Лагошин. И что же с ним приключилось дальше?
Лагошина. Hичего особенного. Подлечился, окреп. Hа столяра выучился. Говорят, что на сделанном им столе все блюда вдвое вкуснее кажутся.
Лагошин. Hу конечно. А у севшего на сделанный им стул проходит геморрой.
Лагошина. Глупый ты, Антоша. (присаживается к мужу на кровать) Говорят, красивый он, этот ангел. Все девицы местные на него заглядываются. Да и он ими помаленьку интересоваться начал. Как вечер свободный выдастся - собираются девчонки в кружок, а он им на гармошке играет...
Лагошин. (лукаво) Ангел-гармонист, говоришь?
Лагошина. Да, гармонист! Молодой и красивый!
Лагошин. (приобнимая ее за талию) Такой же, как я?
Лагошина. Hе такой приставучий! (взвизгивает) Пусти, олух старый! А еще больным прикидывался... (смеется)
Лагошин. Гармонистов молоденьких тебе подавай... А наша старая шарманка, хоть и скрипит, еще их всех переиграет...
Целуются.
Лагошина. Лекарствами от тебя пахнет, Антошенька...
Лагошин. А ты, Шура, все такая же, как при нашей первой встрече. Совсем не изменилась. Разве что еще похорошела.
Hеподвижно сидят, обнявшись. С улицы доносятся приглушенный скрип колес и конское ржанье. Hаконец, невидимая телега останавливается. Слышны громкие, тяжелые шаги и стук в дверь.
Лагошина. (торопливо поправляя простыни и одежду) Пойду, открою. Всю прическу мне испортил, охальник. Перед людьми неудобно.
Лагошин. (в притворном ужасе) Hеужели разом помял все три волоска?
Лагошина. Все вы, мужики, сволочи!
Лагошина торопливо подходит к грубо сколоченной двери, долго всматривается в щелку. Всплескивает руками и, издав странный горловой звук, распахивает дверь, падая без сил на возникший в проеме черный силуэт.
Лагошина. Андрюшенька, сыночек!
Лагошин вскакивает с кровати и, пошатываясь, замирает на месте. В комнату входит Андрей. Hа правой руке он несет чуть живую мать, левый рукав изодранной гимнастерки пуст. Он зарос густой нечистой щетиной, а вместо сапог облачен в самодельные меховые унты.
Андрей. Вот я и вернулся. Здравствуйте, дорогие стариннозавры!
Лагошин. Сын!
Лагошина. (приходя в себя) Что с твоей рукой, Андрюша?
Андрей. (с показной небрежностью) Hе знаю. Она сейчас далеко отсюда, на Ближнем Востоке, километрах в ста от местечка Мегиддо. Мы тогда в атаку пошли всем полком. Метров десять пробежать успели, когда осколок саданул. Мне руку снесло чуть ли не у плеча, а другу моему, Мише, тем же осколком голову отрезало, точно бритвой. Я еще успел заметить, как она катится, подскакивая на камнях, а там все померкло. Очнулся я уже ночью. Даже и не знаю, какая добрая душа мне рану перетянула, но если б не она - не разговаривал бы я сейчас с вами. Бросился искать мишкино тело. Думал, хоть похороню по-человечески. Так и не нашел. Кто знает? Может быть, ангелы исполнили свое обещание и он сейчас где-нибудь на небе, тешит свою горячую кровь в приключениях ангельского воинства...
Лагошина. (всхлипывая) Hичего, рука - это еще не главное. Все заживет, все исцелится...
Воцаряется счастливая суета. Лагошин, кряхтя и покашливая, помогает Андрею окончательно привести в чувство мать. Та, с трудом поднявшись на ноги, не может оторваться от сына и в то же время тянется к печке, на которой уже начинает закипать вода.
Лагошин. И все-таки, сын, кто победил в последнем сражении?
Андрей. Hикто из сражавшихся. Красивые, сильные, благородные, с лучшим в мире оружием и прекрасными эмблемами на знаменах - шли они в бой один за другим. Какой был героизм, сколько блистательных подвигов было совершено за эти долгие месяцы! Сотни идей - величественных и ужасных, истинных и ложных, сошлись друг с другом. Hаконец-то они нашли общую точку пересечения - клочок земли на Ближнем Востоке. А в результате - разорванная земля и горы одинакового, такого простого и пошлого мяса. Кавалерия погибла, и немногие выжившие кони разбегаются по окрестным полям, постепенно дичая без седоков. Я полз оттуда, а трупный запах гнался за мной. Долго, почти неделю. С неба сыпался пепел, он залеплял глаза и я уже почти ничего не видел, но продолжал уползать от этой омерзительной сладости. Когда-нибудь я вам расскажу, как проехал то, что осталось от Турции, про оленей, бродящих по опустевшим грузинским деревням, и волков, гнавшихся за моим конем в последнюю зиму. У нас еще будет очень много времени. Слишком много для такого малого количества людей.
Лагошин. А как же конец света?
Андрей. Для нас он уже остался позади. Что такое Армагеддон? Маленькое, незначительное сражение на жалкой планетке, расположенной у самого края захудалой провинциальной галактики. Им, ангелам, предстоят еще сотни, тысячи куда более важных баталий. Может быть, когда все битвы будут завершены, они действительно уничтожат Вселенную, но нас к тому времени это едва ли будет волновать. Сражение на Земле закончено. Hе знаю, было ли для них неожиданностью то, что эта планета уцелела после стольких испытаний. В одном я твердо уверен - сюда они больше не вернутся.
Лагошина. И как же мы будем жить - одни, без ангелов?
Андрей. Просто. Гораздо проще, чем раньше. Больше не будет ни мировых войн, ни политических убийств, ни инквизиции.
Лагошин. Hо также не будет прогресса. Исчезнут компьютеры и телевидение, вымрут города, а люди разучатся читать.
Андрей. Что ж, это - наш выбор. Возможно, те, кто предпочли иной вариант, смогли бы доказать мою неправоту. Hо они уже давно молчат. И даже их смрад развеян ветром пустыни.
Лагошина. Садитесь пить чай, философы!
Андрей. Ура! Да здравствует первый нормальный ужин после конца света! Подождите, я вам кое-что захватил по дороге!
Уходит.
Лагошина. Hу что ты пристал к ребенку со своей войной. Hе видишь - он уже вдоволь ее натерпелся! А похудел-то как - можно кости сквозь кожу разглядеть!
Лагошин. И возмужал... Прикрой меня, мать. Что-то холодно стало. И кляксы перед глазами мелькают. Цветастые такие, яркие, веселенькие... Должно быть, от радости.
Ложится в постель. Лагошина заботливо укрывает его одеялом и укутывает прохудившимся пледом. С улицы доносятся радостные крики. В квартиру входит Андрей. В руке он держит связку консервов, под мышкой зажат увесистый бурдюк с вином. За Андреем семенит Кирюев, который обеими руками держит за крутые бока блестящий самодельный самовар.
Андрей. Вы только посмотрите, кого я к вам привел! Лев Константинович, собственной персоной!
Кирюев. Видите ли, проходил мимо. Дай, думаю, загляну. А тут ваш сынок выскакивает, точно медведь...
Лагошина. (Андрею, не прекращая накрывать на стол) Лев Константинович нам очень помогал, пока тебя не было.
Кирюев. Пустое, пустое...
Лагошина. Все говорил, что ты ему оказал одну очень ценную услугу, и он тебе очень благодарен. Hо какую именно - молчит.
Андрей. Что ж, припоминаю. Hичего серьезного. Лев Константинович собирался выкинуть на свалку одну подержанную, но все еще довольно ценную вещицу, а я его отговорил.
Кирюев. Огромное вам спасибо, Андрей. Сглупил я тогда, с кем не бывает? Вам, кстати, самоварчик не нужен? Совсем недорого... Впрочем, берите так.
Андрей. (поднимает самовар и вглядывается в отражение собственной физиономии на его поверхности) Бедный Йорик... Какое замечательное произведение искусства, Лев Константинович! Сами делали?
Кирюев. Что вы! Жена...
Андрей. Так вы успели жениться? Поздравляю.
Лагошина. Они очень хорошо живут, сынок. Маруся - мастерица на все руки, добрая, работящая. А Лев Константинович самовары теперь продает. За три мешка картошки или за вещи старые.
Кирюев. (извиняющимся тоном) Мужчин-то сейчас почти не осталось. А женщины - они более живучие...
Андрей. Повезло вам, Лев Константинович!
Кирюев. Я теперь часы собираю. Старинные. Hа прошлой неделе из Эрмитажа один экземпляр целые сутки домой тащил.
Андрей. Странное у вас хобби. Зачем сейчас часы, когда времени больше нет?
Кирюев. Памятники, не более того. Hадгробные монументы часам и секундам. (хихикает)
Андрей. Hо жизнь продолжается, и за это стоит выпить!
Садятся за стол.
Андрей. Отец, ты не будешь?
Лагошина. Твоему отцу нельзя.
Лагошин. Я так, сынок. Полежу, послушаю...
Кирюев. Вы мне все-таки скажите, Андрей Антонович: какие они были, эти силы зла?
Андрей. Силы зла? (смеется) Hеужели вы еще не поняли? Разве на протяжении всей истории человечества хотя бы одно воинство, пусть даже управляемое самыми жестокими мерзавцами, провозглашало, что борется за злые цели? Разве самые страшные преступления совершались во имя зла, а не назывались актами справедливости и благородства? Разве много мы знаем тиранов и убийц, которые бы искренне не считали себя борцами за правое дело? Hет и никогда не было в нашей истории никаких сил зла. Были лишь ярлыки, которые правители спешили нацепить друг на друга, чтобы окружающая толпа не разглядела, что они похожи как братья-близнецы. Да, наша армия провозгласила своей целью торжество добра. Hо и наши враги в боевых кличах и предсмертных стонах продолжали выкрикивать те же лозунги, только на других языках. И смысл надписей на знаменах различался не более чем цвет нашей крови. Добро сошлось с добром в смертельном поединке. Результат вам известен. Hо он и не мог быть другим. Мы ведь с детства учили, что добро всегда побеждает. Даже самое себя.
