- Вот, что, милейший, сегодня мы обойдемся без алкоголя. Принеси-ка лучше кваса.
Опешивший молодой человек часто заморгал, явно не готовый к подобному повороту сценария.
- Ну, что застыл как соляной столп? Давай, живо!
Командный голос подействовал и водка стремительно исчезла с нашего стола, а вместо нее в графине заплескался холодный ржаной квас. Мы размеренно и лениво стали поглощать закуску. Утолив первый голод, я откинулся на спинку стула и огляделся. В ресторане было полно народа. Оно и понятно - время вечер, к тому же воскресенье. И свободных столов не было. Странно, что для нас оказалось свободное местечко.
А народ в ресторане закусывал, выпивал, громко разговаривал, и казалось, чего-то ждал. Ждал развлечений, это было видно по их внимательным взглядам бросаемых на небольшое возвышение, похожее на театральный помост в миниатюре, некую сцену. Но там было пусто и народ, узрев эту пустоту, возвращался к поглощению.
Неожиданно для меня откуда-то из-за спины вышел полный человек и, сверкая ослепительной улыбкой, с легким наклоном головы поздоровался:
- Здравствуйте, Василий Иванович, здравствуйте Михаил Дмитриевич, как поживаете? Как здоровье?
Я с удивлением посмотрел на подошедшего, напряг память. Было какое-то смутное, нехорошее воспоминание об этой гнусной роже.
- Спасибо, хорошо, - напряженно ответил я. - А как ваши дела э...., Яков Эдмундович?
- Неплохо, господа, очень неплохо, - он, не спрашивая разрешения, подсел к нам за столик. - Сегодня необычайно много посетителей.
- Отчего ж так?
Он еще ослепительнее сверкнул вычищенными зубами.
- По Костроме уже разнесся слух об вашем удивительном таланте. И все эти люди пришли лично лицезреть вас и приобщиться к вашему, без всякого сомнения, великому гению.
Мишка, глотая в этот момент ледяной квас, подавился и зашелся кашлем. Я непонимающе уставился на гнусную улыбающуюся рожу.
- Чего?
- Ну как же, Василий Иванович, всю неделю вы у нас тут под гитару исполняли романсы собственного сочинения. Народ был в восторге от вашей манеры исполнения. Такого у нас в губернии еще не слыхивали.
- Э-э, романсы? - только и выдавил я из себя. И тут же вспомнил как я с гитарой в руках орал прямо вот с этой сцены какие-то песни. Помню поили меня за это безмерно. Брр..., аж передернуло. - И что же я пел?
- "Горочку" вы пели восхитительно, "Восьмиклассницу", "Над полями туман"... и еще другие, я не помню слов.
М-да, "Восьмиклассница" это однозначно Цой, "Над полями туман", наверное, тоже он, а вот "Горочка".... Я такой песни не знаю.
- Особенно посетителям понравилась "Горочка", - гнусная рожа ощерилась довольно. - Если вы не возражаете, то я хотел бы попросить снова вас спеть свои чудные романсы.
Ах, вот оно что! Вот почему этот тип ассоциируется у меня с какой-то гадостью. Он же, гад мерзкий, понял, что на мне можно заработать и пользовался моментом. Когда я был пьян, я с легкостью шел у него на поводу. Да в тот момент и по хмельному делу мне и самому хотелось проораться под гитару, но сейчас-то! Ненавижу когда на мне так в наглую ездят.
- Ну, нет, Яков Эдмундович, петь я больше не буду. Настроение, знаете ли, не то.
Он долго сверлил меня взглядом, а я его и он, наконец, понял, что халява закончилась. Но не слишком этому расстроился. Медленно склонил голову, признавая мою правоту, и ошарашил новой идеей:
- Тогда вы, наверное, не будете против, если ваши песни исполнит другой человек? Нет? Ну, вот и хорошо, - и встав из-за стола, поклонился, прощаясь и, развернувшись, крикнул во всю глотку. - Гришка! Давай, выпускай певца!
Вот же гад предусмотрительный. Подготовился и к такому варианту.
На сцену сей же момент выскочил франт в сценическом костюме, присел на любезно подставленный табурет, взял гитару наизготовку и.... От такой манеры исполнения "восьмиклассницы" неродившийся еще Цой, наверное, волчком в гробу закрутился. Оно и понятно, лабух никогда не слышал оригинала. Ему не к чему было стремиться вот, и корчил он чужую песню по собственному разумению.
Следующей была "Горочка". Я поторопился, когда подумал, что не знаю ее. Прекрасно знаю, это была старая советская песня "Вот кто-то с горочки спустился". Бабка моя, еще несостоявшаяся в этом мире покойница, очень любила запевать ее за веселым хмельным столом. Голос у нее был - заслушаешься. Никто с ней тягаться не мог, всех перепевала своими хрустальными связками.
С "Горочкой" у певца получилось намного лучше, даже, можно сказать, близко к оригиналу. Он проникновенно выводил ее, передергивал струны, жмурил глаза, якобы от брызнувших слез. Публика была в восторге, некоторые дамы даже утирали носики платочком и промокали уголки глаз. А кавалеры не забывали подливать своим дамам ароматного вина.
- Пошли отсюда, Миха, - сказал я, вставая из-за стола, - трезвому здесь совсем неинтересно.
Мишка бросил в рот кусочек запеченной семги и поднялся.
- Пойдем, Вась.
А на сцене певун закончил исполнять "Горочку" и после бодрых аплодисментов взялся за терзание другой песни. На этот раз была "Осень" Шевчука. Я по этой песне в армии учился играть на гитаре.
Мы продрались сквозь толпу, что стояла за дверьми, ожидая освободившегося столика, и медленно пошли вдоль улицы. Торопиться было некуда, солнце еще не село, да и погода стояла просто замечательная. Было тепло и безветренно. Мишка за копейку прикупил кулек семечек у бабушки и сейчас шел рядом, безбожно засоряя мостовую.
- А ты у нас оказывается талантище! - толкнул меня локтем друг и повеселел. - Вон, какие романсы сочинил, бабы рыдают от умиления.
Я отобрал у него горсть семян и присоединился к активному замусориванию территории.
- А то! Я такой! Миха, а ты помнишь, как я пел по пьяному делу?
- Конечно, помню. Лабал так, что бабы от тебя с ума сходили. Записочке тебе оставляли.
- Какие записочки?
- Так вот эти же, - и он вытащил откуда-то несколько мятых листочков и всучил мне. - Они через меня их передавали. А ухажеры ихние хотели морду тебе отрихтовать.
Про ухажеров я пропустил мимо ушей. Перебрал пальцами бумажки, а потом выбросил их, скомкав - ерунда, не стоящая внимания.
- Миха, а я там не буянил?
- Ну, как тебе сказать.... Когда один из ухажеров захотел с тобой поговорить по душам после твоего выступления, ты толкнул его, и он неудачно так мордой об мостовую приложился, что два зуба потерял. И его приятель тоже подавился на вдохе и не мог потом отдышаться. Вот и все, а так... - нет, Вася, не буянил ты.
Да, сейчас мне стал вспоминаться тот случай. Девушка, из-за которой случилась драка, была совсем еще сопливой и прыщавой гимназисткой. Грудь у нее была, правда, хорошо развита и, живи она в наше время, сниматься бы ей в порнофильмах. А так.... Она строила мне глазки, вздыхала, пока я выводил соловьем под гитару, а два ее спутника, краснели от злости все больше и больше. Студенты-задохлики, решившие кутнуть на папкины деньги и охмурить дамочку, подстерегли меня во время похода в сортир и получили свое на орехи. Я хоть и пьяный был, но все же не на столько, чтобы не успокоить двух ботаников.
Утро следующего дня принес нам новый вопрос - "Что делать дальше?" Мы здесь застряли, надолго или даже навсегда. Бесцельно жрать, спать, гулять и насиживать жестким ресторанным стулом геморрой не хотелось. Последняя неделя безделья и пьяного угара показала нам, что надо заняться делом. И мы с Михой решили устроить совещание. Были куплены две тетради с перьевыми ручками и чернилами и стали вспоминать произошедшие знаковые события и будущие технологии. Прогрессорством мы и не думали заниматься, просто были у нас знания об этом самом прогрессе, и грех этим было не воспользоваться.
Итак, первым делом на растерзание пошли наши рюкзаки и первым, что мы вписали в тетрадь, была застежка-молния. Не заметили мы наличие таких деталей у предков, а значит, запатентуй мы ее и наладь производство и будущее наше здесь будет обеспечено. Затем второй строкой была вписана опять же застежка, но уже кнопка, которая также присутствовала на рюкзаке. Потом, ругаясь после испачканных чернилами пальцев и пары клякс, Миха вписал в тетрадь "шариковую ручку". Затем друг снял с запястья часы и показал мне:
- Как думаешь, Вась, что из них можно будет вписать в тетрадку?
Я пожал плечами. Кто его знает, какие технологии будущего скрывают в своих недрах дорогие швейцарские часы. Я в этом не разбирался.
- А я ведь заметил, что все часы у них на цепочках. Никто на руке не носил.
Подумав с секунду, Миха вписал в тетрадь "Часы наручные".
Мы прозанимались этим делом весь день. Вспоминали все, до чего дотянулись наши воспоминания. Мишка основательно прошелся по линии своего бизнеса из будущего и почти несколько страниц оказались заполнены всевозможной мебельной, дверной и оконной фурнитурой. Также различными видами замков, защелок, шпингалетов и прочим. Я вписал все, что знал о пластмассе - о полиэтилене, ПВХ, полистироле и всевозможных изделий из этих материалов и способах их применения. Я понимал, что вряд ли смогу применить свои знания в этом времени, но все же.... Вдруг мы изобретем с Мишкой способ производства пластика? А потом мы стали вписывать все, что могли вспомнить, и что как-то могло нам пригодиться.
