Речь старейшины была встречена бурными одобрительными криками, и потрясающего гарпуном Турнотура опустили на землю.
- В лодки!
Пытавшийся сохранить остатки цивилизованности, неумолимо дичающий и страдающий от голода человек, наплевав на «Овечью грамоту»42, как сотни лет назад, снова выходил на тропу войны, чтобы терзать, убивать, насыщать свою плоть и плоть себе подобных. Чтобы, подчиняясь древнейшему из инстинктов, выжить, несмотря ни на что.
Вон они! Приближаются! — крик Олафа в первой лодке, где находился и старейшина, заставил всех крепче стиснуть свои орудия и приналечь на весла.
В нескольких лигах впереди от ближайшего острова соседи с криками, усиленными мегафонами, гнали стадо китов. Черные спины и плавники мелькали в пенящихся водах Атлантики, быстро приближаясь.
Рассевшиеся по лодкам китобои умело маневрировали веслами, окружая приблизившихся гринд, которые, поддавшись панике, бросились было врассыпную, стараясь защитить детенышей. Суденышки располагались широким полукругом для последующего загона в сторону бухты или фьорда. Но атакованные животные не хотели сдаваться без боя.
Засвистели гарпуны, зажужжали разматываемые канаты, утлые суденышки заходили ходуном, и вода закишела могучими плавниками.
- Олаф, целься точнее, вон в того, крупного! Похоже, это вожак! - проорал орошаемый брызгами Турнотур, когда перед их лодкой вздыбился трехметровый хвост с раздвоенным плавником на конце. - Осторожнее!
Качнувшись, задние плавники гринды с размаху пришлись ровно по центру соседней лодки; с треском брызнул фонтан ломаной древесины, закричали выброшенные за борт зазевавшиеся рыбаки. Сражение было в разгаре. Моросивший дождь с примесью первой снежной крошки усилился.
В воздухе запахло солью, потом и металлическим привкусом жирной китовьей крови, распалявшей охотничий азарт людей. Золотистые волосы Олафа обагрились красным. Адреналин, подобно окружавшим со всех сторон волнам, перекатывался через край. Зрелище морского сражения человека с природой было поистине эпическим.
К берегу уже спешили женщины и дети, вооруженные счетчиками Гейгера (мясо мигрирующей рыбы могло нести в себе дозу гамма-излучения), чтобы помочь первым возвращавшимся мужчинам свежевать выбрасываемые на берег туши.
И вскоре алый прибой, будоража нервы китобоев, запенился на гальке, словно кипучая кровь. Все смешалось. Крики рыбаков, предсмертные вопли выброшенных на берег животных, взмахи топоров и копий, в клочья разрывавших брызгавшую кровью плоть...
Ядерный Молох, словно пресытившийся гладиаторской экзотикой римский патриций, в своей смертельной усмешке снова столкнул человека и животное, обезоружив первого, дав ему в руки палку и камень и вновь уравняв шансы. Трещали кости, рвалось мясо, брызжа алой капелью, дружно работали пилы...
Этим утром добыча «Братства» превзошла самые смелые ожидания. Вытаскивавшие лодки на сушу охотники ликовали, обнимались и, сменив гарпуны на топоры и двуручные пилы, с новыми силами принимались за свежевание еще живой, бьющейся в агонии добычи. Для транспортировки огромной туши самца-вожака пришлось выделить один из гусеничных тягачей, который, с рычанием харкая паром из вмонтированного в корпус котла, сдавал задом, взрыхляя почву траками.
Несколько местных менестрелей, вооружившись инструментами из овечьих выменей, сделанных наподобие волынок, раздували щеки, стискивали зубами мундштуки вставленных в кожаные мешки трубок, выводя бравурно-задиристую мелодию «Охотники на берегу», подобающую событию.
- Добрый улов, - оценил Турнотур, ступая на прибрежную гальку и обнимая подошедших к нему жену и Милен. - Теперь этого хватит, чтобы перезимовать. Эгей! Тушите костры!
Но начинающийся день преподнес ликовавшим островитянам еще один сюрприз.
- Смотрите, там! - оторвавшись от разделки огромной туши потопившего лодку вожака, Олаф древком топора, с которого веером брызнула кровь, порывисто указал на горизонт. Туда, где в кроваво-красную гавань вплывало еще одно черное тело. - Что это?
Но это был не дельфин, а огромная спина подводного атомохода, над палубной надстройкой которого гордо реял такой же алый, как и пенящийся океан, российский Андреевский гюйс.
После злоключений в «Дигнидаде» поддерживаемая снотворным Лера несколько дней провела в беспамятстве. Верная Чучун- дра не отходила от больной ни на шаг, то засыпая у нее на груди, то устраивая себе гнездо в разметанных по подушке слипшихся от испарины волосах.
Стараясь не встречаться друг с другом, Батон и Мигель регулярно навещали девушку, пока она, наконец, окончательно не пришла в сознание. Один только вид друг друга по-прежнему вызывал у мужчин острую взаимную неприязнь. Каждый упорно не хотел признаваться себе в том, что виной всему была простая человеческая ревность, и пытался искать изъяны соперника.
Каждый втайне стремился первым оказаться рядом, когда Лера придет в себя. Хотя глубоко внутри, к своей обиде и разочарованию, Батон уже давным-давно понял, какой выбор сделала его подопечная. Но извечная мужская упертость и железобетонный максимализм упорно не желали сдаваться без боя.
Вопреки ожиданиям, первыми лицами, с которыми встретилась девушка, открыв, наконец, глаза, были хоть и осунувшиеся и бледные, но все так же привычно улыбающиеся рожи Паштета и Трески. В ноздри мягко прокрался восхитительный запах свежесваренного бульона из рыбьих потрохов.
- С возвращением! - поприветствовал Треска, ставя на столик рядом с койкой дымящуюся тарелку, в которой неторопливо кружились желтые пятнышки жира. - А мы тут тебе выздоровительно- го, так сказать, принесли.
- Ага. Суп самое оно, - поддакнул так же улыбающийся Паштет. - В жидкости вся сила. Ешь.
- Спасибо, ребята. Как вы? — слабо спросила девушка.
- Да мы-то вроде ничего, - переглянулись напарники. - По- колбасило-поколбасило, да и отпустило. Савельичу хуже всего пришлось, но уже тоже ничего, бегает. А вот ты у нас заспалась чего-то.
- Тело затекло так, что не чувствую, - сделав попытку пошевелиться, слабо пожаловалась Лера.
- Еще бы. Столько дней пластом пролежать, - сказал Треска. - Мы на камбузе уже из рук вон выбились всех этих корейских оглоедов кормить. Без тебя да Тахомы-то теперь хрен управишься...
- Тахомы? А что с ней... - нахмурилась Лера, но в дверь каюты протиснулся Батон.
- Так, это что еще за посиделки? - он хмурым взглядом окинул поваров. - С пробуждением, Лерка! А вы чего тут? Ясно же было сказано - никаких посторонних.
- Мы не посторонние, - авторитетно цыкнул зубом Треска. - А коллеги по цеху, так сказать.
- Коллеги не коллеги, а ей покой нужен, брысь! Наговоритесь еще, - тоном, не терпящим возражений, распорядился Батон, указывая парочке на выход.
- Ладно-ладно, идем, не бухти, - примирительно поднял руки Паштет. - А ты поправляйся давай и супец трескай, пока не остыл.
- Спасибо, ребята.
- Как самочувствие? - справился охотник, закрывая за поварами дверь.
- Не очень.
- Поговорить хочешь? - Батон присел на стул возле столика.
- О чем? - пожала плечами девушка.
- Ну не знаю. Мы ведь чуть не погибли все, в конце концов.
- Не погибли же, - ответила Лера, чувствуя, как мышь тихонько обнюхивает кончики ее пальцев, торчащие из-под одеяла.
- А могли.
- Могли, - согласилась Лера, понимая, что ей не о чем разговаривать с наставником. Да и не хотелось, еще не хватало сил. Батон будто окончательно стал для нее кем-то чужим и далеким.
- Тут столько всего без тебя произошло, - сделал новую попытку он.
- Много?
- Да... всякого-разного.
- Справились?
- Да вроде. Не рада меня видеть? - с ноткой обиды спросил Батон.
- Почему, рада, - бесцветным голосом ответила девушка, смотря своими зелеными глазами куда-то сквозь него. - Спасибо, что навестил.
- Ясно, - хлопнув ладонями по коленям, Батон встал со стула. - Значит, разговора не выйдет. Не клеится.
Лера смотрела на него, продолжая молчать, чуть приоткрыв губы.
- Что в нем есть такого, чего нет у меня? - задержавшись в дверях, через плечо спросил Батон.
- Добро, - просто сказала Лера.
Батон, ничего не ответив, вышел, а девушка отвернулась к тарелке с супом, но так и не пошевелилась - кусок в горло не лез.
Еще через некоторое время к ней заглянул Мигель и, прикрыв за собой дверь, осторожно опустился на край койки.
- Привет.
- Привет, - с улыбкой откликнулась девушка, не в силах оторвать голову от подушки.
- Ну, ты как?
- Спать хочется.
- Понимаю. Тебя со снотворного не снимали, пока бредить не перестала, - объяснил священник. - Накопилось у тебя за последнее время нервов да переживаний, а «Дигнидад» так вообще стал последней каплей.
