Курицын рассказал, что он не терял времени даром. В сопровождении двух турецких воинов и местного священника он бродил по старинным развалинам, срисовывал с камней греческие надписи. Здесь, в устье Днестра, в незапамятные времена греки основали крепость Тирас. Священник рассказал ему, что впоследствии город захватили скифы, потом болгары, славяне, валахи и, наконец, турки. Федор говорил, что прикосновение к ушедшим в прошлое векам помогало ему легче переносить вынужденное безделье, наполняло душу каким-то торжественно-приподнятым настроением.
Курицын привез принцессе Елене Стефановне подарки и послание от ее отца. Увы, послание устарело почти на год. Пока русское посольство сидело у турок в плену, положение молдавского господаря изменилось к худшему. Его маленькое государство было истощено борьбой с огромной Империей Полумесяца, и он вынужден был признать себя вассалом турецкого султана. Елена Стефановна, со свойственной ей горячностью, послала страшные молдавские проклятья на головы неверных, потом обняла сына Дмитрия и прошептала над его головкой:
— Вырастай скорее, княжич мой золотой! И пусть даст тебе Господь руку крепкую, сердце храброе, дружину сильную, чтобы мог ты ударить на проклятых турок, да так, чтобы бежали они без оглядки до самой Африки.
Все семейство Курицыных тоже получило заморские подарки. Кроме того, Федор привез прелюбопытную книгу, повествующую о жестоком карпатском правителе по имени Дракула. Он уверяет, что, сидя в аккерманском плену, переводил эту книгу на русский с помощью венгерского толмача. Но брат Иван, то ли в шутку, то ли всерьез, высказал предположение, что Федор не переводил, а сам сочинил ее.
Об этой книге я должен рассказать подробно, потому что из-за нее между братьями произошел — кажется, первый в их жизни — серьезный разлад.
Представьте себе правителя, соединившего в себе худшие черты Нерона, Калигулы, Домициана, как их описал Светоний, — и Вы получите портрет воеводы Дракулы из Мунтьянской (или Румынской) земли. Только он не просто любит изобретательно мучить всех окружающих, но еще примешивает к своим злодействам какие-нибудь изощренные издевательства над жертвами или читает им нравоучения.
Например, пришли к нему послы от турецкого султана и начали кланяться, не сняв колпаков. Ведь по нашему обычаю обнажить перед кем-то голову — знак почтения, а по мусульманскому — страшное неуважение. Они даже молиться должны с покрытой головой. Но Дракула этому не внял, а заявил послам: «Раз вы решили вести себя не по нашему обычаю, а по своему, я хочу, чтобы вы этого своего обычая держались крепко всю жизнь». И велел своим слугам схватить послов и прибить им колпаки к головам гвоздями.
Гвозди в голову — это особая честь. Обычно же Дракула за малейшую провинность — а часто и без всякой вины — сажает людей на кол. И любит обедать среди трупов, посаженных на колья. Однажды слуга, подававший ему блюда, не выдержал трупного зловония и зажал нос. «В чем дело?» — спросил Дракула. «Прости, государь, не могу выносить этого запаха», — ответил несчастный. «Ах так, — сказал Дракула. — Ну-ка, насадите его на самый высокий кол, чтобы запах не долетал до его нежных ноздрей».
Говорят, что из-за свирепых казней за мельчайшую кражу в государстве Дракулы совсем исчезло воровство. Что у источника не перекрестке двух больших дорог им поставлена золотая чаша, и каждый путник, напившись, аккуратно ставит чашу на место. Дракуле удалось избавить свою страну от нищих и увечных. Куда же они подевались? А вот хитрый воевода созвал их всех на пир, угощал и одаривал в богатых хоромах, а потом запер и хоромы поджег. Да еще похвалялся: «Я их освободил — пусть в моей стране никто не страдает от нищеты и болезней».
Хотите послушать, как он охраняет женское целомудрие? Выписываю из книги:
«Если какая-либо женщина изменит своему мужу, то приказывал Дракула вырезать ей срамное место, и кожу содрать, и привязать ее нагую, а кожу ту повесить на столбе, на базарной площади посреди города. Так же поступали и с девицами, не сохранившими девственности, и с вдовами, а иным груди отрезали, а другим сдирали кожу со срамных мест и, раскалив железный прут, вонзали его в срамное место, так что выходил он через рот. И в таком виде, нагая, стояла, привязанная к столбу, пока не истлеет плоть и не распадутся кости или не расклюют ее птицы».
Ивану Курицыну книга эта показалась вредной и опасной, и он горячо укорял брата за то, что тот привез ее в Московию.
— Не важно, сам ты ее сочинял или только собрал карпатские байки и перевел. Что полезного может узнать русский человек, прочитавший такую историю? Узнает, какие на свете бывают кровожадные тираны? И что дальше? Что и таким надо подчиняться, ибо всякая власть от Бога? Чему ты хочешь научить людей?
Федор пытался отшутиться:
— Уж так все учить да учить? И позабавить людей порой не грех.
— Ничего себе — забава! Кровь и стоны на каждой странице. Конечно, христианам было бы отрадно, если бы какой-то их повелитель так сумел обмануть турецкого султана, как Дракула: заявил, что хочет служить ему, пришел с войском в турецкую землю, а потом начал все жечь и губить кругом. Но не могу я поверить, что такой человек может быть хорошим полководцем. Тоже мне — мудрец! Обошел раненых после боя и всех раненных в грудь наградил, а раненных в спину велел посадить на кол. Как будто мы с тобой не видели, как в настоящем бою к лучшему смельчаку враги стараются подкрасться именно сзади и нанести удар.
— А по-моему, есть и смешные места. Ведь Дракула все время делает вид, будто цель у него добрая и хорошая. Разве не смешно, как он пытался помочь крестьянину, которому ленивая жена не собралась соткать рубашку?
— Хороший смех! Приказал отрубить руки ленивой жене и труп посадить на кол. То-то крестьянин был ему благодарен! Зачем такую историю вставлять в книгу? Чтобы наши жены не ленились за ткацким станком?
— Нет, но затем, чтобы люди не спешили верить благим намерениям.
— Для этого незачем было делать Дракулу государем целого царства. Вполне хватило бы сделать его наместником, воеводой. А государь должен быть примером своим подданным, должен первый соблюдать законы, которые он выпускает, а не казнить людей по капризу и произволу.
Улыбка как-то неохотно утекла с лица Федора. Он вздохнул и заговорил серьезно.
— Да, здесь у нас с тобой давнишний спор, давнишнее несогласие. Двадцать раз мы уже мудрствовали об этом: что лучше — одному править или всем сообща — вечем, советом? И я тебе в двадцатый раз скажу: нет и быть не может одного правила для всех народов во все времена. Взгляни на древний Израиль: долго жили они под властью пророков, и судей, и левитов; но теснили их вражеские полчища со всех сторон, и не было у них воинской силы достаточной, чтобы устоять. Тогда они пришли к пророку Самуилу и говорят: дай нам царя. Самуил предупреждал их о всех притеснениях, какие придется терпеть от царя. Как он отнимет поля, и виноградники, и масличные сады, чтобы отдать слугам своим. Как заберет себе в рабство сыновей и дочерей израильских, как заставит служить себе всех и платить подати. А народ все равно говорил: «Нет, дай нам царя, и мы будем как прочие народы: будет судить нас царь наш, и ходить пред нами, и вести войны наши». И сам Господь сказал Самуилу: «Дай им царя».
— Если бы послал Господь вечный мир на землю, — вступил тут отец Денис, — цари были бы не нужны. А так… Вот и первый царь израильский, Саул, — ведь это он спас свой народ от аммонитян. Те уже считали себя победителями, окружили израильтян, обещали пощаду. Сдавайтесь, говорят, мы вас пощадим, только выколем каждому правый глаз. Не такую ли же «пощаду» готовил нам и Ахмат?
— Две силы давят на душу человека, — продолжал Федор. — Изнутри гордость, снаружи — страх. Если в государстве есть много людей, в которых гордость сильнее страха, они легче подчинятся закону и совету, чем воле одного повелителя. А если гордых людей мало, а враги теснят со всех сторон, приходится звать на помощь страх. Тогда только полновластный самодержец сможет управлять народом.
— Но если страх раздувать и накачивать, тогда гордых людей совсем не останется.
— Верно. И некому будет защищать царство. Придется звать кого-то на помощь. Когда сто тысяч турок штурмовали Константинополь, знаешь, кто сражался на стенах? Десять тысяч наемников, в основном — итальянцы.
Огромная Византийская империя, а защитников уже не набрать — так все задавлены. Приходилось покупать храбрость за деньги, а это товар недешевый.
— Вот именно! Разве я тебе не о том же самом толкую?
— О том же. Только ты веришь, что гордых людей можно выпекать в печке законов, как хлеба, а я не верю. Они либо есть и растут числом, как, скажем, в Пскове, и отбивают всех врагов вот уже двести лет, либо их нет, и тогда государство становится легкой добычей для соседей. Но если гордости слишком много, тогда гордые начинают драться между собой, как в Новгороде. И люди устают от собственных храбрецов и их раздоров и хотят, чтобы пришел один повелитель и вернул им покой.
