кубки и гребни. Калиф и его визирь всё пересмотрели, и калиф купил наконец для себя и Мансора прекрасные пистолеты, а для жены визиря — гребень. Когда торговец хотел уже опять закрыть свой ящик, калиф увидел маленький выдвижной ящичек и спросил, есть ли и там ещё товары.
Торговец вынул ящик и показал в нём коробку с черноватым порошком и бумагу с очень странной надписью, которую не могли прочесть ни калиф, ни Мансор.
— Эти две вещи я получил однажды от купца, который нашёл их в Мекке на улице, — сказал торговец. — Я не знаю, что они содержат; они к вашим услугам за ничтожную цену, я ведь ничего не могу сделать с ними.
Калиф, который любил иметь в своей библиотеке старинные рукописи, хотя и не мог читать их, купил рукопись и коробку и отпустил торговца. Он стал думать, как бы ему узнать, что содержит рукопись, и спросил визиря, не знает ли он кого-нибудь, кто мог бы разобрать её.
— Всемилостивейший государь и повелитель, — отвечал визирь, — у большой мечети живёт один человек, которого зовут Селимом Мудрецом; он знает все языки. Позови его, может быть, он знает эти таинственные знаки.
Скоро учёный Селим был приведён.
— Селим, — сказал ему калиф, — говорят, ты очень учен. Взгляни-ка на эту рукопись, можешь ли ты прочесть её? Если сможешь, то получишь от меня новое праздничное платье, если не сможешь — получишь двенадцать ударов по щеке и двадцать пять по подошвам, потому что тогда тебя напрасно называют Селимом Мудрецом.
Селим поклонился и сказал:
— Да будет воля твоя, государь!
Он долго и внимательно рассматривал рукопись, но вдруг воскликнул:
— Это написано по-латыни, государь, или пусть меня повесят!
— Скажи, что в ней написано, — приказал калиф, — если это по-латыни.
Селим начал переводить:
«Человек, ты, который найдёшь это, восхвали Аллаха за его милость. Кто понюхает порошка в этой коробке и при этом скажет мутабор [5], тот может превратиться во всякое животное и будет понимать также язык животных. Если он захочет опять возвратиться в свой человеческий образ, то пусть он трижды поклонится на восток и скажет это же слово! Но остерегайся смеяться, когда будешь превращён! Иначе волшебное слово совершенно исчезнет из твоей памяти, и ты останешься животным!»
Когда Селим прочёл всё это, калиф был чрезвычайно доволен. Он велел учёному поклясться никому не говорить об этой тайне, подарил ему прекрасное платье и отпустил его. А своему великому визирю он сказал:
— Это я называю хорошей покупкой, Мансор! Как я буду рад, когда буду животным! Завтра утром ты придёшь ко мне! Потом мы вместе пойдём в поле, понюхаем немного из моей коробки, а затем будем подслушивать, что говорится в воздухе и в воде, в лесу и в поле.
II
Едва на другое утро калиф Хасид позавтракал и оделся, как уже явился великий визирь сопровождать его, как он приказал, на прогулку. Калиф сунул коробку с волшебным порошком за пояс и, приказав своей свите остаться сзади, отправился в путь с одним великим визирем. Сперва они пошли по обширным садам калифа, но напрасно высматривали что-нибудь живое, чтобы испробовать свой фокус. Наконец визирь предложил пойти дальше, к пруду, где он уже часто видал много животных, а именно аистов, которые своей важностью и своим курлыканьем всегда возбуждали его внимание.
Калиф одобрил предложение своего визиря и пошёл с ним к пруду. Придя туда они увидели аиста, который важно расхаживал, отыскивая лягушек и иногда что-то курлыча про себя. В то же время далеко вверху, в воздухе, они увидели другого аиста, летевшего к этому месту.
— Ручаюсь своей седой бородой, всемилостивейший государь, — сказал великий визирь, — если эти двое длинноногих не поведут между собою прекрасного разговора. А что если нам сделаться аистами?
— Отлично! — отвечал калиф.
— Но прежде ещё раз сообразим, как сделаться опять человеком.
— Верно! Трижды поклонившись на восток и сказав мутабор я буду опять калифом, а ты — визирем. Но только, ради неба, не смеяться, а то мы пропали!
Сказав так, калиф увидел, что другой аист парит над их головами и медленно опускается на землю. Он быстро вынул из-за пояса коробку, взял хорошую щепоть, предложил её великому визирю, который тоже понюхал, и оба воскликнули: «Мутабор!»
Тогда их ноги сморщились и стали тонкими и красными: красивые желтые туфли калифа и его спутника сделались безобразными ногами аистов, руки — крыльями, шея вышла из плеч и стала длиной в локоть [6], борода исчезла, а всё тело покрыли мягкие перья.
— У вас красивый клюв, великий визирь, — сказал после долгого изумления калиф. — Клянусь бородой Пророка, ничего такого я не видал в своей жизни!
— Покорнейше благодарю, — ответил великий визирь кланяясь, — но, если я могу осмелиться, я утверждаю, что аистом ваше высочество почти ещё красивее, чем калифом. Однако пойдёмте, если вам угодно, подслушивать там наших товарищей и испытать, действительно ли мы знаем язык аистов.
Между тем другой аист прилетел на землю. Он почистил себе клювом ноги, расправил перья и подошёл к первому аисту. А оба новых аиста поспешили подойти поближе к ним и, к своему изумлению, услыхали следующий разговор:
— Здравствуйте, Длинноножка! Так рано и уже на лугу?
— Очень вам благодарна, моя милая Трещотка! Я добыла себе только маленький завтрак. Может быть, вам угодно четвертинку ящерицы или бёдрышко лягушки?
— Благодарю покорно — у меня сегодня совсем нет аппетита. Я прилетела на луг даже совсем за другим. Я должна сегодня танцевать перед гостями своего отца и хочу немного поупражняться наедине.
В то же время молодой аист с удивительными движениями зашагал по полю. Калиф и Мансор с удивлением смотрели на него. А когда он в живописной позе стал на одной ноге и при этом грациозно замахал крыльями, тогда оба они уже не могли сдержаться: из их клювов вырвался неудержимый смех, от которого они опомнились только спустя долгое время.
Сперва успокоился калиф.
— Это была прекрасная шутка! — воскликнул он. — Такой не купишь за деньги! Жаль, что своим смехом мы спугнули глупых животных, а то они, наверно, ещё и спели бы.
Но теперь великому визирю пришло в голову, что смех во время превращения был запрещён. Поэтому он поделился своим опасением с калифом.
— Клянусь Меккой и Мединой! Это была бы плохая шутка, если бы я должен был остаться аистом! Вспомни же глупое слово! Я не произнесу его.
— Мы должны трижды поклониться на восток и
