Разработал план. Начал подкатывать снова, цветочки-конфетки, словечки нежные. Блевать хотелось, а в лицо улыбался, заманивал. К тому времени ей не воспользовался только ленивый, и до нее, наконец, стало доходить, в кого превратилась, и что высмеивают ее уже все знакомые, и слава идет на десяток шагов впереди. Не уважают ее, лишь презирают, и готовностью всегда раздвинуть ноги - симпатию и почет не заработаешь. А в сентябре же в школу!
Попыталась отказывать, снова строить из себя недотрогу, да не тут-то было, фотки ее голые из рук в руки гуляют, байки летают не только среди ровесников, но и их родителей. Подружки бывшие даже не здороваются, боясь себя скомпрометировать, мерзко, да и парни сторонятся, только те продолжают симпатизировать, кому уж совсем пофигу с кем. А еще в ней нехороший букет уже цвел вовсю, но я об этом не знал.
Наговорил ей, что люблю - не могу, готов простить и принять. Замуж позвал снова. Сначала не верила, потом купилась. Обрадовалась! Планы давай строить, как уедет со мной в другой город, где мое летное, и начнет жизнь заново.
У нее дома все случилось. Вы когда-нибудь трахались, чувствуя, что мутит, тошнота к горлу подкатывает, вот-вот, пара движений и блеванете? Так я себя чувствовал на ней, позывы сдерживал, поражаясь, как такая красавица может оказаться такой подлой дрянью. Но мне надо было это сделать, превозмогая брезгливость. Грубо все было, быстро, презерватив ей на живот бросил, сказал пару "ласковых"... короче, обозвал, посмеялся и ушел. Слышал, как рыдала вслед, торжествовал, идиот, что отомстил. Не знал тогда еще, что папа ее - контуженный спецназовец, проведший в плену несколько лет, чудом спасшийся, с сожженной половиной тела и тщетно старающийся приспособиться к жизни на гражданке.
А как проблемы по-женски у нее обнаружились, сука давай врать отцу, что изнасиловали. А на вопрос "кто?", назвала имя последнего кретина, кто с ней трахался, и кто обидел больше всех.
Ну, все, Вера уже час там. Хватит, бежать надо. Ничему тебя жизнь не учит, Белов. Встретились, видать, два голубка после долгой разлуки, соскучились. Ненавижу.
Хватаю ее сумку с вещами, мы же в Сочи собирались, вы помните? Поднимаюсь на этаж, кидаю ее перед входной дверью, и снова бегом в машину. Надежда была, что разминулись, и девушка ждет у "Кашкая". Но ничего подобного. Никто меня не ждет. И ждать не будет.
Руки слегка дрожат, но надо переключиться. Вся моя ненависть к Насте как будто перешла на Веру. Нельзя так, не стану их сравнивать, откаты мне не нужны, я так долго сражался с триггерами, что легко не сдамся. Больно, но терпимо. Кто сравнивает сердечную боль с физической не в пользу последней - просто никогда не горели заживо. Я горел, и знаю цену многому. Переживу.
Надо бороться, возьми себя, блин, в руки!
Отвлечься. Скорее, отвлечься. Смотрю в телефон - пять новых сообщений от Арины, общим содержанием, не попутал ли я время, королевна негодует, что опаздываю на фотосессию. Последнее: "Белов, не беси меня!!".
Прищуриваюсь.
Ну, держись у меня, сестренка. Придушу тебя за то, что сдала меня Кустову. Какого черта он знает, что у меня проблемы, касательно физической близости с женщинами? От стыда аж щеки горят, хотя мне это не свойственно. У нас Вера по части покраснеть в любой момент при любых обстоятельствах. Но пока хватит о Вере.
Я говорил Артему, что кожа неприятная на вид и на ощупь, поэтому только в темноте, и без раздевания, когда тот осторожно спрашивал. Раньше мы часто говорили по душам, он кучу времени со мной проводил, пока я отсиживался дома, прячась от триггеров.
Но я бы никогда не признался ему в этом бессилии, это слишком лично. И позорно.
Трындец тебе, Арина. Последние минуты живешь.
Жму на газ, машина с визгом срывается с парковки.
Перетерплю и это, не первое кораблекрушение в моей жизни, и не последнее. Справлюсь. Пирата задеть сложно, сердце давно спрятано за флагом, а душа - горстка пепла.
Вытираю ладонями щеки, пожалуйста, не спрашивайте, зачем. Пожалуйста, не добивайте догадками.
***
Отчеты непотопляемого пирата. Запись 16
Пока доехал до парка, немного успокоился. А, может, таблетки начали действовать. Сломал три сигареты, прежде чем подкурил четвертую.
Курю. Нормально все, раз курю. Держусь. Кто переживает за меня - можете расслабиться, пока на плаву. Не тонем. "Фоновая" немного звенит в ушах, но и пусть себе звенит. Кому-то сейчас будет больнее.
Выхожу из машины, бреду к назначенному месту.
- Э, ну наконец-то! - возмущается Арина, театрально широко разводя руками; топает ко мне, выглядит разъяренной. Вокруг толпа из десяти девиц при полном параде, лица смутно знакомы, периодически их фотографирую, когда сестра просит, со скидкой. - А где фотоаппарат? Я тебя придушу, если скажешь, что забыл!
- Это я тебя, дрянь, сейчас придушу, - хватаю ее за руку и больно выгибаю. Арина тут же меняется в лице, перевоплощаясь в беззащитного ангелочка, стонет, что больно.
- Все свободны, съемка отменяется, - бросаю таращащимся на нас девицам таким тоном, чтобы поняли - не шучу. - А ты в машину, - уже сестре. - Живо!
Волоку за собой, все еще держа за руку, она пищит, но идет. Дергаю, чтобы поторапливалась. На своих каблучищах едва успевает передвигать ногами, еще и в длинном платье. Господи, какая же тощая! Все ребра видать. Не довела ли она себя до анорексии и истощения? Нужно будет поговорить об этом позже с Верой, это же по ее части...
Блин, с Верой! Нет уже Веры твоей! Закончили тем, с чего начали. Невеста Артема есть.
Эти славные мысли снова разгоняют, от злости потряхивает. Закидываю мерзавку в машину на переднее сидение, захлопываю дверь, сам сажусь рядом, закрываю замки, чтобы не сбежала.
Смотрит запуганно исподлобья, уже не возмущается, что бешу ее, надо же.
- Вик, что случилось? - голосок звучит тоненько.
С чего бы начать.
- Зачем ты так? - стонет с обидой, потирая руку, за которую тащил.
Ни щек, ни сисек, доска-доской. Ее запястья в три раза тоньше моих, что я делаю!? Запугал вконец девчонку, рыдает. К Артему зайти кишка тонка, а на беззащитную девицу орать - так запросто?
Тру лицо. Кажется, перестарался.
- Арина, вот скажи мне, - говорю спокойнее, но она всхлипывает, давится, слезы ручьем. Оно и понятно, на нее никогда никто не повышал голос, всегда только жалели и заступались. - За что ты так со мной? Просто, скажи. Я не буду больше ругаться. Но хочу знать. Что за коалиция против меня? Что я вам всем сделал? Решил себе кусочек счастья урвать, не достоин по твоему мнению, да? Ты ведь знаешь все про меня, как я живу. Зачем добиваешь?
Она рыдает уже навзрыд, тянется, обнимает меня, прижимается. В ответ не обнимаю, я же зол, но, если честно, - хочется. Ну, чтобы кто-то меня обнял. Но не сестра. У нее лимит доверия исчерпан.
- Вик, не знаю, за что, но если я тебя обидела, то прости, пожалуйста! Я не хотела, клянусь, что не хотела. Я очень сильно тебя люблю. Больше всех на свете. Ты скажи, что я сделала, пожалуйста.
Вздыхаю.
- Зачем ты рассказала Артему про мои проблемы? Это ведь так лично... Я просил не говорить никому. Черт, ты поклялась... Сказала, что понимаешь. Это важно для меня. Я и так себя мужиком не чувствую, а теперь, когда он знает... высмеивает... так тем более. Мне, правда, очень сложно так жить, - говорю спокойно. Сестра уже трясется в истерике, поглаживаю по спине, успокаивая. Кажется, все же перестарался.
Она отодвигается, вытирает пальцами слезы вместе с потекшим макияжем. Подаю пачку салфеток.
- Я никому не говорила, - заикаясь. - Клянусь тебе своим здоровьем. Да хоть маминым! Ни единому человеку, и я бы никогда, хоть под пытками, ни слова! - таращит на меня глаза.
- Под пытками говорить можно. Но,... Арина, откуда он знает? Только мой врач в курсе. Ты и мама.
Мы замираем, смотрим друг на друга.
- Неужели мама проболталась? - пораженно шепчет Арина.
- Но зачем?
- Не знаю. Вик, обещаю, если это она... я с ней разругаюсь в пух и прах! Это не ее секрет, она не имела права тебя сдавать. Я с ней оборву все отношения.
- Не надо чушь молоть, - морщусь. - Зря я вам сказал. Просто...
Что добавить? Накопилось тогда. Они с мамой вечно намекали на то, что пора бы подружку завести, сводили с кем-то... Жизни не давали по этой части. Артема подбивали со мной девок знакомить, а попробуй-выкрутись, если тебя от одного касания скрутить может? В один момент паршиво стало, откат назад был, думал, что не справлюсь. Выговорился самым близким. Зря.
Она снова плачет.
- Артему бы я никогда не сказала. Я его тоже, люблю, конечно, но мы с тобой знаем, что он козлина та еще.
В этот момент в окно решительно стучатся. Какой-то мужик незнакомый долбится, смотрит встревожено. Что надо? Мы на парковке стоим, никому не мешаем. Опускаю стекло, смотрю вопросительно.
