Ресторан же, стоявший на углу и извещавший о своем названии скромными золотыми буквами в одном из окон, принадлежал к разряду тех маленьких кафе, которые, по представлениям Мэри, должны были встречаться в Париже: сумеречных, но чистых, с темными стенными панелями и белоснежными скатертями, светящимися ярче, чем янтарные бра на его стенах. Остановившись в дверях, Мэри ощутила краткий укол сожаления: эта прелестная, загадочная улица и очаровательный ресторанчик запомнят ее как женщину, у которой водятся какие-то дела с человеком, подобным Кассандре. Женщину, докатившуюся в своей жизни и до этого. И Мэри сказала себе: нужно непременно слетать в Париж; собственно, она уже откладывала на это каждую неделю немного денег.
Кассандра помахал ей рукой от столика у окна. Мэри с облегчением увидела, что сегодня он предпочел мужскую одежду — черную водолазку и джинсы. Когда он встал и протянул ей руку, Мэри вновь подивилась его невзрачности: худой мужчина с оттопыренными ушами, клочковатыми рыжими волосами и маленькими водянистыми глазками. Он мог быть стареющим продавцом магазина или официантом — одним из тех, кого почти не замечают, потому что они и не преуспели, и не потерпели очевидных поражений, а просто ведут жизнь тихой прислуги.
— Очень рада видеть вас, Мэри, — сказал Кассандра.
— Мне так здесь нравится, — ответила она.
Мэри протянула ему руку, пожатие Кассандры оказалось неожиданно сильным.
— Садитесь, прошу вас.
— Спасибо.
Она села, сняла со стола салфетку и расстелила ее по коленям.
— Восхитительное место, — сказала она. Быть любезной — легче всего. Легче всего относиться к происходящему как к завтраку, обычному завтраку со знакомым. Если она забудет о вежливости, то может наговорить и наделать бог весть что.
— Да, не правда ли? — сказал Кассандра. — Здесь так спокойно. Я прихожу сюда временами, — когда моим нервам становится трудновато справиться с очередной joie de vivre.[Радость жизни (фр.)] Здесь можно, если захочешь, целый час просидеть у окна с чашкой чая.
— Оно напоминает мне Париж, немного, — сказала Мэри.
— Oui. a pourrait etre un bistro en plein Marais.[Да. Оно вполне могло быть одним из бистро, которых так много в Маре(фр.)]
— Вы говорите по-французски?
— О господи, я позволила себе безобразную претенциозность, верно? Простите, милая, нервы. Я не из тех женщин, что привыкли завтракать со знакомыми в ресторанах.
— Но вы действительно говорите по-французски? — спросила Мэри.
— О, конечно, я ведь не всю жизнь посвятила подбору туши для ресниц. Понахваталась и французского, и испанского, и даже немецкого, но, правда, этот язык лишь на одно и годен — с немцами разговаривать.
— Но где же вы научились французскому?
— В Париже, лет этак сто пятьдесят назад. Я жила там какое-то время, — старая шаланда, которую вы видите перед собой, заходила во многие порты. Паршивая маленькая студия в Бобуре — поверьте, Америка далеко не единственное вместилище безвкусицы и вульгарности.
— Мы с мужем всегда так хотели съездить в Париж, — сказала Мэри.
— О, ну что же, местами он прекрасен, это верно, впрочем, не знаю. Я просрочила мой паспорт. В последнее время путешествия стали казаться мне… немного жалкими, что-то в этом роде. Ты приезжаешь в одно место, потом в другое, потом в третье, — я понимаю, предполагается, что это чудесно, но, по правде сказать, у меня от таких разъездов начали ныть зубы. Я все время вижу людей, покупающих сувениры, и все время думаю о том, как эти безделушки всплывут году в двухтысячном на какой-нибудь благотворительной распродаже, как эти шарфики от «Эрмес» переживут людей, которые их покупают, и — а, ладно. Довольно сказать, что ныне мои представления о путешествиях ограничиваются пределами Центрального парка.
На краткий миг Мэри растерялась. Разгладила салфетку на коленях. Ты просто говори с ним, как с любым нормальным человеком, сказала она себе.
— А мы всегда собирались попутешествовать, — на пробу произнесла она. — Но — то дети, то бизнес, то еще что…
— Так начните теперь, — сказал Кассандра. — Поверьте, если бы я была такой сногсшибательной разведенкой, как вы, я уплыла бы отсюда на первом же попавшемся судне. Хотя, если честно, милочка, французские мужчины — редкостные свиньи.
— О мужчинах я теперь уже и не думаю.
— Ну, когда будете готовы начать думать о них, французов со счетов лучше сбросить. Уж вы мне поверьте.
— Да и какая я сногсшибательная разведенка? — сказала Мэри. — Мне пятьдесят пять, и, если честно, я в последнее время стала как-то уставать. Просто, ну, понимаете, немного уставать.
— Смешно, — сказал Кассандра. — Вы такая красавица, вы же и сами это знаете. И только-только начинаете обретать свою женскую тайну.
— Вы очень любезны. Но, право же…
— Никаких право же! Как давно вы бросили вашего урода? Пять лет назад? Милочка, вдове Стассос самое время немного оттянуться.
Мэри раскрыла меню.
— Закажем что-нибудь? — спросила она. — Я проголодалась.
— Все, что вам требуется, — продолжал Кассандра, — это новая стрижка. Перемена. Как вы думаете, что произойдет, если вы обрежете волосы на уровне мочек — чик и все, и пусть висят свободно, а? Завивка не нужна, лак тоже.
— Да, в общем-то, мне и так хорошо, — ответила Мэри. — Подстригись я иначе, я просто не знала бы, что мне делать с волосами. Мм, куриный салат с папайей. Звучит неплохо.
— И перестать их красить, наверное, тоже было бы неплохо. Пусть себе седеют. Готова поспорить, у вас получатся прекрасные серебристые волосы.
— Все и так хорошо. Правда. Хотя за участие спасибо. Вы с Зои в последнее время виделись?
— Сегодня утром.
— Как она?
— У нее все в порядке, — сказал Кассандра. — Сегодня она работает до семи, так что я отвела Джамаля в садик.
— Вы… Вы проводите с ним много времени?
— Зои необходима помощь, растить ребенка в одиночку — дело совсем не простое.
Мэри отпила воды. Она думала о том, что сможет пережить этот завтрак, как смогла пережить первую брачную ночь, и троекратные роды, и тягостное супружество, и необъяснимую неприязнь детей. Почему бы ей и не водиться с Кассандрой? Это странное знакомство ничем ей не повредит, потому что прежних своих надежд она лишилась и ничего больше не боится, не то что раньше. Что еще с ней может случиться? И что еще может она потерять?
— Я моих детей тоже, можно считать, одна растила, — сказала Мэри. — Муж дома почти не появлялся.
— Ну, значит, вы все понимаете.
— Да. Понимаю.
— У Джамаля сейчас пора увлечения всяким стрелковым оружием, — сказал Кассандра. — Мир вдруг разделился на две половинки — одна состоит из оружия, другая — из ни на что не годных существ.
— Наверное, это нормально.
— О, разумеется. Агрессивность, что же может быть нормальнее? Зои это не нравится, ей все время кажется, что, когда Джамаль в следующий раз польет очередью людей в торговом центре, она попадет в полицию, но я заверяю ее, что у него это пройдет. Маленькие мальчики, увы, не похожи на Винни Пуха, как бы нам того ни хотелось.
— Похоже, у вас по этой части богатый опыт, — сказала Мэри.
— Я вырастила двух братьев и сестру. Наша матушка нередко забывала возвращаться домой, и, честно говоря, я ее за это не виню. Если бы я была женщиной по имени Эрна Бац, вынужденной в одиночку, без каких-либо денег, растить четырех детей в Тейбл-Гроув, штат Иллинойс, мне бы тоже хотелось время от времени отключаться от реальности.
— Она вас бросила?
— Только, прошу вас, не надо видеть во мне какого-то диккенсовского персонажа. Без нее нам было даже лучше. И с детишками я управлялась гораздо приличнее, чем она.
— Ну и ну, — сказала Мэри. Она попыталась найти еще какие-то слова, но тут подошел, чтобы принять заказ, официант. Мэри заказала куриный салат и, поколебавшись, бокал белого вина. Кассандра — салат и чашку чая.
Когда официант удалился, Кассандра склонился над столиком и негромко сообщил:
— Если вам это интересно — Бертрам.
— Прошу прощения?
— Я родилась в Тейбл-Гроув, Иллинойс, и получила при крещении имя: Бертрам Бац. Думаете, я виню мать за то, что она сбежала? Ни в коем разе, милочка. Я ее отлично понимаю.
— А сейчас вы с ней встречаетесь? — спросила Мэри.
— О нет. Она умерла.
— Мне очень жаль.
— Да и мне, наверное, тоже. Хоть и не так, как следовало бы.
— А ваши братья, сестра?
— Они не знают, где я.
— Вы шутите.
— Нет, да ведь так оно и лучше, поверьте. Они ведут самую добропорядочную жизнь. У всех семьи, дети, и все живут в Иллинойсе. Так что визиты тетушки Мэйми им совершенно ни к чему.
— Это ужасно.
— Нисколько, — ответил Кассандра. — Это означает всего лишь, что нам не приходится совместно мучиться каждое Рождество. А теперь расскажите о себе. Вы ведь родом из Нью-Йорка, так?
— Ну, вообще-то родилась я в Нью-Джерси.
— Итальянка, верно? Это видно по глазам, по скулам.
