Чего Ленка темнит, не говорит ничего?
Я вернулся в Ленину комнату и сел на её стул. Вспомнил, что она серую коробку пальцем тыкала сначала. Я наклонился и через некоторое время нашёл кнопку. Собственно, там и искать особо нечего было, кнопка одна и была на коробке. Ткнул её. Коробка пискнула и загудела. Телевизор на столе надписи показывает. Все, как и в прошлый раз.
Наконец, надписи на телевизоре меняться перестали. Передо мной неподвижное изображение с пустым белым прямоугольником в центре. И надпись по-русски: “Пароль”. Ох. Пароль. А я и не знаю его. И как ответить телевизору пароль? Нужно вот на этой странной пишущей машинке напечатать его?
Неуверенно посмотрел на выдвинутую из-под стола пишущую машинку. Пароль. А какой? Я не знаю его. Вспомнил, как мы с мальчишками в казаков-разбойников играли. Да, иногда тоже вот так захватывали кого в плен и “пытать” начинали. Обычно щекоткой пытали. И всё время просим, скажи пароль да скажи. А один раз наши противники схитрили и паролем назначили само слово “пароль”. Вот мы Гуся захватили, пароль от него просим. Он сначала молчал, а когда уж его так защекотали, что он икать смеха начал, то сдался всё-таки. На очередное требование: “Скажи пароль!” Гусь нам и ответил: “пароль”. Мы-то думали, что он издевается так, ещё сильнее щекотать начали. Но Гусь стойким оказался, всё время одно и то же повторял: “Пароль”. На самом деле, он нам правду отвечал, но мы не верили, а тот объяснить не мог, еле языком ворочал от смеха. Так мы в тот раз пароля и не узнали, проиграли тогда.
Я склонился над пишущей машинкой и медленно (буквы искать долго) напечатал: “пароль”. Телевизор в маленьком прямоугольнике нарисовал мне шесть жирных точек. Наверное, нажатые на пишущей машинке буквы показывать он не умел.
Ничего не случилось. Сижу, любуюсь на жирные точки в прямоугольнике.
На всякий случай ткнул указательным пальцем в самую большую кнопку с нарисованной на ней изогнутой стрелкой. Просто она самая большая была, вот и ткнул туда.
Телевизор на столе передо мной мигнул, красиво пропел: “Та-дам”, и показал улыбающуюся Лену. Оп. Это я что, пароль угадал? Нужно было по большой кнопке нажать, да? А я, как дурак, сидел пять минут, да буквы искал на пишущей машинке. Конечно, девчонка не такая дура, чтобы паролем само слово “пароль” назначить. А ведь телевизор мне с самого начала показывал, что я делаю неправильно. Он вместо букв точки рисовал мне. В следующий раз умнее буду, сразу по большой кнопке нажму.
Гордый своей победой, я начал вспоминать, что тут Лена вчера делала. Как она к девочке Вике лазила?
