это в корне неправильно и может повлечь за собой самые ужасные последствия. Всем и так
известно, что культурный уровень в стране низок, но зачем же поддерживать это состояние и
тем более усугублять его? Жители провинции имеют право на качественную литературу,
библиотечная система, как я уже сказал, не действует, и проект Сысоя мог бы стать для
многих спасением. Но, конечно, не в таком исполнении…
Никита замолкает, плавным жестом он давит окурок в пепельнице и как будто не
собирается больше говорить.
- И вы его за это убили? – неуверенно уточняешь ты.
- Нет, конечно, - Никита даже слабо улыбается. – Сысой не был глупым человеком, и я
надеялся в конце концов его переубедить. Но, к сожалению, бизнесмен оказался в нем
сильнее неглупого человека, – ясно понимая выгоду этого предприятия, он отказывался
рассматривать моральную и идеологическую сторону дела. Деньги ведь прежде всего.
Ты, конечно, на стороне Сысоя.
- Но я знаю его с детства, это очень добрый, сочувствующий человек, и мне казалось, что
рано или поздно он все-таки осознает всю степень своей ответственности перед миллионами
людей, по сути, перед народом. Согласитесь, что страна не может правильно, с позволения
сказать, функционировать, имея в распоряжении только массовую, развлекательную
литературу.
- Почему? – не понимаешь ты.
- Ну, как? Литература – это один из важнейших ориентиров страны, как бы банк данных,
отражающих суть нации, ее природу, и это также определенный критерий поведения. Но
если изменить ценностную информацию, заложенную в книгах, то есть навязать другую
систему поведения, произойдут неминуемые изменения и в сознании масс читателей. Я не
спорю, что есть страны, для которых банком идеологических данных является массовая, так
называемая бульварная литература, но это не Россия, и, мне кажется, прививка книжной
системы такого рода стране, литературный уровень которой традиционно очень высок,
обязательно приведет к кризису.
- Извини, перебью – ты не лекцию студентам читаешь, а рассказываешь историю своего
преступления, - Адель рисует в воздухе кавычки, заключив в них слово «преступление».
- А все-таки, чего вы против развлекательной литературы? – не унимаешься ты.
Никита смотрит на тебя молча, с мягкой, чуть удивленной улыбкой, как будто он только
сейчас заметил перед собой полноценного собеседника. Вновь закуривает, и в продолжении
разговора между вами так и остается его рука с дымящейся сигаретой, зажатой между
красивыми, длинными пальцами. Рот Никиты, скрытый запястьем, ты видишь лишь изредка,
когда он неохотно стряхивает пепел.
- В основе бульварного чтива принцип мгновенного удовлетворения потребностей
читателя, - для Никиты все-таки привычнее общаться со студентами, нежели исповедаться,
поэтому он развивает тему, представляющую, на его взгляд, больший интерес, и даже не
115
косится в сторону нетерпеливой Адель. – Скажем, после тяжелого рабочего дня на заводе
или многочасовой возни с посудой и пеленками в будущем читателе/читательнице
скапливаются неудовлетворенные потребности личного характера. В общем, в нем назревает
банальная потребность в дозе счастья. Он может забыться, посмотрев телевизор, выпив,
пообщавшись с друзьями, но он также способен выбрать путь временной
самоидентификации с каким-то образом, героем. Для этого подойдет и легкий фильм, и
книга. Главное, чтобы выбранный герой вел более славную жизнь, чем читатель/зритель.
Происходит самоидентификация: в случае развлекательного романа читатель представляет
себя на месте совершенного героя и испытывает временное, иллюзорное счастье.
Эмоциональное, сродни инъекции наркотика. Мужчина волен идентифицировать себя с
каким-нибудь суперменом, одолевающим всех противников, получающим в конце и деньги,
и красавицу. Женщина может представить себя на месте героини любовного романа,
благолепно страдающей в мире роскоши и обретающей в конце принца на белом коне. В
процессе подобного чтения удовлетворяются самые примитивные инстинкты: на сцене
перестрелки или драки читатель-мужчина расходует накопившееся в нем за день желание
насилия; женщина-читательница получает временное эротическое удовлетворение,
представив себя в объятиях литературного рыцаря. Это все грубо говоря.
- Но что плохого? – вставляешь ты.
- Плохо то, что развлекательный роман дарит временное удовлетворение на самом
примитивном уровне. Читатель остается с иллюзией счастья, хотя ни одна из его проблем не
была решена. И прочитанное, в силу односложности написанного, не подтолкнет его к
действиям, не вдохновит на изменения существующей, неудовлетворительной ситуации. В
конце концов, ни на йоту не расширит его неактивное сознание. Он или она так и останутся
со своей болью и несчастьем, иногда обращаясь к бульварному роману как к наркотику,
дарующему забвенье. Что же в этом хорошего? Здесь нет никакой личностной эволюции.
Когда как литература более высокого уровня и особенно классика, опять же грубо говоря,
заставляют читателя думать, сопереживать через самоидентификацию или стороннее
наблюдение другим живым существам – порой несчастливым, часто ищущим и иногда
гибнущим персонажам. Но в таком чтении есть жизнь, поиск истины или хотя бы понимание
того, что мир не ограничивается страданиями, неудовлетворенностью самого читателя – мир
намного глубже, разнообразнее, шире. Даже беллетристика, причисляемая к классической,
ценной литературе, например, произведения Жюля Верна или Александра Дюма, обладает
огромной силой – она вдохновляет на созидательное настроение, так как апеллирует не к
вульгарным инстинктам читателя, а делает акцент на лучших чертах человека – его героизме,
изобретательности, благородстве, уме; она культивирует дружбу, взаимопомощь,
внутреннюю силу. Развлекательная литература, таким образом, очень центрирована – на «я»
читателя, но только произведения, способные увести его от этого эгоцентризма, расшатать
его сознание, заставить думать и задаваться вопросами, только такие произведения обладают
настоящей созидательной, гармоничной ценностью.
Закончив свою импровизированную лекцию, Никита тушит окурок в пепельнице и с
иронией, исподлобья смотрит на Адель. Она в тот момент как раз призывно и подчеркнуто
откашливается.
- Ладно, продолжаю, - Никита зачем-то кивает тебе, - В понедельник Сысой должен был
уехать из города на неопределенный срок и вскоре приступил бы к реализации своего
проекта. Целую неделю до этого я просил его о встрече, но он не желал со мной общаться.
Ни на что особо не надеясь, я позвонил ему рано утром в понедельник. Разговор получился
очень эмоциональный и, выйдя из себя, я использовал один не очень честный прием…
- Какой? – подает голос Адель.
- Я сказал, что если он со мной не встретится, уговорю тебя окончательно с ним
расстаться.
- Я и так собиралась с ним развестись.
- Но Сысой по-прежнему тебя любил и все-таки надеялся удержать.
116
- Когда состоялся этого разговор?
- Не помню, наверное, в пять, в половину шестого.
- То есть это был ты… - Адель по-видимому воспоминает телефонный разговор Сысоя,
после которого тот покинул гостиничный номер. – Но это совершенно не говорит о том, что
убийца ты. Сысою могли позвонить и до этого, и после, мобильный телефон всегда при нем.
Рассказывай дальше.
- С твоего позволения, мисс Марпл, - Никита смешливо щурится.
- Ты удивительно несерьезен для душегуба, - в который раз заключает его сестра.
- Я продолжаю. Сысой приехал ко мне домой. Мы поскандалили, мне снова не удалось
переубедить его, он угрожал расправиться со мной, если ты его бросишь, потом хлопнул
дверью. Это нормальная реакция, но, если честно, состояние твоего мужа показалось мне
странным.
- Почему?
- Он был какой-то подавленный, даже растерянный и спорил со мной, кричал на меня так,
будто ему это полагалось по сценарию…
- Глупость какая, - не понимает Адель. Она подходит к столу, берет сигарету из пачки
брата и, закуривая, произносит, - Возможно, это как-то связано с его открытием.
- С чем?
- Тем утром он написал письмо, - Адель смотрит на тебя, как будто мучительно надеется,
что ты подхватишь рассказ. Но ты молчишь. – Он заметил… Исходя из этого письма, жизнь
Сысоя шла по замкнутому кругу. Я сейчас не помню в точности, но основная мысль его
