481
Неустановленное лицо.
Суварин Борис Константинович (наст. фам. Лифшиц; 1895–1984) — журналист, политический деятель, советолог. С 1906 г. жил с родителями во Франции, с 1919 г. один из секретарей III Интернационала в Париже, в 1930-е гг. издатель журналов «Critique sociale», «Est & Ouest», редактор газеты «Фигаро», автор работ по истории СССР и коммунистического движения, сотрудник французских и эмигрантских изданий, в том числе «Русской мысли», «Вестника РСХД», «Континента».
Вольский Николай Владиславович (1879–1964) — журналист, экономист, политический деятель. До революции сотрудник «Русского слова» и одновременно революционер-подпольщик, после революции редактор «Торгово-промышленной газеты»; в 1928 г. не вернулся из заграничной командировки, перейдя на положение невозвращенца, член правления Союза русских писателей и журналистов в Париже, сотрудник французских и эмигрантских изданий, в том числе «Последних новостей», «Современных записок», «Русских записок», после войны также «Нового журнала», «Нового русского слова», «Русской мысли».
Похоже, временный разрыв Г.П. Струве с «Русской мыслью» был вызван именно отказом опубликовать статью о книге Адамовича. Еще 12 сентября 1955 г. Г.П. Струве писал В.Ф. Маркову: «“Р<усская> м<ысль>” сейчас улучшается, и ее редактор Водов хочет повысить ее культурный уровень, просил меня найти соответствующих сотрудников (я сам обещал давать чаще свой “Дневник читателя”)» (Собрание Жоржа Шерона. Лос-Анджелес). Однако именно с осени 1955 г. сотрудничество Г.П. Струве с «Русской мыслью» прекращается, его следующие публикации в газете появились лишь пять лет спустя.
В книге на странице 53 идет описание кабинета Чехова, «украшением которого служили только две-три картины Левитана», а на странице 409 приводится цитата из воспоминаний Е.П. Карпова «Две последние встречи с А.П. Чеховым» (См.: Рампа и жизнь. 1914. № 24 и 25): «Антон Павлович радушно принял меня в уютном кабинете, со стен которого грустно смотрели чудные, полные глубокого настроения картины Левитана», сопровождаемая ремаркой: «Брехня. Не было ни одной картины. Был только пейзаж на стене над камином. (И. Б.)».
Г.В. Иванов опубликовал рецензию на книгу Адамовича «Одиночество и свобода» (Новый журнал. 1955. № 43. С. 296–297).
4 февраля 1956 г. в парижском зале Русского музыкального общества за границей состоялся вечер литературно-художественной группы «Числа», на котором Н.А. Оцуп выступил с докладом о персонализме под названием «Попытка обоснования нового литературного направления в свете французской и русской культуры».
Имеется в виду газетный отчет: «Литературно-художественный вечер “Чисел” собрал полный зал РМОЗа — явление редкое для подобных вечеров. Но самым интересным, знаменательным и почти небывалым явлением было присутствие многих молодых французов, учащихся русскому языку, вместе с их профессорами <…> Это — вид нового франко-русского литературного сотрудничества, сотрудничества двух великих культур <…> Литературно-художественные вечера “Персонализма” будут продолжаться регулярно на русском и французском языке» (Ф.Р. На вечере «Чисел» // Русская мысль. 1956. 11 февр. № 859. С. 4).
В письме А.А. Полякову от 11 февраля 1956 г. Адамович изложил ситуацию наиболее подробно: «На Рождестве, в Париже, я два раза виделся с Водовым, теперь единоличным редактором “Русской мысли”. Вы, вероятно, слышали о его желании перестроить газету на “демократический” лад. Он говорит, что при Зеелере и К страдал от их грубости (в частности, в инциденте с Буниным), черносотенства, но выполнял роли только технические. Теперь он — царь и хочет царствовать в духе Милюкова и “Посл<едних> нов<остей>”. Но у него — всяческие затруднения. Все “демократы”, к кому он обращался, — в частности, Алданов, — говорят: да, pourquoi pas, но пусть у Вас сначала появится такой-то, дабы сомнений в демократичности “Р<усской> м<ысли>” больше не было. А эти “такие-то”— Вишняк и др., даже Маклаков, — отвечают то же самое, и получается порочный круг. Водов очень обескуражен и не знает, что делать. Лично о моем сотрудничестве у меня были с ним разговоры уклончивые, и я тоже держался линии “porquoi pas?”, без чего-либо определенного. Вчера я от Водова получил письмо с просьбой ответить: да или нет? Вот об этом я у Вас и спрашиваю. Я знаю, что Вы человек страстный, а я “к добру и злу постыдно равнодушен” гораздо больше, чем вы. Кроме того, на старости лет я стал склонен к овечьей кротости и всепрощению. Ответьте мне, что Вы на моем месте сделали бы? Тактика: “пусть сначала другие” мне противна. Каждый должен решать за себя, не боясь всяких княгинь Марий Ал<ексеев>н. Не сомневаюсь, что мои многие “друзья” воспользуются случаем позлословить и даже поклеветать. Мне это — все равно. Не скрою и того, что мне скорей хочется сказать “да”, п<отому> что хотя есть “Н<овое> р<усское> слово”, но Париж это Париж, и все тут рядом, под боком, а не где-то за тридевять земель, как на другой планете.
Но вне всех этих соображений, как по-Вашему: да или нет? Я очень верю Вашему чутью, правда, с поправкой на страстность и нетерпимость. Совместить “Р<усскую> м<ысль>” с “Н<овым> р<усским> с<ловом>”, по-видимому, можно, раз там пишет Терапиано и другие. Больше всех был бы возмущен, конечно, Ратнер, да и Могилевский, много раз предлагавшие мне вернуться к ним. Кстати, я ничуть не раскаиваюсь в своем участии в “Р<усских> нов<остях>” и продолжаю считать, что тогда это было правильно. М. б., только ушел я оттуда поздно, надо было бы раньше! Но дело было лично в Ступницком. Вы его очень недолюбливали, да и я в “П<оследних> н<овостях>” — скорей тоже. Он был несомненно глуп и “дубинист”, но это был верный человек, лояльный в дружбе и отношениях, как мало кто. Я это в нем очень оценил. И от последнего моего разговора с ним — в кафэ, когда я сказал ему, что ухожу, — у меня осталось воспоминание почти трагическое. Я не своему уходу лично, конечно, приписываю его растерянность, а тому, что он чувствовал, что он вообще остается в одиночестве (после меня сразу ушел Татаринов, Бахрах и др.). Ну, об этом так, мимоходом. Значит, вот: жду Вашего ответа и суждения. Надеюсь, что все, что я пишу Вам, — останется секретом. Но если Вы расскажете о содержании письма Андрею Седых и напишете, что думает он, — буду только благодарен. Больше — никому» (BAR. Coll. Poliakov).
По-видимому, Адамович имеет в виду главы из романа «Сириус», который начал печататься в «Новом журнале» и продолжал время от времени появляться отдельными главами на протяжении 20 лет (Новый журнал. 1955. № 43; 1962. № 67; 1967. № 88; 1968. № 90–92; 1969. № 95; 1971. № 104; 1972. № 106; 1973. № 111–112; 1975. № 118). Предыдущий роман Ульянова вышел четырьмя годами раньше и вряд ли мог обсуждаться в качестве новинки: Ульянов Н. Атосса: Роман. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1952.
Что Вы об этом думаете? (фр.).
Из писем Карамзиных / Публ. Н. Боташева; пояснит. текст И. Андроникова // Новый мир. 1956. № 1. С. 153–209.
окружение, среда (фр.).
Бунин И.А. О Чехове: (Из писем Г.В. Адамовичу) // Опыты. 1956. № 6. С. 25–27.
Письмо не сохранилось.
Денике Юрий Петрович (1887–1964) — историк, профессор Московского университета (1920–1922). В 1922 г. командирован в Берлин, работал в советском полпредстве, перешел на положение эмигранта, примкнул к социал-демократической группе журнала «Социалистический вестник», с 1933 г. жил в Париже, с 1941 г. в США, соредактор «Социалистического вестника» (в 1954–1963 гг.) и «Нового журнала» (в 1959–1964 гг.).
Адамович Г. Не ко двору: Достоевский в СССР // Русская мысль. 1956. 15 марта. № 873. С. 4–5.
Впервые это предположение появилось в книге: Поляков А.С. О смерти Пушкина: По новым данным. Пб., 1922.
В «Новом журнале» были опубликованы рассказы Л.Ф. Зурова «Ксана» и «Гуси-лебеди» (1955. № 43. С. 20–32).
М.Л. Кантор опубликовал в журнале подборку афоризмов: Кантор М. Записи // Опыты. 1955. № 5. С. 16–19. Аронсон в своей рецензии отозвался об этой публикации прохладно. См.: Аронсон Г. «Опыты», книга пятая // Новое русское слово. 1956. 29 янв.
Из стихотворения Лермонтова «Ангел» («По небу полуночи ангел летел…») (1831).
