- Слушай сюда - сегодня ты последний раз в своей жизни осмелился противоречить своему хозяину. Для меня наше родство - ничто. И ты сейчас в этом убедишься.
Бугай пытается дёрнуться - тщетно. Лёгкий тычок в известную мне точку, и его опять скрючивает. Ещё хуже, чем от удара по мужским причиндалам. А вот и матушка. Осторожно держит, чтобы не расплескать распространяющую едкий запах посудину. С благодарностью принимаю, ставлю на лежанку, где прежде сидел он. Затем прошу её выйти. И вижу, что Аруанн испуганна не на шутку... Дождавшись, пока нас оставят одних, вполголоса объявляю свою волю тому, чьё происхождение мне вроде бы родственно, вновь тыкаю в нервный узел, отчего ублюдка снова плющит так, как не сделает ни один палач. Он мычит от боли, и это неожиданно радует меня.
- А чтобы ты убедился, что я всегда...
...Выделяю 'всегда' голосом'...
-...Держу своё слово - вот тебе доказательство...
...Дикий вой, переходящий в клёкот, когда молниеносное движение меча отсекает ему одно яичко из двух. И сразу плескаю кружку самогона на поражённое место, чтобы не было заражения. Изо рта рвутся уже вообще невообразимые звуки, но кровь мгновенно сворачивается... А ещё я знаю, что спирт в открытую рану это адски больно. И вдруг короткий хрип, глаза закатываются, бастард дёргается, и я матерю себя всеми святыми - нашёл работничка, называется... Трогаю жилку на виске - глухо. Оказывается, несмотря на красную рожу и здоровый вид, сердце оказалось слишком слабым. Вбегает доса Аруанн, хватается за сердце при виде мертвеца с залитой кровью промежностью.
- Что ты наделал?!
- Наказал строптивого крепостного, ма.
- Но он же твой брат!
И вздрогнув, замирает на месте, услышав ледяной ответ:
- Существо, поднявшее руку на мою маму, не может быть ни братом мне, ни просто человеком. Пожалуйста, распорядись, чтобы люди выбросили этого скота в реку или овраг для падали, и пусть отдыхают. До вечера. Предупреди их, чтобы больше ничем, кроме отдыха не занимались, потому что работы ещё очень много...
Молча прохожу мимо и выхожу из каморки на улицу. Там чистый воздух, просто стерильный, несмотря на спиртовую вонь, после того смрада, что царил в этом сарае. И сейчас меня начинает трясти. Это нервное. Первое убийство. В этом, разумеется, теле. В старом то... Лучше помолчать. Прислоняюсь к стене, неровной, из дикого камня с глиняными прожилками раствора. Та чуть подаётся под моей стеной, и приходится просто опустить свой тощий зад на полусгнившее бревно, лежащее воле сарайчика. Итак... Тело слабое. Надо его качать. Выносливости никакой. Реакция замедленная. И удалось мне всё лишь потому, что взял противника неожиданностью. Тот просто не ожидал такого вот мгновенного, а главное - беспощадного ответа. Ещё меня удивляет моя собственная реакция на его слова, а главное - на оскорбление, в сущности, чужой мне женщины. Тоже память тела? Не всё ладно в королевстве Датском... Похоже, что матрица где-то дала сбой. А это не есть гут... Очень не зер гут! Появляются слуги, которых просто трясёт от ужаса при моём виде. Ну, понятно. Наверняка думают, что после чудесного исцеления я стал чудовищем... И в чём то они правы. Правда, не знают, насколько их догадка близка к истине. Потому что я, по всем местным понятиям, действительно чудовище. И пусть они благодарят своего Высочайшего, что я не собираюсь разворачивать здесь технический прогресс и строительство своего собственного государства форсированными методами. Мне всего лишь нужно прожить здесь десять лет, по возможности незаметно и не высовываясь, а потом убраться восвояси, когда корабль сядет на планету и я подам сигнал бедствия...
...Слуги с натугой вытаскивают мертвеца из сарая, а доса Аруанн с осуждающим видом приближается ко мне, собираясь разразиться гневной проповедью, но мой бешеный взгляд, поскольку я ещё до конца не успел успокоиться, заставляет все невысказанные слова застрять в горле женщины. Она вздрагивает, и на её лице постепенно проявляется не меньший, если не больший страх, чем у прислуги. Поднимаюсь.
- Мама, у нас нет мяса?
- И ты можешь после этого спокойно есть? После убийства своего брата?!
- Могу. И они - тоже. Если сервы нормально не поедят...
...Киваю на кучку слуг, с натугой волочащих по земле грузное тело убитого...
- То просто не смогут нормально работать дальше.
Аруанн вдруг зябко обнимает свои плечи, обтянутые ветхой материей платья бурого цвета, руками и тихо отвечает:
- Откуда оно у нас, Атти?
- Понятно. А лук со стрелами у нас найдётся?
Поскольку неподалёку довольно густой лес, где должна быть живность, годная для употребления в пищу. К тому же там, насколько я помню задней памятью, есть и речка, текущая с гор. И в ней просто обязана водиться рыба... Матушка запинается на полуслове:
- Есть арбалет твоего отца. И я думаю, что он ещё годен. Но вот стрел...
...Агрегат находится в кузнице, висящим на стене. Грубое ложе, небольшой стальной лук, с такой же тетивой из проволоки. Но зато отсутствуют два самых важных компонента - болты, в смысле, стрелы. И - натяжное устройство, в просторечии именуемое 'козьей ногой' или рычагом. Плохо. Быстро ревизую наличность в кузне: молот большой и молоток маленький, грубые клещи. Зубило. Несколько полос и прут из скверного железа. При попытке вставить прут в отверстие ворота, тот гнётся. А больше ничего подходящего нет. Вот же... Куда ни кинь - везде клин! Что такое не везёт, и как с ним бороться... Снова и снова осматриваю кузню - всё без толку. Горн не разжигали, наверное, лет так дцать, потому что меха рассохлись до такой степени, что заскорузли намертво. Да уж, здесь нужна твёрдая хозяйская рука, а главное - мужская. Потому что женщина, особенно, такая добрая и мягкая, как моя мама, не может быть хорошей хозяйкой... Опять делаю себе зарубку для памяти, в списке неотложных дел. Их уже набирается четыре - деньги, еда, люди, кузница... Мешок с древесным углём... И тут меня словно обжигает - вот же оно, решение! Тем временем народ возвращается уже без тушки бастарда.
- Всем - спать! Ночью опять работа!
Громогласным голосом отдаю приказ, а сам торопливо выуживаю из мешка пару чёрных кусков угля и, подхватив прут, бегу на кухню, где пока ещё не остыла печь, в которой производится перегонка вина на самогон. Сую прут в угли, которые пышут так, что даже подходить к ним приходится, прикрывая рукавом лицо, затем убираюсь подальше в угол, ставлю перед собой ведро с водой, расстилаю тряпку и начинаю тереть угли друг о друга. Тот крошится мелким порошком, постепенно горка чёрного цвета растёт, а время от времени прерываюсь, поглядывая на прут в очаге. Железяка начинает нагреваться. Тёмно красный. Красный, алый. Даже соломенный... Отлично! Хватаю вторую тряпку, бегу к очагу, вытаскиваю пруток за конец и торопливо кручу раскалённый до жёлтого цвета конец в своём угольном порошке, тот вспыхивает мелкими искрами, но тряпка не загорается. Наконец можно и прекращать. Кидаю огрызок металла в воду. Треск, шипение, облако пара вырывается из пузырящейся возле прута влаги, клокотание. Всё нормально. Лабораторная работа из цикла прикладной истории - приведение болотного железа в пригодное для изготовления орудий труда состояние... Вода быстро согревается, но меня это не волнует. Снова сую прут в очаг, только вот угли уже начинают остывать, поэтому подкидываю в печь с десяток поленьев и иду снова в кузницу. Потом процесс повторяется вновь. Снова нагрев до светлого цвета, потом посыпание горячего прутка угольным порошком и закалка в воде. На всё уходит примерно два часа. Зато теперь у меня есть рычаг, которым я без особых усилий натягиваю арбалет. Ну а что приспособить вместо стрел? Приходиться чесать затылок, и тут я вспоминаю, что в папочкиных покоях видел интересную коробку. Уж не там ли болты? Ищу маму. Та находится у ворот, где лежит куча перепрелого до желтизны навоза. Она, вооружившись метлой, подметает землю перед въездом в замок. Ну, это уже вообще...
- Мама! Перестань. Пойдём, откроешь покои отца - там стрелы к арбалету. Я видел.
Женщина молча откладывает метлу, и мы вновь поднимаемся по лестнице. Её молчание меня настораживает, но я тоже не подаю виду. Ежу понятно, что доса Аруанн сильно разгневана произошедшим. Меня это не особо беспокоит, но я боюсь другого - вдруг она откажется от сына. То есть, от меня? Хотя судя по тому, что я прочёл в её глазах, она любит того, прежнего Атти, слепой, не рассуждающей любовью. Значит, скоро отойдёт. Либо сперва остынет, потом отойдёт...
Несмазанные петли визжат, словно режут поросёнка. И - я не ошибся! Быстро открываю клапан сумки - точно угадал! Три коротких стальных стрелы. Да ещё густо смазанные застывшим от времени и почерневшим жиром непонятного происхождения, защищающим металл от ржавчины. Это их и спасло от превращения в труху.
- Думаешь, ты сможешь чего-то добыть?
Кладу руку на меч, по-прежнему висящий у меня на поясе.
